Наш дом был последним на улице. Прямо за ним оставался небольшой пустырь, а дальше начинался луг, переходящий в небольшой пролесок.
Влево уводила одноколейная дорога, идущая, надо полагать, прямиком до местного кладбища.
Мысленно отметив, что непременно нужно в ближайшие дни найти повод туда наведаться, я побежала за Кайлом.
К счастью или нет, искать кричавшую женщину нам не пришлось. Она стояла на высоком крыльце соседнего дома, молодая, но грузная, с растрепанными волосами, и продолжала протяжно и тонко скулить, бессмысленно разглядывая свои поднятые ладони, как если бы они были чем-то испачканы.
На другой стороне улицы громко хлопнула дверь, послышался топот — люди сбегались на её крик кто в халате, кто в плаще.
Один из мужчин решительно направился к ступенькам, но Кайл его опередил. Он взлетел на крыльцо и слегка встряхнул женщину, взяв за плечи.
— Что случилось?
Он не повысил голоса, но ему невозможно было не ответить — я хорошо знала это по себе.
Так и это женщина подняла голову, уставилась на него, как если бы не могла разглядеть его лица.
— Джон умер. Повесился. Зачем он, вы знаете?..
В её голосе слышались уже не истеричные, а скорее умоляющие интонации.
Кайл обошел её, направляясь внутрь, но мне последовать за ним не дали.
— Боюсь, это не для ваших глаз, мадам, — мужчина с бородой, подбежавший к дому одновременно с нами, оттеснил меня плечом и тоже прошёл в дом.
Вокруг крыльца успела собраться небольшая толпа, но приблизиться никто больше не решался.
Я окинула людей взглядом, — вроде бы бездумно, но в надежде выцепить хоть что-то стоящее. Кого-то, кто наблюдал за происходящим неуместно спокойно либо, напротив, боялся слишком сильно.
Лица и их выражения были разными. Молодые и постарше, встревоженные и алчущие.
Обычные лица почуявших чужую трагедию горожан.
Они жаждали подробностей точно так же, как мне хотелось войти и посмотреть, но раз уж в этот раз у меня был напарник, на которого я могла себе позволить полагаться, наблюдение за ними становилось моим делом.
— Что произошло? — запыхавшаяся Женевьева остановилась на ступеньку ниже меня, окинула взглядом продолжавшую судорожно хватать ртом воздух женщину, и только после попыталась заглянуть в оставленную открытой дверь.
Они была в плаще, но тёплого платка, прикрывающего горло, под ним не было.
Он точно был на ней, когда мы расставались, и это наводило на один простой вопрос: откуда она пришла?
Едва ли она услышала крик новоиспечённой вдовы из своего дома она не могла. Он стоял слишком далеко — в противном случае, мы бы прошли мимо, и она показала, где живёт.
— Джон повесился, — я в точности повторила то, что слышала.
Женни нахмурилась, а женщина рядом снова начала выть.
К ней наконец поспешили две такие же тучные и неопрятные дамы, а Женевьева вдруг надавила на моё плечо, оттесняя к перилам.
— Что значит, Джон повесился?! Как это может быть?!
Её голос упал до встревоженного и требовательного шёпота, — совершенно недопустимого в разговоре с человеком, которого знаешь меньше двух часов.
Перемены оказались настолько разительны и прекрасны, что я почувствовала себя намного свободнее.
— Она так сказала. И спросила, зачем.
— Это бред, ему незачем было!.. — Женни осеклась, поняв, что заговорила громче, чем хотела бы. — Это её муж, Джон Уортен. У него не было причины поступать так. Его дела только-только пошли на лад, лавка вышла в прибыль. К тому же он был очень верующим человеком...
Она прервалась во второй раз, потому что на пороге показался Кайл — сосредоточенный, но спокойный.
Он вышел как был, в одном жилете, но, казалось, не чувствовал ни вечернего холода, ни начинающего становится колючим ветра.
— Вернитесь в дом.
Не здороваясь с Женевьевой и даже толком не глядя на неё, он, тем не менее, приказывал нам обеим.
Первым моим желанием стал протест. Я должна была не стоять среди напуганных женщина, а осматривать место происшествия, в лучшем случае приказывая эти женщинам падать в обмороки где-нибудь ещё.
Кайл отлично это понимал.
Точно так же, как я понимала, кто здесь старший специалист и как всё должно быть для пользы дела.
Взяв Женни под руку, я молча потянула её вниз с крыльца, а она так же молча последовала за мной, только бросила на Кайла дикий, почти что вопиюще внимательный взгляд.
Точно так же в молчании мы дошли до нашего дома и, пропустив её внутрь, я закрыла дверь.
Само движение получилось у меня неожиданно естественным, как если бы я и правда была хозяйкой здесь, но прямо сейчас внимания это точно не стоило.
— Хотите воды?
Она явно была не в своей тарелке.
Испугалась покойника, как и полагается всякой добропорядочной даме?
Или же дело было в чем-то другом?
— Д-да, спасибо... — Женни поспешно кивнула, прикрыв горло рукой, но тут же отмерла, посмотрела на меня пристыженно. — Если позволите, давайте я сама. Вы наверняка едва успели осмотреться.
Мне оставалось только кивнуть и не мешать ей, а заодно и не смазывать для самой себя картину происходящего.
Женевьева качнула головой, то ли принимая мой ответ, то ли давая мне понять, что уже пришла в себя, и уверенно направилась в сторону кухни.
Превосходно сориентировавшись в темноте, она взяла с полки неожиданно простую для такого дома жестяную кружку, зачерпнула воды из бадьи и осушила ее залпом.
Рядом на полке стояла ещё одна кружка, но мне восстанавливать равновесие не требовалось.
Скорее уж я нуждалась в тишине и возможности проверить, насколько моё мнение о происходящем совпадает с мнением Кайла, но прямо сейчас Женевьева и её реакция были важнее.
— Знаете, что я ненавижу больше всего на свете, леди Нильсон? Трястись от страха. А сейчас я трясусь. Мы все трясемся, — она резко и со слишком громким в тишине пустого дома звука поставила кружку на стол. — Это началось летом. Первыми были старики. Казалось бы, ничего удивительного, ведь люди смертны. Но не так. У нас было по одному мертвецу в день. Иногда по двое или трое. Наши плотники работали, не покладая рук. В какой-то момент мы даже рискнули предположить эпидемию, но никаких признаков болезни не было. Люди просто умирали. Без причины.
«Так же, как без причины в тридцать три года умер Йозеф Мерц».
Спрашивать Женни об этом сейчас точно не стоило, да она бы и не услышала.
Её взгляд сделался почти прозрачным, а зрачки расширились.
— Потом начал погибать скот. В августе — птицы. У мадам Клион в одну ночь сдохли все куры. Как были, на насестах. Они просто уснули вечером и не проснулись утром. А потом начали болеть дети.
Она запнулась и снова положила ладонь себе на шею, то ли инстинктивно стараясь прикрыть уязвимое место, то ли обнаружила наконец отсутствие платка.
Я зачерпнула ещё воды и пожала ей.
Женевьева поспешно кивнула, приняла кружку, и вдруг посмотрела на меня абсолютно осмысленно.
— К счастью, никто из них не погиб. Думаю, это просто не успело произойти. Тогда оно остановилось. Вернее, мы так думали, но... — она сделала несколько мелких глотков. — Люди изменились. Стали злее. То, что раньше могло обернуться разве что скандалом, теперь заканчивается дракой. Месяц назад вдова Валош утопилась в реке, и вовсе не от тоски по мужу, как многим нравится предполагать. Валош был глупцом, к тому же много старше ее. У нее всегда имелась парочка любовников про запас, и что бы ни болтали о ее раскаянии и свирепом духе Валоша, это всё не то. Не то...
Она заглянула в кружку, как если бы надеялась обнаружить на ее дне какие-то ответы, а потом снова посмотрела на меня.
— Простите. Не прошло и дня, как вы приехали, а я уже вас запугиваю.
— Я действительно не суеверна, — подумав, я всё-таки зачерпнула немного воды для себя, чтобы мое поведение выглядело правдоподобным.
Женни оперлась руками о стол и глубоко вздохнула.
— Знаете, Фьельден не так плох. Самуэль путешествовал в юности. Немного. Но он говорит, что этот город ничем не хуже всех остальных. Даже красивее некоторых.
— Вы никогда его не покидали? — мне даже не пришлось изображать удивление, задавая вопрос вроде бы из вежливости.
Мы с ней были примерно одного возраста, и если она все свои тридцать с небольшим лет просидела на месте...
— Нет, — Женевьева улыбнулась мне устало, коротко, но искренне. — Сказать по правде, мне никогда и не хотелось. Для вас это, должно быть странно. Вы ведь упоминали, что раньше много странствовали с графом. Я не такая. Хотя это, должно быть, очень интересно — увидеть другие страны и города, встретить непохожих на нас людей... Не думаю, что я умерла бы от страха или не справилась с этим, но я всегда чувствовала, что моё место здесь. Что именно во Фьельдене я буду нужна для чего-то. Хотя, это, наверное, так глупо. Брат Лукреций говорит, что задача людей — восхвалять Безликого Бога и благодарить Плачущую Богиню...
— Вы не верите в этих Богов. Вы верите в Фэрэй.
Это было смелое предположение на грани откровенной дерзости, но уж слишком хорош оказался выпавший момент. Идеально подходящий.
Женни болтала почти бессвязно, скорее уж размышляла вслух, и грех было этим не воспользоваться.
Поняв, что именно я ей сказала, она повернула голову, взглянула на меня серьёзно и спокойно.
— Готиингсы, и в особенности Матильда, любят болтать о Фэрэй. Вам ещё расскажут много страшных сказок о том, что она любит жить среди людей. Принимать облик обычной женщины и ходить среди нас, наблюдая за нами и незаметно воздавая нам по заслугам. Вы молоды, красивы, у вас завидный муж. Не думаю, что нужно объяснять вам причину, по которым вас будут недолюбливать.
Она именно так и сказала, «Готиингсы», подчеркнуть отстраняясь от семьи мужа, и это тоже следовало запомнить.
— Вы с господином Самуэлем давно женаты?
Вопрос мог показаться странным, но Женни, судя по короткому смешку, и сама поняла свою оплошность.
— Восемь месяцев. Я...
Дверь хлопнула совсем негромко, но она замолчала, сочтя, что через минуту найдутся делам разговоры поважнее.
Я же прекрасно узнала Кайла по шагам, но на мгновение мне показалось, что они отдаются по дому эхом, как будто к кухне с разных сторон приближались как минимум двое.
Остановившись на пороге, он немного помолчал, привыкая к темноте, и только потом вежливо кивнул Женевьеве в знак приветствия.
— Госпожа Готиингс. Ваг супруг ждёт вас снаружи.
Она снова схватилась шею, всего на долю секунды отвела глаза, а потом улыбнулась немного растерянно.
— Да, мне уже пора. Благодарю за приём, леди Элисон.
Я хотела выйти и проводить её, как полагается радушной хозяйке, но Женни пересекла холл почти бегом, низко опустив голову.
Она всё ещё была встревожена, если не сказать больше, а Самуэль, которого я успела увидеть мельком через приоткрывшуюся, когда она выходила, дверь едва не бросился ей навстречу.
На месте он, конечно же, устоял, — сила воли у сына мэра должна была быть отменной. Однако в левой руке он держал платок, — тот же, что был на его жене днём или очень похожий.
— Что там произошло? — я спросила, не оборачиваясь.
И совсем не удивилась, когда голос Кайла прозвучал ближе, чем должен был бы, если бы он всё ещё стоял на пороге кухни.
— Кажется, новый хозяин Фьельлена сказал нам: «Добро пожаловать».
Я все-таки посмотрела на него, но не успела поймать взгляд, потому что он развернулся и, перешагивая через ступеньку, ушел наверх.
Моего «Спасибо» ни за вещи, ни за принесённую воду он не просто не принял, — как будто не услышал вовсе.
И всё же, когда дверь спальни захлопнулась едва ли не перед моим носом, вместо вполне логично обиды я испытала нечто среднее между охотничьим азартом и облегчением.
Подобным образом Кайл отстранялся, когда ему было над чем подумать. Выходило, что после недолгого пребывания в доме бедолаги Джона повод для таких размышлений у него появился.
Инстинкт и привычка требовали выждать полчаса и постучать. В крайнем случае — встать пораньше и с лёгкой иронией потребовать правды.
Выливая на себя первый ковш, я сделала два глубоких вздоха и приказала себе успокоиться.
Проблемы Фьельдена были его звданием. Меня же отправили сюда только потому, что мне нужно было на время исчезнуть из замка.
На что бы ни толкали мои привычки и гордость, статус младшего специалиста а серьёзно деле был много лучше, чем необходимость лечить от бесплодия чужих коров и ставить защиту на курятники.
Натягивая рубашку, я усмехнулась, думая о том, что стоит всё же быть осторожнее у своих желаниях. В частности, с готовностью учиться затыкаться вовремя.
Я всегда легко засыпала в новых местах, и кровать была просто кроватью. Или что-то другое, что её заменяло.
В этом же доме я была почти уверена, что не сомкну глаз, однако провалилась в сон, едва опустив голову на подушку.
Он не принёс ни муторных видений, ни кошмаров, и очнулась от него я так же стремительно — как если бы прошла не целая ночь, а пара минут.
В доме, кроме меня, никого не было.
Мне не было нужды выходить из спальни иди окликать по имени, чтобы понять: Кайл ушёл.
Мерзостное и хорошо знакомое ощущение всё-таки сдавило рёбра, словно по привычке, и я, подумав секунду, всё же надавила на ручку двери, ведущей в его спальню.
Вещи были на месте. Часть из них осталась брошена в беспорядке, — неизбежном в первое утро после приезда.
Ещё один вдох, такой же глубокий, как вчера.
Пока мы здесь, я часто буду просыпаться так.
Коль скоро уж этот проклятый банк в действительности принадлежит ему, вести дела он тоже станет по-настоящему.
Я же буду проводить время с местными дамами, навещать вдову Мод и видеть его в лучшем случае по вечерам.
Самая обычная жизнь, какой живёт большинство людей.
Как правило, подобные формулировки навевали на меня тоску, но прямо сейчас меня это вполне устраивало. Видеться как можно реже и убраться отсюда поскорее — самый лучший план.
Часы показывали больше, чем ожидалось — не чувствуя, что сплю, я проспала дольше, чем была намерена. В сущности, это ничего не меняло, но вызвало досаду, от которой я могла избавиться только занявшись делом.
Для начала — пройдясь по дому.
При дневном свете он оказался еще красивее, чем мне виделось вчера. Мебель была основательной, но не казалась громоздкой, а цвета и украшения были подобраны с необычайным вкусом.
Кому бы ни принадлежал этот дом прежде, его обустраивали так, словно не собирались из него уезжать.
Конюшню я и вовсе нашла идеальной. Большая и тёплая, она отлично подходила для наших лошадей. Даже оставшись в непривычном одиночестве, Искра выглядела абсолютно довольной, и я простояла с ней не меньше четверти часа, гладя по переносице и шее и нашептывая ласковые слова, предназначенные только ей. После случившегося в замке это казалось особенно важным.
Обойдя дом кругом, я противоположной стороны я обнаружила старый, но чистый каменный колодец и пришла к выводу, что стоит всё же расспросить Женни об этом месте. Если никто не пожелал сделать всю эту роскошь своей собственностью, это точно было неспроста.
Поднявшись на крыльцо, я задержалась взглядом на соседнем доме.
Сегодня он выглядел мёртвым, как будто внутри лежал не один покойник, а не меньше десятка.
Смерть не просто заглянула к Уортенам, она поселилась в этом доме вместе с ними.
Или вместо них.
Кайл не стал бы прощаться словами, и если такое представление было устроено в нашу честь...
— Леди Нильсон!
Задумавшись, я всё-таки вздрогнула, услышав это обращение, но это так удачно можно было списать на эффект неожиданности.
Женевьева стояла за моей спиной в нескольких шагах от крыльца, как если бы не была уверена в том, что сегодня я захочу её видеть.
Я улыбнулась ей коротко и бледно, как это было уместно в сложившихся обстоятельствах, и подошла ближе.
— Здравствуйте. Как ваше самочувствие?
— Благодарю, всё хорошо, — она вернула мне такую же улыбку и тоже посмотрела на дом Уортенов. — Я думала о том, стоит ли принести вам извинения за вчерашнее, но в конце концов решила, что не стоит. Мы все были не у себе.
Такая прямота могла бы обескураживать, но мне она нравилась, и чем дальше, тем больше.
— Да. Думаю, сегодня я уже смогу стать хорошей хозяйкой и предложить вам чашку чая.
Поговорить с ней о доме прямо сейчас было бы удобно и уместно, но Женни качнула головой:
— Я бы не отказалась, но пришла не за этим. Мы с Самуэлем занимаемся похоронами Джона.
— Почему вы? У вдовы нет ни друзей, ни родственников? — вопрос сорвался у меня быстрее, чем я успела себя остановить.
Однако Женевьева, на мою удачу, не усмотрела в нём ничего странного.
— Есть, но Самуэль считает себя обязанным заботиться о таких вещах. О тех, кто умер странной смертью в этом городе.
«О тех, кого он не смог спасти».
Это так и осталось непроизнесенным, но она знала, что я пойму.
Мне оставалось только кивнуть, подтверждая.
— Я подумала... — Женни быстро облизнула губы. — Понимаю, что такое предложение может показаться странным. Тем более, что вечером приём и вам нужно готовиться.
— Разве его не отменили? — я перебила её очень невежливо, но удивление моё было неподдельным.
Я не просто была уверена в том, что вечер не состоится. Я даже не предположила, что всё может остаться в силе.
Женни же вдруг улыбнулась шире и веселее.
— Мэр Готтингс не настолько раним, чтобы отменять планы из-за смерти одного из горожан. Жизнь ведь продолжается. Сейчас я иду к могильщикам, и решила спросить, не захотите ли вы пойти со мной? Погребение усопшего, тем более самоубийцы, не самый приятный повод, но это всем интересно. Вы сможете быстрее со всеми познакомиться и завести нужные вам связи.
Не рассмеяться стоило огромного труда, потому что, Нечистый её побери, на её месте я поступила бы так же. Когда кажется, что человек чего-то стоит, проверить это предположение проще простого — нужно всего лишь пригласить его на кладбище.
— Одну минуту, я только возьму плащ.
Сворачивающая влево дорога за нашим домом действительно вела к могилам. По крайней мере, Женевьева повела меня по ней.
— Спасибо, что согласились. Я не боюсь мертвецов, но...
–... Но это бывает неприятно, — я кивнула, давая знать, что понимаю её и в этом. — Могильщики не любят такую работу. Наверняка попросят за неё двойную цену.
— Скорее, тройную, — Женни посмотрела на меня, и хотя её лицо осталось спокойным, в глазах мне приводилась очень приятная искорка.
Происходящее явно было ей не впервой, и сейчас, когда мы шли мимо редко растущих старых деревьев и рядом точно не было лишних ушей, моё маленькое любопытство должно было стать вполне уместным.
— Похоронами того человека, которому раньше принадлежал банк, тоже занимались вы? Кажется, его фамилия была Мерц...
— Йозеф, да, — Женни кивнула и посмотрела себе под ноги. — Да, этим тоже занималась. Это было проще, потому что он ничего с собой не сделал. Бедняга просто умер в своей постели, как глубокий старик. Сесиль не слабая и не глупая женщина, но его смерть её подкосила. Знаете, у них была такая любовь. Многие им завидовали.
— В самом деле? — я вскинула бровь, стараясь не морщиться от того, как глупо это прозвучало.
Благо, Женни выдала в ответ именно ту реакцию, которой я от неё добивалась, а именно продолжала рассказывать:
— Да. У неё есть старший сын, рождённый до брака. Никто не знает, кто его отец. Не исключено, что Людвиг дитя насилия, но брат Лукреций всё равно клеймил её позором.
— Ох уж эти святые братья...
Я процедила это искренне, и Женни в очередной раз кивнула, соглашаясь.
— А потом рядом с ней появился Йозеф. Ему пришлось поссориться с матерью, чтобы жениться на ней. Леди Мерц хотела для сына более удачной партии. Она смягчилась только после рождения Люси. Самуэль отговаривал Сесиль продавать банк, обещал, что поможет, но она настаивала на своём. Дальше вы знаете.
О том, что именно происходило дальше я как раз таки не имела ни малейшего понятия, но признаться в этом было по тысяче причин невозможно.
— За его место могильщики тоже брались неохотно, — мы прошли не меньше трёх ярдов, прежде чем Женни заговорила снова. — Помните, я говорила вам, что мы все трясемся от страха? Они тоже боятся этих странных мертвецов. Распускают слухи о том, что те встают по ночам из могил, бродят по городу и заглядывают в окна.
Я последовала её примеру и тоже посмотрела себе под ноги, раздумывая, но быстро сочла, что не стоит сообщать ей, что подобное не исключено.
— Знаю, что вы не суеверны, но на всякий случай скажу: это не правда, — Женни снова перехватила мой взгляд и уголки её губ дрогнули. — Я три ночи просидела в настоящей засаде на них, но так никого и не увидела.
Дорога, по которой мы шли, в целом была ровной, но я всё равно едва не споткнулась, услышав это.
Она точно не шутила, и попытавшись вообразить, как именно это было, я опять лишь чудом не засмеялась.
Когда ещё святой брат Матиас рассказывал о том, как выслеживал кладбищенских воров, я с лёгкостью смогла представить себе его затаившимся среди могил. Но Женни...
На небольшом отдалении послышались голоса, а потом из-за поворота навстречу нам вышли три немолодые женщины. Они двигались некрасиво, с заметным трудом, и их неразборчивые причитания, разносящиеся над пролеском, звучали насквозь фальшиво, но ничего примечательного в них не было.
— Это местные кликуши и сплетницы. По возможности держитесь от них подальше, — Женевьева проговорила это быстро, тихо, но очень чётко.
Она явно предпочла бы прервать наш разговор до тех пор, пока мы не разойдёмся с этими дамами, и я опять-таки оказалась с ней согласна.
Когда мы поровнялись, женщины покосились на нас так злобно, что между лопатками пробежал характерный холодок. Стоило нам сделать всего пару шагов, в спину раздалось злое, но прекрасно различимое:
— Ведьмовское отродье! Это ты принесла беду!
Я развернулась, уверенная, что обращаются ко мне, но три таких же яростных плевка полетели Женевьева под ноги.
Она не вздрогнула, не втянула голову в плечи и не попыталась отскочить. Просто подняла глаза и посмотрела на женщин в ответ.
Та, кто начала это, прищурилась и вздохнула так же шумно, как дышит бык перед атакой, а потом развернулась и поковылял дальше, а её спутницы поспешили за ней.
Женни же ещё почти минуту продолжала стоять на месте, глядя им в след, а я с удовольствием отметила, что женщины под её взглядом прибавили в скорости.
— Что это такое было?
Я ничего не знала о ней, но это маленькое происшествие сближало настолько, что уместным казалось спросить.
Женни повернулась ко мне, пожала плечами и мы пошли дальше.
— Моя мать была ведьмой. И её сестра тоже. И их мать. Я — нет, но это не мешает людям проклинать меня за каждого мёртвого гуся. Раньше было хуже. С тех пор, как я вышла замуж за Готтингса, они почти не смеют. Ограничиваются этим.
Я всё-таки улыбнулась, но спрятать эту улыбку не успела, Женни её заметила.
По всей видимости, именно эту инаковость я и прочитала в ней с первого взгляда. Она однозначно любила своего Самуэля, и испытывала при этом здоровое злорадство всякий раз, когда имела возможность назваться его фамилией. Как бы они ни плевали ей в спину и какие бы камни ни бросали вслед...
Как она сказала? «Вы молоды, красивы, у вас завидный муж»...
Сколь сильно бы её ни ненавидели, она была вне досягаемости, да ещё и счастлива при этом.
— Вас это забавляет? — моя улыбка смутила и насторожила ее, но совсем немного.
— Я просто подумала о том, что некоторые вещи везде одинаковы, — я успела повернуться вовремя, чтобы встретить ее взгляд.
Впрочем, Женни и не собиралась отводить его.
— И вас это не пугает?
— Нет, — я пожала плечами и снова улыбнулась ей, но на этот раз куда сдержаннее. — Я готова спорить, что, если во Фьельдене и есть настоящая ведьма, плюнуть ей вслед они никогда не посмеют.
Несколько секунд Женни молчала, а потом взглянула на меня как будто с плохо скрытым удивлением.
— Да, есть. Старуха Мюррей. Ей так много лет, что никто даже толком не помнит, как её зовут. Мать говорила, что Августина. К ней ходят гадать и по всяким прочим нуждам, но меня она в дом не пускает.
Это была уже по-настоящему интересная информация, и я отделалась лёгким пожатием плечами:
— Должно быть, не терпит конкуренции.
На этот раз мы едва не засмеялись обе, но одновременно же умолкли, потому что деревья по обеим сторонам дороги вдруг закончились, и впереди показалось кладбище.
Оно было очень большим и настолько старым, что я почувствовала, как земля гудит под ногами.
Прислушиваясь к этому месту и этому ощущению, я остановилась, как завороженная, и Женевьева замерла рядом со мной.
О чем бы она в этот момент ни думала, мешать мне она точно не намеревалась, и я могла стоять и смотреть — на кажущиеся бесконечными ряды надгробий и могил. Некоторые из них были совсем старыми, покосившимися и провалившимся под землю.
Имелась тут и церковь, деревянная, неухоженная, начавшая крениться набок от времени и сырости. Очевидно, мудрый святой брат Лукреций предпочитал вести дела в городе, где людей было больше, а обстановка приятнее.
Это место, на первый взгляд, ничем не отличались от десятков, если не сотен таких же, виденных мною прежде, и всё-таки что-то особенное в нём было. Всего на одно небольшое мгновение, но воздух показался мне плотнее, чем он должен был бы быть а это время года. Более густым и тяжёлым, выстуженным не северной осенью, но чем-то потусторонним. Как если бы равнодушный и беспощадный холод поднимался из самой земли.
— Вот. Об этом я говорила, — Женни кивнула мне влево. — Те странности, что творились во Фьельдене. Выглядит удручающе, даже жутковато, но раз уж вы собираетесь здесь жить, вам придётся так или иначе столкнуться с этим.
Там, куда она указывала, тянулись четыре длинных ряда свежих могил.