— Тебе слишком идёт красный.
— Красный идёт всём блондинкам.
— Тебе он идёт особенно.
Взятое с собой на особый случай, — вроде дурацкого приёма у мэра, — платье было красным.
Заказывая его, я не руководствовалась милым воспоминанием о словах бывшего мужа, но оттенок ткани в самом деле оказался удачным и безоговорочно мне подходил.
В тот период денег, выплачиваемых Советом, было больше, чем мне требовалось на повседневные нужды, и маленький каприз в виде красивого платья... Я не нашла причин, чтобы этого не сделать.
В интерьере нашего временного дома во Фьельдене оно смотрелось много уместнее, чем в зеркале в моей комнате в замке. Отделанный атласом подол, глубокое в меру приличий, но выгодно подчеркнувшее грудь декольте, закрытые плечи.
Уложив волосы в причёску, от которой тоже давно отвыкла, и критически оглядев себя, я пришла к выводу, что вполне сойду за жену графа.
Главное не забывать глупо улыбаться и не говорить людям ничего в духе... Ничего вроде того, что мог бы позволить себе сказать специалист Совета.
— Ты идешь в этом? — бесшумно и без стука открывший дверь Кайл остановился на пороге спальни, но раздражения это не вызвало.
Я только отвернулась от зеркала, чтобы посмотреть на него прямо.
— Думаешь, это неуместно?
Он окинул моё отражение подчёркнуто критическим взглядом, но так и ничего не сказал, только подошёл ближе и положил на стол очередную папку.
— Вдовы Мерц на празднике не будет. Даже если она не самая порядочная вдова, её вряд ли туда приглашали. Постарайся найти того, кто тебя ей представит.
— Уже нашла, — я тоже подошла к столу не глядя на него и вовремя подавившись замечанием о том, что не нужно учить меня работать. — Можно?
Кайл тихо хмыкнул и кивнул, как будто мне не стоило спрашивать.
Я же просто открыла папку, хотя и без того догадывалась о её содержимом. Очень крупная сумма разными купюрами и документы. Внушительный депозит, сформированный из доходов банка, на её имя и право собственности для её детей в случае её такой же внезапной, как Йозефа, смерти. Это ей нужно будет подписать.
— Если у Женни не окажется планов, я рассчитываю встретиться с ней завтра.
— Ну вот и хорошо, — Кайл опустил руку в карман и как будто потерял ко мне всякий интерес.
Не следовало его спрашивать, но я всё же не удержалась:
— Йонас не будет возражать?
— Не его дело, как я распоряжаюсь, своей собственностью. Делая дорогие подарки, стоит быть готовым к подобному.
Он перехватил мою руку, — левую, но сердце всё равно пропустило удар.
Шрам на правой был прикрыт рукавом, но даже случайное прикосновение к нему могло оказаться неуместно личным.
Моей секундной растерянности Кайлу хватило, чтобы небрежным, даже чуть раздражённый жестом надеть мне на палец кольцо — тонкое, без излишеств, но с тремя маленькими темными камнями. Тем самым янтарём.
— Постарайся больше не терять.
Если бы в этом была откровенная насмешка, я бы просто ответила в тон, не обратив внимания на то, как жарко вдруг стало в комнате. Однако в его голосе было что-то ещё, — что-то такое, что я не смогла понять так сразу.
Должно быть, мы и правда слишком давно не...
— И надень это. Они хорошо подойдут к твоему платью, — с подчёркнутой, почти что издевательской любезностью Кайл положил поверх предназначенной для вдовы Мерц папки бархатный мешочек, повернулся и ушёл.
Сердце билось быстрее, чем было позволительно, и, стараясь этого не замечать, я потянула за край ленты, которой этот мешочек был завязан.
Внутри оказались серьги. Совсем немного белого золота в качестве креплений и камни. Два крупных полупрозрачных камня, похожие по форме на слезы — как капли солнечного света, если поднести к свече. Густого коньячного оттенка, если держать в ладони.
Ничего похожего на этот янтарь не встречалось мне прежде, и теперь он завораживал, удерживал на себе взгляд.
К платью они действительно подходили идеально. Подошли бы практически к любому, но именно с этим смотрелись так, словно и были задуманы как вызов местному обществу.
Отчаянно дерзкий вызов, если не забывать о том, что достать их можно было только у фьельденского ювелира.
Первые же недобрые взгляды я поймала на себе сразу, стоило нам войди в неприлично огромный зал для приёмов в доме мэра Готтингса.
Праздники здесь явно любили и не скупились на свечи и угощения.
— Кажется, мэр рассчитывает, что ты принесешь его городу по-настоящему хороший доход.
Кайл хмыкнул и прижал мою руку локтем чуть сильнее, чем следовало.
— Пусть верит в лучшее.
Налоги, поступающие от банка в городскую казну напрямую зависели от того, насколько хорошо идёт дело. Однако я готова была поспорить, что, помимо положенных по закону платежей, предусматривалось и что-то ещё.
Что-то, дававшее покойному господину Мерцу право это дело открыть и развивать.
Любопытно, как скоро господин мэр намекает на подобное графу Нильсону. И как бы сделать так, чтобы при этом присутствовать.
Заключалась ли причина в суровом северном климате и долгой зиме, или же дело просто было в моде, но фьельденские женщины в массе своей одевались, — тем более наряжались, — очень ярко.
В первые минуты я почти ослепла от блеска многочисленных украшений, но очень быстро глаза привыкли настолько, что я смогла даже различить профиль Женевьевы.
Если кто-то и бросал вызов этому обществу, так точно она. На ней снова не было ни многочисленных огромных камней, ни перьев, ни аляповатого платья. Красивая и достаточно простая прическа, темное платье — очевидно в качестве саркатичного напоминания о трагедии Уортенов, — но роскошные бриллианты в ушах. Такие точно не могла позволить себе дочь местной ведьмы, но зато они были под стать супруге сына мэра.
Самуэль и еще несколько мужчин и женщин стояли рядом с ней, но меня интересовал только Готтингс.
Красавцем в прямом смысле слова я бы его не назвала, — он был обычным молодым мужчиной с приятной внешностью, но что-то интересное в нем определенно прослеживалось. Быть может, дело было в привычной ему отстраненности, которая читалась на лице. Такие, как старший сын мэра, могли слушать внимательно и отвечать по сути разговора, но их подлинные интересы находились далеко за пределами происходящего вокруг.
Судя по бриллиантом, единственным, что его волновало по-настоящему, — помимо благополучия этого города, разумеется, — была Женевьева.
Драгоценности, которые говорят о многом, и на удивление хорошие для Севера дороги.
— Граф Нильсон, добро пожаловать! Графиня, — сам мэр, величественный и немного надменный, появился из толпы, как скала из-за резкого поворота.
Госпожа Матильда снова следовала за ним, отставая ровно на полкорпуса.
Удостоившись от старшего и главного Готтингса лишь короткого кивка и окончательно убедившись в том, что моего имени он даже не знает, я постаралась удержать в меру глупое и приветливое выражение лица.
Если сам мэр не знал, насколько он смешон, не стоило становиться той, кто намекнет ему на это.
Достаточно на сегодня и выходки Кайла с ювелиром.
— О, леди Элисон, вижу, вы нашли свое кольцо! Должно быть, оно закатилось среди вещей? — Джеральдина, которую, по всей видимости, водили за собой в качестве забавной собачки, выглянула из-за плеча Матильды и совершенно бесцеремонно потянулась к моей руке.
— К сожалению, нет. Это новое, — я улыбнулась ей тонко и очень приветливо, демонстрируя кольцо.
Привыкнув быть в первую очередь специалистом Совета, я тем не менее не разучилась говорить милые женские гадости.
Судя по скорости, с которой в лице бедняжки Джеральдины происходили перемены, Альфреда Готтингса будет ждать непростой вечер. Его непосредственная супруга наверняка поинтересуется, как бы поступил он, доведись ей потерять обручальное кольцо, но что-то мне подсказывало, что варианта «Самому отправиться к ювелиру в первый же день на новом месте» среди предложенных не окажется.
— Очень красивое! А вам очень идут наши камни! — из-за спины самого мэра выпорхнула пахнущая свежестью и прекрасная Камилла.
Интуиция нашептывала, что именно она заметила нас первой и поторопила дядюшку поздороваться.
На фоне всех прочих девиц и красующихся невест она была по-настоящему хороша в платье из бледно-зеленого шёлка и с ниткой жемчуга в высоко убранных волосах. Красивая шея, небольшая группа подчёркнутая удачным декольте… Юная леди совершенно точно собиралась идти в атаку, и на всего на минуту, но я испытала абсолютно искреннее, хотя и не слишком благородное злорадство. Господин Этьен в простой рубашке, да ещё и на фоне грядок с капустой наверняка произвёл бы на неё неизгладимое впечатление.
— Если со стороны дам не последует возражений, предлагаю их ненадолго покинуть. Хочу представить вам нескольких интересных полезных людей, — обращался мэр по-прежнему только к Кайлу.
Тот качнул головой, не решаясь отвечать за всех присутствующих дам, но со своей стороны выражая согласие, и мне снова стало смешно.
Три года в забвении стали для него огромным сроком. Он засиделся и соскучился по жизни, в которой мог играть с людьми, управлять их чувствами и страхами по своему разумению.
Райан Готтингс с его самолюбованием подходил для подобных развлечений идеально, и лично я не видела ничего дурного в том, чтобы оставить их наедине.
— Ах как славно! — стоило мужчинам удалиться, Джеральдина всё-таки изловчилась вцепиться в мой рукав. — У графа определённо есть вкус! Он к вам так добр! Мой Альфред не потерпел бы подобной небрежности!
До отвращения пристальный взгляд её Альфреда я почувствовала немногим ранее, когда мэр только подошёл к нам, но предпочла сделать вид, что не замечаю и не понимаю его смысла.
В конце концов, он был не первым и не последним, кто позволял себе пялиться подобным образом.
— Приятно, что вы послушались моего совета. А теперь прошу меня простить, — Матильда окинула кольцо лишь одним снисходительным взглядом и тоже растворилась в образовавшейся толпе.
— Вы наверняка ещё толком не успели посмотреть город? — оставшаяся за старшую Камилла постаралась улыбнуться мне приветливо, но её взгляд метнулся мне за плечо.
Аккурат в ту сторону, в которую её уважаемый дядюшка сопроводил графа Нильсона.
— Ты не представляешь, как много у графини дел после переезда, моя дорогая! — Женевьева появилась откуда-то сбоку и улыбнулась ей так, что мне пришлось отвернуться и закашляться, чтобы спрятать смех.
Раздражавшее меня саму до зубного скрежета «графиня» сейчас, — впервые, — прозвучало как пощёчина.
Доведись нам с Женни поменяться местами, я бы сказала это намеренно — продуманно, но так, чтобы было не придраться, задела зарвавшуюся девчонку чужим статусом.
Они не любили жену Самуэля, смотрели на неё свысока и полагали, что ей не место в приличном обществе.
К моему приятному удивлению, она платила им взаимностью. Правда, делала это только в те редкие разы, когда ей было не всё равно.
— Я украду у вас леди Элисон ненадолго, если позволите.
Крепко взяв за локоть, Женни буквально вырвала меня из рук Джеральдины.
На лице последней отразилось искреннее огорчение — вероятно, она лишь теперь разглядела мои серьги и намеревалась задать пару вопросов и на этот счет.
Камилле расставаться со мной жаль точно не было. Краем глаза я отметила, что она почти сразу же устремилась в противоположный конец зала.
— Вам очень идёт. Они так оттеняют ваши глаза, — она указала на серьги коротким кивком, но продолжила тянуть меня за собой, пока мы не оказались у окна.
Воздуха здесь было больше, а слышать нас никто не мог.
— И всё же, если позволите, леди Элисон, один маленький совет. Вам следовало ответить, что об отличном вкусе графа свидетельствует тот факт, что он женат на вас.
Прямо за её спиной оказался столик с напитками, и я тихо хмыкнула, прежде чем потянуться к бокалу с шампанским.
— Сам граф с вами бы поспорил.
— Мнение графа в эту минуту никого не интересовало, — Женевьева развернулась и тоже взяла бокал. — Я понимаю, что вы много лучше воспитаны и по целому ряду причин не можете позволить себе того, что могу я. Но вам не нужно бояться ставить на место некоторых людей.
Бриллианты в её ушах сверкнули спокойно и холодно, и я подумала, что Женни гораздо больше подошли бы чёрные камни.
Как те, что были когда-то в моём браслете.
При воспоминании о нём рёбра сдавило от тяжёлого и горького сожаления. Пришлось сделать слишком большой глоток, чтобы не подавиться им.
— Вы слишком хорошего мнения обо мне.
— Либо вы намерены оповестить всех о том, что вы не дура, в самый неожиданный момент и самым потрясающим образом, — отсалютовав мне бокалом, она ослепительно улыбнулась и тут же поднесла его к губам. — Здесь больше людей, чем я могла предположить.
Перемена темы оказалась столь стремительной, что я невольно улыбнулась снова.
— Я тоже не думала, что господин мэр устроит настоящий бал.
— Господин мэр любит, чтобы всё было не хуже, чем в столице, — Женни продолжала смотреть на собравшихся, а я отметила про себя, что профиль у нее тоже на редкость красивый.
Шампанское было приятным, и, сочтя, что еще один глоток точно не повредит, я снова поднесла бокал к губам.
— В столице все намного проще. Кайл не любит высший свет, я тоже. А в нашем кругу отдают предпочтение… качеству.
Женевьева спрятала улыбку за небольшим глотком, и, на мой взгляд, сделала это совершенно напрасно. Улыбка эта была очаровательной и в меру циничной.
Разве что у неё самой были определённые намерения относительно окружающих.
— Именно так я и предположила. Хотя мне и кажется необычным, что с такой внешностью вы не стремитесь блистать в свете.
— Но вы ведь никогда не хотели покинуть Фьельден.
Мы переглянулись, и на этот раз улыбнулись одновременно. Одинаково сдержано.
— Как бы там ни было, мы обе прекрасно всё понимаем, — Женни медленно, как будто лениво кивнула мне на сверкающий зал.
Я повернулась в ту сторону, куда она указала, и с некоторой оторопью обнаружила, что Кайл танцует с Камиллой.
Оркестр играл простенький вальс, — то, что нужно в начале вечера.
Кайл вкл красиво и уверенно, как если бы и правда не было дома в лесу и грядок, а девица в его руках так трогательно склонила голову, изгибая красивую шею. На её щеках выступил лёгкий румянец, а на уверенно лежащая на плече кавалера рука робко дрогнула.
— В своё время эту маленькую дрянь не остановил даже тот факт, что Сэм приходится ей кузеном. Она умеет выбирать мужчин. К счастью, не все они покупаются на смазливое личико.
Я развернулась к Женевьеве, быть может, слишком резко, но мне вдруг показалось, что со мной говорит вовсе не она. Голос прозвучал ниже и злой насмешки в нём было столько…
Однако кроме неё рядом никого не было.
Женни посмотрела на меня в ответ и качнула головой.
— Простите. Но я сочла, что лучше предупредить. Тонкости ваших взаимоотношений с господином графом будут занимать местное общество ещё некоторое время.
Делая третий за вечер глоток, я пожалела, что не могу сказать ей о том, что граф волен делать всё, что ему заблагорассудится.
Как будто облеченная в слова правда могла стать ещё правдивее.
Женни тем временем посмотрела поверх толпы, и, проследив её взгляд, я обнаружила, что скучающая Джеральдина повисла на локте Самуэля.
По всей видимости, как раз она считала его обязанным развлекать её братом.
— Кажется, господина Готтингса пора спасать.
— Вы меня извините? — Женни едва заметно, но выдохнула с облегчением, поняв, что не нужно придумывать оправданий.
Если её мужу в самом деле приходилось не просто в семье, для неё так естественно было служить ему опорой.
— Идите и не тревожьтесь. Я сумею себя развлечь.
Она кивнула, поставила бокал на столик, а потом вдруг нахмурилась.
— Мне показалось, что вы хотели о чём-то поговорить со мной.
Интуиция её определено не подводила, но, учитывая её происхождение, это было неудивительно.
— Я хотела просить вас представить меня вдове Мерц. Если это, конечно, уместно.
Брови Женни сошлись на переносице ещё больше — она думала, пыталась подсчитать варианты, возможные последствия и шансы на то, что я могу навредить и без того убитой горем женщине.
— Думаю, это пойдёт ей на пользу. Она замкнулась в себе и мало с кем поддерживает контакты после смерти Йозефа. Если вы уверены, что хотите этой встречи, я зайду за вами в обед.
— Благодарю, — я толком не сдержала удивления, потому что в самом деле не ожидала настолько быстрого решения.
В моём представлении, она должна была как минимум наведаться к вдове и спросить её, согласится ли она принять меня.
Однако Женевьева отреагировала так, словно только этого от меня и ждала.
— Извините, — она быстро коснулась моего плеча и ушла так поспешно, как если бы была смущена.
Оставшись в одиночестве, я отметила, что людей в зале заметно прибавилось. Создавалось впечатление, что сегодня в доме мэра в действительности собралась треть населения Фьельдена, если не больше.
Оркестр продолжал играть.
Сделав ещё один глоток шампанского, я отставила бокал, потому что настроение оно не поднимало.
На правах молодой хозяйки вечера Камилла вполне могла в приятной кокетливой манере потребовать первый танец, и ничего предосудительного или противоречащего правилам хорошего тона в этом не было.
Заметив в противоположном конце зала ведущую на трассу дверь, я направилась к ней, стараясь на ходу заглушить неприятное чувство, клокочущее в груди. Ничего подобного мне испытывать не следовало, и прохладный вечерний воздух должен был помочь остудить голову.
— Леди Нильсон?
Раздавшийся за спиной негромкий голос оказался смутно знакомым, но прозвучавшие в нем изумление было неподдельным.
Я развернулась и почти минуту смотрела на остановившегося рядом со мной человека.
Высокий, широкоплечий. Тёмные вьющиеся волосы чуть ниже плеч и голубые, как согретое солнцем ласковое море, глаза.
На берегу этого самого моря мы и встретились однажды, очень давно.
Это был первый раз, когда я увидела большую воду.
На Кайла он смотрел с опаской и восторгом, а на меня — с обожанием.
Такие взгляды, даже брошенные украдкой, не могли не льстить.
— Габриэль?
Из-за них или потому, что забыть то лето, — наше с Кайлом первое лето, — в целом было сложно, я узнала его, и имя само всплыло в памяти.
— Для местных настоящий доктор Беккет, — он улыбнулся одними уголками губ, одновременно горько и очень располагающе. — Мэр Готтингс называл вашу фамилию, но я не смел надеяться… К тому же, я слышал, что теперь вы просто леди Элисон.
Полувопрос, полусмирение.
В ту ночь на побережье Кайл знакомил, — по-настоящему знакомил, — меня с водными духами. Мы стояли по щиколотку в теплой воде, он обнимал меня со спины, по-хозяйски сложив руки на моем животе, а я чувствовала босой ступней его ступню и разрывалась от внутренних противоречий. Одновременно хотелось сосредоточиться и увидеть тех, кого не могла видеть прежде, и развернуться, провести губами по его плечу, оттянув развязанный ворот рубашки.
— Ооо, простите, я вас не заметил! Я не знал! — молодой человек, приближения которого мы не услышали, выронил мешок, и на песок выпали свечи, покрывало и два тяжелых канделябра. — Простите?
Кайл развернулся, продолжая одной рукой прижимать меня к себе.
— Исчезни.
— А… Да, сейчас, конечно! — он моргнул и наклонился, чтобы собрать свои вещи, но при этом уронил еще и шляпу.
Оставленные распущенными кудри тут же полезли ему в глаза.
— Ох, Нечистый побери, как же неловко!..
Спиной я почувствовала, что Кайл вздохнул глубже — терпение его было на исходе.
Несчастный же продолжал возиться, пока, наконец, не засунул обратно в мешок все, включая шляпу, и не поплелся в сторону.
Я провела пальцами по запястью Кайла, без слов предлагая успокоиться и просто начать сначала.
— Простите! — уже почти успевший удалиться бедолага вдруг обернулся и пошел обратно к нам. — Простите, добрые господа, вы ведь русалок приманиваете? Научите меня тоже? Я готов заплатить. Видите ли, я уже неделю тут бьюсь, и все никак… Должно быть, я просто им не нравлюсь.
Вздохнув очень грустно, он поднял, демонстрируя нам мешок.
— Кстати, я Габриэль! И я все еще искренне сожалею, что помешал вам!
Он оказался сыном травника — хорошо обученным и в меру одаренным человеком, которому хотелось большего.
А еще был на год меня моложе, и стал первым человеком, которого я по-настоящему увидела и с которым заговорила с удовольствием впервые за много месяцев.
Это был июль, а с октября я не замечала никого, кроме Нильсона.
Габриэль не был раздражающе навязчив, но с очаровательной щенячьей настойчивостью ежедневно появлялся рядом с нами.
Он мечтал выучиться и стать врачом, а на Кайла смотрел как на бога.
— Я не буду тебя учить.
— Я же не прошу. Тем более, не настаиваю. Просто кручусь рядом.
Глуп он тоже не был.
Непосредственен — да.
И наивность эта, казалось, распространялась на все на свете.
Когда три недели спустя нам пришла пора уезжать, он счел возможным и уместным опуститься на одно колено перед креслом, в котором я сидела, и взять меня за руку.
— Я люблю вас. Знаю, что безнадежно, и что не смею об этом говорить, но я вас люблю!
И в глазах плескалось то самое прозрачное чистое море.
— Если так, сделайте для меня кое-что, Габриэль. Станьте настоящим врачом.
Теперь его волосы были аккуратно стянуты лентой, и фьельденцы звали его доктором Беккетом.
Их новый врач…
— Я рада это слышать, Габриэль. А что до моей фамилии, не место и не время для подобных разговоров, — улыбнуться ему в ответ не составило труда, потому что мне оказалось неожиданно приятно его видеть.
И в самом деле радостно знать, что он добился своего.
Габриэль едва заметно нахмурился, кивнул и сделал еще шаг ко мне.
— В таком случае, вы, быть может, позволите, пригласить вас на обед? Если… — его взгляд метнулся к центру зала, где танцующие пары застывали в прощальном па.
Я почти засмеялась, качая головой:
— Не думаю, что граф Нильсон может усмотреть в этом что-то предосудительное, но завтра я занята. Быть может, послезавтра.
Глаза Габриэля потемнели, а потом снова сделались чистыми-чистыми.
— Вы совсем не изменились, Элисон.
— Зато вы — очень сильно.
— Надеюсь, эти перемены вам приятны.
Улыбаться он тоже научился — сдержанно, красиво, тепло и располагающе.
Ответить ни на его слова, ни на эту улыбку я не успела, потому что из шумной толпы гостей за его спиной появился Кайл.
Губриэль то ли отследил мой взгляд, то ли почувствовал его приближение, и успел обернуться как раз вовремя.
— Рад встрече, граф. Приятно видеть вас во Фьельдене.
Он учтиво склонил голову, но не стал предлагать рукопожатие, но больше всего мне понравилось, что в его голосе не прозвучало ничего, кроме врожденной вежливости.
Ни торжества заговорщика, превосходно осведомленного о том, что все это — фарс.
Ни радости получившего свой долгожданный шанс соперника.
Кайл скользнул по нему задумчивым отстраненным взглядом, а после кивнул в ответ:
— Взаимно, Габриэль. Не возражаете, если я украду вашу собеседницу на один танец?
Все мы знали, что это был не вопрос, но доктор Беккер все же отступил на шаг и поклонился еще раз:
— Хоть на тысячу, если не возражает она сама.