Наперегонки с ветром. Буря (СИ)

Глава 17

Памятуя о нашей прошлой прогулке через лес, я отдала предпочтение брюкам и сапогам, и не прогадала.

Одетый так же просто Кайл ждал меня с лошадьми, и на Искре было классическое и любимое мною мужское седло.

Взлетев в него, я первым делом расправила плечи и подставила лицо ветру.

Моя девочка весело зафыркала, предчувствуя возможность размяться.

Мы с ней обе застоялись.

Норд молчал.

Так же молча он заплясал под Кайлом, а потом прыгнул через невысокий забор.

Искра с лёгкостью сделала то же самое.

Мы не поехали в лес, но пустили коней в галоп через пустырь.

Кайл ехал на полкорпуса впереди, показывая дорогу, и я отметила про себя, что держится он очень уверенно.

Как много Самуэль успел показать рассказать ему за одну ночь?

Лес слева становился темнее и гуще, а настроение у меня начало подниматься. Как ни крути, нас с ним тоже связала кровь, и мне захотелось поприветствовать его как старого знакомого.

Однако даже когда показалась узкая дорога, ведущая вглубь него, мы на нее не свернули, и очень скоро я поняла, почему.

Впереди были горы.

Они приближались стремительно, и когда вокруг начали появляться первые ели, большие и маленькие, нам пришлось ехать медленнее.

Не оглядываясь на меня, Кайл направил Норда на пригорок, и тот довольно всхрапнул, переступая через заросли чего-то незнакомого.

Искра шла за ним, как привязанная, её даже не требовалось направлять.

Впереди показался кустарник, и Кайл бросил взгляд по сторонам, всё так же удивительно быстро находя место, где мы могли бы проехать на лошадях.

Казалось, дальше должен был начаться настоящий непроглядный дикий лес, но мы очутились на открытой местности.

С двух сторон поляна была закрыта горами, и я глупо задрала голову вверх в надежде увидеть вершины. Там, откуда мы приехали, был лес, и ещё одна тропа вела куда-то в сторону.

Здесь не было ни души.

Северное небо над нами уже начинало багроветь, наливаться разными оттенками розового.

В этой полутьме мы спешились, и Кайл привязал лошадей к удобно склоненной толстой ветке.

Он всё ещё молчала, а я осматривалась и находила то, что видела, идеально красивым. Совершенство природы, тишина и чистота.

И вечные мудрые камни, кажущиеся такими равнодушными.

Я чувствовала, что это не так.

Пока я смотрела на горы, они изучали меня, — в меру снисходительно, спокойно и доброжелательно.

Где-то совсем рядом послышалось тихое пение. Оно было чарующим и мягким, и его хотелось слушать, хотя я и не могла разобрать, кому принадлежат голоса, женщинам или юношам.

Этого звука как будто и не было вовсе, но вместе с тем он совершенно точно был.

Я оглянулась на Кайла, чтобы спросить, слышит ли он, но тот лишь качнул головой:

— Пошли.

На плече у него была сумка, а значит, ночь нам предстояла не самая простая.

Начиная тихо злиться на то, что он снова ничего не сказал, я просто пошла, и почти сразу же остановилась.

Стоило нам обогнуть огромный, едва начавший краснеть кустарник, я увидела камни.

Их было пять. Похожие на искусно высеченные столбы, они стояли полукругом, и самый высокий из них был мне по грудь. На них не было ни особой колдовской вязи, ни характерных следов поклонения, но всё же они едва заметно светились. Поверхность переливалась всевозможными оттенками голубого, желтоволос и розового, цвета вмешивались и разделялись снова.

Пение стало громче.

Перехватив мою руку, Кайл быстро, как будто и вовсе случайно, провёл большим пальцем по шраму, и сразу же положил мою ладонь на тот камень, что так удачно доходил мне до бедра.

Он отозвался теплом.

Не обжигающим жаром, не холодом, а приветливым и нежным теплом, которое тут же охватило всё тело.

— Это они, — стоило мне повернуть голову, Кайл кивнул на камни и снял куртку. — Они поют по ночам. И для тех, кто им нравится. А ещё рядом с ними всегда тепло, так что можешь раздеться.

Я даже не обратила внимание на то, как двусмысленно это прозвучало, потому что камни были прекрасны. Пение, которое, как выяснилось, мне не примерещилось, начало затихать, а потом мелодия сменилась, стала веселее, задорнее.

В куртке и правда начало становиться жарко, и я с трудом заставила себя убрать руку, чтобы скинуть её.

Оказалось, что я простояла так довольно долго, — небо над нами сделалось темнее, фиолетовый слой стал шире нежно-розового, а Кайл успел расстелить одеяло, на котором обнаружилась бутылка вина и ужин в лучших традициях вдовы Мод: запечённое с травами мясо, свежий хлеб, овощи.

— Я думала, нам срочно нужен ритуал?..

— Это он и есть. В своём роде.

Мы переглянулись, и мне захотелось отвести глаза.

Происходящее могло быть обычным вечером напарников, оказавшихся в необычном месте.

Просто несколько свободных часов, удачно подвернувшаяся возможность.

Прелести командной работы. В своём роде.

И всё же даже я знала, что на языке всех нормальных и не слишком людей подобное называлось дурацким словом «свидание».

На это нужно было как-то отреагировать.

В идеале, — перевести всё в шутку. Сделать вид, что даже мысль о такой возможности меня не посетила, настолько это было неуместно. И глупо. И…

Кайл снова перехватил меня за руку, — на этот раз, к счастью, за левую, — и потянул вниз.

Земля, на которой мы теперь сидели, тоже оказалась тёплой, как в разгар летнего дня, а камни продолжали петь.

— Ну и что это такое?

— Местное чудо, — он пожал плечами, всё с таким же невозмутимым видом открывая вино.

У нас не было бокалов, но были две кружки, хотя и от них я отмахнулась, когда Кайл поинтересовался едва заметным кивком.

Одна кружка, один бокал или горлышко одной бутылки, — какая разница, если всё это тысячу раз уже было?

Я сделала слишком большой глоток, чтобы лицо перестало гореть.

Глупо.

Даже в свой первый раз я не чувствовала себя настолько неловко. Не говоря уже о том вечере, когда ждала в гости заезжего незнакомца, так лихо приглашённого на одну ночь…

Забавным казалось, что тогда я даже не старалась запомнить его имя, настолько мне было без разницы. Достаточно оказалось привлекательной внешности и темного взгляда.

Что было бы, если бы он просто не пришёл?

Об этом мне не хотелось думать точно, — ни вообще, ни конкретно сейчас.

— Мы что-то празднуем?

— У нас просто есть на это время. Пока.

— А потом?

— А потом я начну всякий раз думать, стоит ли пускать тебя в лес.

Мы обменялись одинаково ядовитыми ленивыми улыбками.

— Тебе в любом случае ничего не грозит.

— В самом деле? Мне казалось, как раз наоборот.

Забрав у Кайла вино, я сделала ещё один глоток и решила, что, пожалуй, на сегодня мне хватит. На темном стекле остался привкус его губ, и если раньше я подобного не замечала, то теперь почувствовала даже слишком остро.

— Как прошла встреча с мэром ты мне тоже не расскажешь?

— Расскажу. Но не сейчас.

— Почему?

— Нам обязательно говорить о деле? — он откинулся назад, оперся на локоть.

Я засмотрелась против воли, потому что мне нравилось на него смотреть.

— А о чем ты хочешь говорить?

Трава, до которой я дотронулась из любопытства, оказалась одновременно по-осеннему несвежей, но мягкой.

Оттенок, которым переливались камни, сменился, и несколько причудливых бликов упали на одеяло, когда свет вдруг стал ярче.

Кайл пожал плечами, разглядывая то ли их, то ли меня.

— О чем угодно. Мне показалось, есть что-то, о чем ты хочешь спросить.

Приглашение было вполне очевидным, но я не была к этому готова.

Не видела смысла.

Не хотела слышать правду.

— Ничего существенного.

Он ответил не сразу, а мне показалось, что блики от камней отразились в его глазах.

— Ну хорошо.

Мелодия снова сменилась.

Я не разбирала слов, и музыка не была знакомой, но настроение песни улавливалось так ясно, как будто она звучала прямо у меня в голове.

Это была грустная баллада об ушедшей любви.

— Можно попросить их спеть что-нибудь другое?

— Попробуй.

Кайл непонятно чему улыбнулся, а я повернулась к камням.

В конце концов, мне и правда было интересно.

Что бы я хотела сейчас услышать?..

Они знали лучше меня.

Звуки оборвались, а потом зазвучала новая песня. Не бравурная, но такая, что захотелось улыбнуться по-настоящему — лёгкая, беззаботная, о ветре и бесконечной дороге.

— Да как это?!

Настроение мгновенно поменялось.

Я дотянулась до ближайшего камня, и тот отозвался на моё прикосновение лёгкой пульсацией.

— Ты им нравишься, — в голосе Кайла тоже слышалась сдержанная, но достаточно отчётливая улыбка. — В противном случае они замолкают или перестают светиться. Или вовсе притворяются обычными камнями.

— Откуда ты это знаешь? — я повернула голову и поняла, что замираю.

Закат продолжал догорать.

Камни пели и играли со светом и тенью.

Кайл лениво пожал плечами и сел ровнее.

— Так говорят.

Он протянул мне руку, и я подалась ему навстречу, не думая.

И правда, к чему были все эти разговоры?..

Дыхание сбилось, а грудь так выразительно отяжелела, стоило ему усадить меня на колени.

— Так зачем приходил наш добродетельный доктор?

Ладонь Кайла скользнула мне под рубашку, и мне осталось только опереться о его плечи и выпрямить спину.

Он, конечно же, прекрасно все чувствовал, но и мне в такой позе было очевидно, что ему далеко не все равно.

Настолько, что пришлось облизнуть враз пересохшие губы.

— Чтобы сделать предложение руки и сердца.

Мелочность, которой я от себя не ожидала, но все же мне было до определенной степени приятно ему об этом сообщить.

Почти так же приятно, как держаться за него, ощущая под ладонями твердые мышцы и шрамы.

— Даже так? И что ты ему ответила?

Его рука двинулась выше, костяшки пальцев прошлись по ребрам, а другая ладонь осталась пока лежать на талии.

— Он попросил не отвечать сразу. Просто подумать.

— Умно. Избавляет от необходимости принимать необратимые решения.

Я немного, но откинулась назад, чтобы ему было удобнее, и только чудом успела вовремя прикусить губу, чтобы не застонать в голос, когда он медленно обвел сосок большим пальцем.

Без спешки.

Без единого шанса на то, что я могла бы это остановить.

Я и не хотела.

— Хочешь сказать, тебя повеселила бы история о том, как добродетельная супруга графа Нильсона сбежала с местным доктором?

— Этому городу явно не помешает хороший скандал. Мне кажется, люди здесь начинают скучать.

Кайл привлёк меня ближе, мягко, но вынуждая смотреть в глаза.

Я же медленно провела ладонью по его волосам, вынимая ленту, которой они были собраны.

Блики от камней играли на его лице почти так же, как отсветы костра, и это по-прежнему завораживало.

Как будто не прошло так много времени.

Как будто ничего не изменилось.

— Ещё один приказ?

Его руки медленно переместились мне на спину. Кайл гладил снизу вверх так медленно, то щекотно, почти невесомо кончиками пальцев, то раскрытыми ладонями, и голова постепенно становилась лёгкой и восхитительно пустой.

— Посмотрим.

Он наконец накрыл грудь ладонью, сжал чуть легче, чем было нужно, и дыхание сбилось окончательно. Я сама подалась навстречу, запустила пальцы ему в волосы.

Мелодия, выводимая камнями стала тяжелее и ритмичнее, а свет почти померк.

Кайл притянул ближе почти рывком, так, что я оказалась готова возненавидеть эти треклятые брюки, которые прямо сейчас оказались такими неудобными.

Небо над нами продолжало темнеть, листья тихо и очень благожелательно зашуршали под лёгким дуновением ветра. Как будто поощряя.

Я сдала его бёдра коленями, ещё не подгоняя, но прижимаясь теснее, и подняла голову, чтобы вдохнуть поглубже.

— Кайл.

Наших лошадей не было.

Толстая низкая ветка, к которой Кайл их привязывал, осталась на месте, но коней рядом с ней не оказалось.

Я вскочила, забыв и про камни, и о том, что секунду назад едва не стонала, пытаясь потереться о своего напарника.

Появление чужака и конокрадство было полностью исключено, — я сидела лицом к деревьям и лошади были в поле моего зрения. Того времени, на которое я отвлеклась, просто не хватило бы, чтобы их увести.

Искра подняла бы шум.

Не говоря уже о том, что Норд никогда и ни за что не подпустил к себе постороннего. Такие кони, как он, предпочитают смерть новому хозяину.

Влево от того места, где мы их оставили, уходила дорога, и я побежала по ней в надежде, что они не могли уйти далеко.

Лес, который только что был так благосклонен, просто не мог забрать их.

Заросли справа начали казаться черными и почти непроходимыми, а горы слева — сплошной стеной.

Тут хотя бы нельзя было заблудиться, и вперед вела только одна дорога.

Удачно перепрыгнув через большой камень, лежащий на пути, я прибавила скорость, и все-таки едва не споткнулась, очутившись на открытой местности.

Горный луг был бы прекрасен в вечерней полутьме, если бы не лошади.

Они никуда не торопились и явно пребывали в ясном уме, проводя время много продуктивнее, чем мы сами пятью минутами ранее.

Холодный осенний ветер задул под тонкую рубашку и пробрал до костей, но я не двинулась с места, беспомощно наблюдая за происходящим.

Кто-то из них, — кажется, Норд, — негромко, но довольно заржал, и на фоне темного леса и стремительно темнеющего неба два черных животных почти потерялись.

— Ты забыла, — неслышно подошедший сзади Кайл набросил мне на плечи куртку.

Он был абсолютно спокоен.

Окажись на его месте кто угодно другой, я сочла бы, что этого человека пропавшие в горах лошади не волновали вовсе, а моя готовность бежать за ними казалась чудачеством.

Движение в темноте стало интенсивнее, и на долю секунды все происходящее слилось в целостную и изумительно гармоничную картину: лес, ветер, тысячелетние камни и наконец дорвавшиеся друг до друга кони, которых я хотела развести по разным углам конюшни.

Кони, которые никак не смогли бы уйти сами, какими бы умными и необыкновенными они ни были.

Кони, которых он просто не мог привязать плохо.

Кони, которым прямо сейчас не было до нас никакого дела.

Полностью поглощенные друг другом, сильные, красивые, даже теперь такие грациозные, что от взгляда на них захватывали дух.

Они наслаждались свободой и друг другом, и разводить их было уже решительно поздно.

В другой ситуации я, вероятно, испытала бы даже что-то похожее на умиление, но сейчас…

— Кажется, мы им мешаем, — заметил Кайл совсем тихо.

В его голосе слышалась затаенная улыбка, хотя он продолжал стоять рядом и точно так же завороженно смотреть.

Мне же показалось, что земля уходит из-под ног, когда я к нему развернулась.

Я слишком хорошо знала этот тон.

И этот взгляд.

— Ты что наделал?.. Нильсон, ты охренел?!

Не сорваться на крик помогло только напоминание себе о том, что пугать лошадей уже бессмысленно.

А ещё то, что гордо передало от возмущения, злости и дурацкого неуместного смеха.

Всего лишь навсего отпустить двух разнополых и проявляющих друг к другу недвусмысленный интерес лошадей, — в тысячах миль от места, которое пусть с натяжкой, но можно было назвать их домом, да ещё в момент, когда я просто не могла обойтись без лошади… О, это было вполне в его духе!

Уже не задумываясь над тем, что делаю, я толкнула его в плечо, и Кайл перехватил мою руку, дёрнул за неё, не причиняя боли, но привлекая к себе.

— Им тоже хочется насладиться жизнью. Ты же не собираешься их за это упрекать?

Он едва не смеялся, а интонация получилась настолько выразительной, что лицо обожгло уже не от ветра — и правда, мне ли выражать недовольство после того, что было рядом с поющими камнями?..

— Или их просто дурно воспитали.

— Может быть. Но есть ещё один вариант. Они подверглись пагубному влиянию в конюшне Совета.

Это было уже слишком.

Я высвободила руку и молча пошла обратно.

Всё, что происходило в конюшне Совета на глазах у этих лошадей, было слишком давно.

Не говоря уже о том, что не одна я принимала в этом участие.

По мере приближения к камням, их пение слышалось отчётливее. Мелодия, которую они выводили, была ненавязчивой и приятной. Провоцирующей и правда посмеяться над ситуацией.

И над тем, что, хотим или нет, на какое-то время мы точно здесь застряли.

За время нашего отсутствия свет тоже переменился, стал мягче, размылся.

И правда, местное чудо.

Камни радушно принимали своих гостей и делали всё возможное для того, чтобы те, — мы, — могли успокоиться и ненадолго забыть обо всех своих тревогах.

Остановившись рядом с одним из них, я положила на самый верх обе ладони.

Камень тут же откликнулся лёгкой и тёплой пульсацией, засветился ярче и начал переливаться.

По шее под волосами скатилась капля пота, и не понять оказалось, то ли в самом деле стало так жарко, то ли причина состояла в упоминании той конюшни и в том, как легко я попалась сегодня.

Кайл положил руки мне на талию. Не просто остановился за спиной, а прижался всем телом, как если бы мы вообще не прерывались.

Я откинулась назад, пристроив затылок ему на плечо, и немного повернула голову, чтобы видеть профиль.

— Ну и что, по-твоему, я должна делать с жеребёнком? Или ты, как порядочный человек, заберешь его себе?

Шутка про порядочных людей была настолько стара, что сорвалась сама собой, и отреагировал Кайл на нее тоже привычно, — короткой кривоватой усмешкой:

— Даже не надейся.

Злость схлынула, и на ее место пришло странное чувство, отозвавшееся щекоткой в груди и легким покалыванием в кончиках пальцев.

— Подаришь Пэтти. Они будет счастлива. К тому же, они повзрослеют одновременно, — руки Кайла соскользнули по моему животу ниже, а когда он склонился к уху, проговаривая все это, захотелось закрыть глаза.

С поясом на моих брюках он справился быстро и так ловко, что я едва ли успела бы возразить.

А впрочем, и не собиралась.

Небо стало глубоким, темно-синим и бархатным, и за то время, что мы искали решивших уединиться лошадей, звезды рассыпались по нему необыкновенно яркими северными огнями. Камни пели чарующе тихо, приглушив свет, и щедро делились теплом, а Кайл был таким ласковым, что не хотелось думать ни о неуместности происходящего, ни о возможных последствиях.

Ни секунды не сомневаясь в том, зачем именно меня сюда привез, он успел отодвинуть в сторону и наш несостоявшийся ужин, и открытое вино перед тем, как догнал меня на дороге. Одеяло было свободно, и оказалось продуманно толстым и большим. Достаточным, чтобы свободно откинуться на спину и сжать его бедра коленями, потереться щекой о плечо, стянув рубашку.

Теперь отсветы от камней падали ему на спину, причудливо оттеняли шрамы, превращая их в подвижные узоры.

Хотел Кайл что-то сказать или мне только померещилось тоже не имело значения — я не собиралась портить момент лишними словами или вызывающе прямыми взглядами.

Гораздо приятнее оказалось притянуть его ближе, прижимаясь всем телом, провести, наконец, ладонью по обнаженной коже, прослеживая пальцами хорошо знакомую вязь.

Я повторила бы ее даже с закрытыми глазами.

С еще большим удовольствием я проследила ее губами и хотела бы двинуться дальше — спуститься ниже по спине и никуда не спешить, но он не позволил.

Не удержал, заставляя замереть и почти перестать дышать, не придавил взглядом, но двумя короткими поцелуями в шею заставил лежать смирно.

Голос разума вопил, что подобное недавно уже было, и закончилось оно тем, что я проснулась в одиночестве во вдовьей постели, но даже памяти об этом хватило ненадолго.

Изнутри поднималось нечто настолько глубокое и темное, что я не смогла бы подобрать для него названия.

Не желание, не страсть, даже не жалкая попытка примириться с собой за счет того, что он все еще был здесь после прошлого позорного раза.

Это нечто отдавалось в теле мелкой дрожью и провоцировало вцепиться в него крепче, не позволить отстраниться вообще.

Кайл и не пытался.

Его ладонь легла мне на затылок, и пришлось повернуть голову — как раз вовремя, чтобы не встретиться глазами, но ответить на поцелуй, долгий, влажный, выжигающий из легких остатки воздуха.

Ветер больше не пронизывал до костей, не вынуждал застывать от холода, но легко ласкал разогретую кожу, земля была теплой, и Кайла я чувствовала всем телом.

Очевидно, не только мне не хотелось ни смотреть, ни думать. Только чувствовать, доверившись мудрому инстинкту.

Издаваемая камнями музыка стала ритмичнее, когда он оказался во мне.

Я никогда, — и особенно теперь, — не признала бы вслух, что смертельно по нему соскучилась. По тому, как ощущалось его тело, по запаху и сбитому в такие моменты дыханию. По возможности провести раскрытой ладонью по шее сзади и запустить пальцы под волосы, не сжимая, но гладя до глухого полустона-полурыка.

Кайл не любил, когда его трогали так, не допускал даже малейшей уязвимости, и право на такие прикосновения стоило дорого.

Почти так же дорого, как еще один поспешный смазанный поцелуй, последовавший в ответ.

Он не взял жесткий темп, в котором забывалось все и вся, включая собственное имя, но подстроился под мелодию.

Или она под него.

Я потянулась навстречу, ловя мочку его уха губами и прижимаясь еще теснее, — так, чтобы грудью чувствовать, как бьется его сердце.

Пара минут или часов — каждое движение отдавалось всевозрастающим удовольствием, от которого поджимались пальцы на ногах и так сладко перехватывало горло, а последние границы пространства и времени таяли.

— Кай…

Я сама не знала, что хотела сказать. Как будто одной лишь возможности позвать по имени было достаточно.

К счастью, он не дал мне продолжить. Остановил полупоцелуем, просто коснулся губами губ, выдыхая:

— Молчи.

И я послушно промолчала.