Дед не спешил брать в руки протянутое оружие. Тоже ощущает, исходящую от него угрозу? Однако от меня не скрылось любопытство, с которым он рассматривал ножны и рукоять. Клинок он раньше не видел.
— Тебе никто не даст за него реальную цену, —наконец высказался Милка. — Предложи сначала хозяйке города Артефакторов, она оценит. А потом покажи в гномьем квартале Ярмарочного города. Выберешь лучшую цену.
Я встал и благодарно поклонился Милка. Дед оценил мой жест. Мы еще посидели, говорить было не о чем. Любой мой вопрос скажет обо мне больше, чем ответ на его вопрос. А он молчал. Беззаботно дымил и смотрел в небо.
Вечером опять появились мужики и принесли стол, быстро накрыли его и испарились. Как же он не хочет, чтоб я общался с деревенскими! А Марфу ему не жалко?
Отпустил он меня ближе к ночи, когда все соседи разошлись, а телега была собрана.
Марфа ткнула мне на лавку под печкой и процедила, что выезжаем на рассвете. К лавке ничего не прилагалось, достойное место. Я положил под голову плащ и накрылся своим одеялом. Пахло пирогом. Испекла-таки.
На рассвете меня растолкал Алый. Впихнул в руки кружку с квасом, приличный ломоть лепешки и велел поторапливаться.
— Батя уже запрягает, скоро выезжаем.
Я выпил квас и потянулся к мешку. Кто-то в нем рылся. Хотя почему кто-то? Марфа и рылась. Искала что-то конкретное? Или собирала обо мне информацию, как об убийце?
Я перебирал в памяти содержимое котомки. Ничего примечательного в ней нет, кроме карты. Но если не знать, что карта меняет масштаб, то это просто карта без надписей, считай с дефектом. Хотя у меня же артефакты эльфа лежат. Но вряд ли она в них разбирается, она же не маг. Это могут быть и мои артефакты. Я маг, почему бы и не носить с собой полезные в лесу артефакты.
И тут я понял, что есть доказательства моего вранья. Согласно моей красочной истории, Ирадиила разнесло на кусочки при взрыве, а у меня не только лежит его кругляш с цветочком, но без единой капли крови.
Выйдя из дома я лицезрел весёлого Алого, предвкушавшего приключения; степенного Керна, поправлявшего сбрую; и склонившийся к земле зад Марфы, красноречиво указывающий мне на моё место. Дорога обещала быть занимательной.
Деревенские сидели по домам, а противоположные лесу ворота были гостеприимно распахнуты. Мы молча выехали и двигались в тишине какое-то время. Лес горел. Полоса дыма расширилась и отдалилась.
Керн сидел на облучке. Марфа отдыхала на мягких шкурах. А вот у Алого были другие планы. Он пригласил меня на место рядом с собой в конце телеги. Подальше от матери. Мы сели лицом к удаляющейся деревне.
— Ярый, расскажи о магии, — с надежной в голосе попросил мальчик.
Ну и что ему сказать? Я ж ничего не помню. Пацан расценил моё молчание по-своему.
— Неее, ну что-то я знаю. Видел, как дед Милка разводит огонь. Он говорил, что огонь сам выбирает, кому служить, и только сильный духом может овладеть им.
Я почувствовал какую-то неправильность в прозвучавшем утверждении, и внутри меня что-то несогласно качнулось, как маятник, которого корёжит от несправедливых обвинениях в свой адрес.
— Что? — сразу вскинулся Алый.
— Огнём нельзя овладеть. Он свободен, — это виделось настолько правильным, что не могло быть иначе. — Его нельзя поработить, он даст сдачи. Ты пускаешь его в сердце, — я постучал кулаком по груди, — и сам становишься огнем. И чем больше ты с ним сроднишься душой, тем эффективнее сможешь обращаться. Это не мощь и сила, это понимание.
— Я не понимаю, — обиделся ребёнок.
Я спрыгнул с телеги и пошёл следом. Теперь мы смотрели друг на друга.
— Ты же охотник?
Алый кивнул.
— И на кого охотишься?
— На хряков в основном.
— Звучит опасно, — понятия не имею, кто такие хряки, но не говорить же об этом.
— Дааа, они резкие, — подтвердил мальчик. — Я готовлю для них ловчую яму и выставляю заборчиком колышки, чтобы они не прошли мимо.
— Вот! — я показательно поднял палец к небу. — Ты же не бежишь на хряка с вилами.
Алый прыснул от смеха.
— Конечно, я же не хочу, чтобы это была моя последняя охота.
Керн одобрительно хрюкнул.
— Вот! Хряк — это огонь. Ты не прёшься к нему напролом. Ты понимаешь, как с ним нужно обращаться, изучаешь, как он поведёт себя в той или иной ситуации. Ты же догадался расставлять колышки, чтобы хряк повернул в нужном тебе месте. И так же с огнем, его нужно изучать, чтобы понимать его суть.
— А какая у него суть? — выпустил Алый самонаводящийся вопрос.
— Твои варианты, — я развернул вопрос в его сторону.
— Разрушение, — он показал на горящий лес.
— Да? — я демонстративно поднял бровь. — А что будет, когда лес перестанет гореть?
— Нууу, там будет куча золы и обгоревших деревьев. Да ничего хорошего не будет, — уверенно закончил он. — Это общая беда, когда лес горит!
В последнем утверждении отчётливо проглядывался Милка убедительно толкающий речь поселянам. При этом в моем воображении дед стоял в красной рубахе, развивающейся на ветру, на балконе второго этажа замечательного дома и указывал рукой в сторону горящего леса.
— А попробуй посмотреть на это по-другому. На месте сгоревшего леса вырастит новый. Деревья все время пытаются распространить свои семена, но место в лесу уже занято, а тут появляется возможность зародить новую жизнь. Огонь созидает.
— Но сначала все передохнут, — буркнула Марфа, которая как бы спала.
Мальчик кивнул, соглашаясь с матерью, и требовательно посмотрел на меня.
— Жизнь не рождается на пустом месте, — пафосно изрёк я. — Чтобы выжить, нужно питаться. А чтобы поесть кашу, её сперва надо приготовить. Для этого разжечь огонь в печи. Но огонь не будет гореть сам по себе. Ему тоже нужна пища. Он съест дрова, которые ты ему скормишь. А дрова откуда? Ты убил дерево.
От последнего выпада мальчик потерялся с ответом. Мы же всё это время двигались вверх по дороге, медленно приближаясь к горам. И выглядели они неприступной стеной. Я всё думал, как мы будем проходить сквозь неприступные скалы. Но всё оказалось до неприличия просто. Дорога внезапно вильнула вправо и перед нами открылся проход в широкое ущелье между горами.
Хорошее место для засады, я огляделся. Если бы дорога была более оживлённой, может это и имело смысл, а так… Мы ехали из удалённой деревушки, отрезанной с одной стороны горами, с другой лесом. Почему Милка выбрал это место для своего поселения?
Мне вдруг подумалось, что на месте старосты, я бы тут поставил своих наблюдателей, чтобы они меня заблаговременно предупреждали о незваных гостях. Я не стал озираться, чтобы не вызвать ненужных подозрений.
Перед въездом в ущелье мы остановились. Марфа раздала всем по лепешке. Мне досталась самая маленькая. По кругу пошла бутыль с квасом. Чтобы позлить жадину, я задержал у себя квас подольше. В этот момент я перехватил мрачный взгляд Керна и проследил, куда он смотрел.
Обернувшись, я оценил масштаб катастрофы. С высоты открывался вид на Запретный лес. Зелёный ковёр простирался от края до края. И в нем зияла громадная пепельно-чёрная дыра с красной каёмкой огня, которая расходилась в разные стороны широкой дугой. Это ж считай два дня прошло с начала пожара, прикинул я. А уже выгорело охренеть как много. Теперь я засомневался, что огонь в принципе способен потухнуть сам.
Дым устремлялся далеко вперед, накрывая еще большую территорию. По направлению движения дыма было хорошо видно, что именно ветер из ущелья спас деревню. Просвет между горами пропускал свежий ток воздуха из долины и гнал пожар на запад. Не удивлюсь, если сгорит бОльшая половина леса.
Мы сидели на телеге, молча ели и смотрели на стихийное бедствие. Общее настроение стало гнетущим. Пожалуй только Керн верил в мою невиновность. Алый же пошёл в мать. Умным вырастет парень, забрал лучшее от обоих родителей и никакой гнили.
Через несколько минут Керн двинул телегу вглубь широкого ущелья. Дорога продолжала задираться вверх. Высокие скалы давили на меня с обеих сторон. Казалось, кто-то отобрал солнечное утро и окунул меня в мрачную полутень. Даже относительная ширина ущелья не спасала. Будто кто-то срезал половину неба. После устрашающего вида лесного пожара на меня наползали тоска и уныние. Внутреннее неудобство нарастало. Нечто вязкое собиралось в груди, чесалось и постепенно закручивалось в тугую струну.
Алый не приставал: он видел, как мне плохо. Думал, что меня мучает совесть, наверное. Натренированный сложными отношениями с матерью, он выжидал. Даже не интересно, что он там себе напридумал и чего от меня ждёт. Слишком сильно давили на меня окружающие скалы.
Мы уже прошли часа три, а мне становилось всё хуже и хуже. Снежные вершины были обязаны вернуть часть света в ущелье. Но они надменно белели где-то в районе далекого неба, подчеркивая ничтожность человеческого существования перед вечностью.
И вдруг натянувшаяся внутри меня струна лопнула тонким стеклянным звоном. Мне резко полегчало, я выдохнул и посмотрел вперёд. Дорога выровнялась. Мы были не так далеко от выхода на свободу. Я улыбнулся и повернулся к Керну, но меня перебил нарастающий гулкий звук.
— Вперёд! — заорал Керн и хлестнул лошадь. Та от неожиданности понеслась с такой прытью, что мы чуть не свалились с телеги. Я вовремя перехватил Алого и забросил его обратно в телегу, сам повалился сверху и ухватился за борта, прижимая нас к шкурам. Марфа истерически визжала, глядя куда-то позади нас.
Гул превратился в оглушительный грохот, земля содрогалась, лошадь неслась от страха, женщина панически орала. Не известно от кого волна ужаса была выше, от неё или лошади. Грохот постепенно удалялся и стихал. Воцарилась тишина. Керн успокоил несчастную лошадку, а Марфа заткнулась сама.
Я поднялся и осмотрел Алого на предмет повреждений. Цел. Обернувшись, я застыл в шоке.
Случился не хилый такой горный обвал. С обеих сторон ущелья сошла каменная лавина. Похоже, верхушки гор просто срезало. Образовалась неестественная прогалина, исчезли снежные пики. Внизу заметно посветлело.
Ширина ущелья позволила камням не застопориться по середине, а постоянный уклон покатил каменную реку вниз. И неизбежно возник вопрос. А докатился ли горный сход до деревни?
Керн разговаривал с лошадкой, ласково поглаживая бедняжку. Потом потянул за уздцы и вывел телегу из ущелья. Он остановился на ровной площадке и начал распрягать животное. Какое-то время порылся под шкурами и вытащил ледоруб, приладил за пояс. Марфа пыталась его остановить, но тот отмахнулся. Я предложил поехать с ним. На что он возразил, что сам доедет, пока сможет на лошади, а потом поднимется вверх и посмотрит на деревню с высоты. Заверил меня, что отлично лазает по горам, вскочил в седло и скрылся.
Меня разморило, накатила чудовищная слабость и проснулся зверский аппетит. Я набрал хвороста и развёл костёр. Еды не было, хоть травку заварю. Правда и воды не было. Я прошёлся вперёд, рассматривая окружающую растительность, пока не уперся в край уступа. Оказалось, Керн остановился на широкой скальной ступени, покрытой зеленью, а внизу начинался редкий лесок. Вдруг между деревьев мелькнуло что-то пушистое. Я рефлекторно метнул нож и попал. В панике похлопал себя по бокам, и выдохнул. Мне показалось, что я метнул ритуальный клинок. Оказалось простой, охотничий.
Тушка выглядела съедобной: небольшое травоядное с маленькими рожками. Конечно же я не помнил, что это за зверь, а даже если бы и знал, то доверять памяти в части названий животных теперь не мог.
Я потащил добычу в лагерь. По дороге несколько раз останавливался. Подобрал для взвара интересную травку, попытался найти крупные листья, чтобы завернуть куски мяса и положить на угли, но ничего подходящего не попалось. Единственный куст с большими листьями нещадно горчил. Тогда я собрал веток, чтобы нанизать мясо небольшими кусочками и повертеть над огнем. Соль то у меня есть и перец.
Алый появился, когда я почти закончил очищать шкуру и дожаривал последнюю порцию мяса. Запах стоял потрясающий. Первую веточку мяса я съел сразу. Вторую стащила Марфа. Она неожиданно поделилась со мной холодным квасом.
— О! Корсак! — юный охотник увидел шкуру моего зверя. — А я детёныша косули добыл. Давай флягу, я тебе воды наберу. Тут недалеко небольшой родник.
Я протянул ему флягу и котелок. А Марфа принялась за разделку косули. И надо же, попросила меня пожарить еще мяса на веточках, уже из косули. Сидеть и заниматься монотонной рутиной уже надоело. Нанизать, подержать, повернуть, повторить. И так еще сто и одна веточка.
Я сходил к обвалу и принёс несколько плоских камней. Положил их в костёр, а когда они нагрелись, чуть выдвинул вперёд. Раскалённые камни не охладятся, и пламя не будет заползать на поверхность. Нарезал ляжку большими кусками, присыпал солью и положил на раскалённые камни. Слегка придавил. Мясо аппетитно зашкварчало.
Пахло не хуже, но попробовать я не успел. После переворачивания третьего куска меня всё-таки вырубило. Я так и не дождался Алого, а пить хотелось страшно.
Разбудили мужские голоса. Вернулся Керн. На лошади полулежал раненный мужчина. У него была перевязана нога. Второй мужик выглядел целым, но сильно помятым. Многочисленные синяки и ссадины, порвана одежда.
Мужики набросились на остывшее мясо, а Марфа занялась раненным. Нога распухла, но Марфа уверила, что это обычный вывих. Она подозвала Керна, чтобы тот придержал мужика и резко вправила ногу. Раненный дёрнулся и затих.
Пострадавшего звали Мак, а помятого Киф. Как я и предполагал, они были наблюдателями от Милка за перевалом. По их версии они следили за разгорающимся пожаром и должны были сообщать, куда движется пламя.
Охотники стояли в начале перевала, когда послышался нарастающий гул. Они вжались в узкую расщелину, мимо них неслась каменная река, чудом не убив. Камни грохоча сыпались из ущелья и катились вниз.
Деревня Кожевник располагалась не прямо напротив просвета между горами, поэтому камни устремились соседним курсом. И даже там они порядком не докатились до Запретного леса.
Я поинтересовался, что будет теперь с проходом между горами, ведь получается, что деревня отрезана от остального мира. На что селяне заверили, что это вообще не проблема. Скатившиеся камни являются весьма ценным строительным материалом. Гора камней будет быстро растащена на личные нужды. Деревенские наберут камней, чтобы выстроить каменные дома. Милка давно говорил о необходимости возведения каменной кладовой с холодильными артефактами и зернохранилищем.
Со стороны долины подключатся артефакторы. Добыча камня — крайне затратное занятие, а тут такая возможность. Проход расчистят меньше, чем за месяц. Деревенским проще перетаскивать камни на открытой местности, и они успеют сделать запас, чтобы потом торговать камнем с артефакторами. Появится прекрасная возможность закупиться продовольствием, раз источник заработка в виде охоты пропал.
На ночь решили остаться здесь же. Алый позвал меня на охоту. Очевидно, что Марфа хотела пообщаться без свидетеля. Чтобы позлить бабёнку и заодно проверить, насколько сильно от меня хотят избавиться я заявил, не могу пойти на охоту, потому что у меня нет дистанционного оружия. Киф сразу предложил небольшой лук, а Мак — набор метательных ножей. Я выкупил у Мака ножи. Очень не хотелось, чтобы в следующий раз я рефлекторно метнул ритуальный кинжал.
Алый предложил сходить за косулей. Он быстро вывел меня к нужной поляне и вызвался загонять стадо на меня.
Разделывали тут же. Быстро сняли шкуру, и сложили внутрь нарезанные части тела, сердце и печень. Органы не были увеличены, а значит это обычные животные, не изменённые под воздействием магического фона.
К лагерю приближались в сумерках, шли тихо. Я максимально выкрутил слух, и мои усилия вознаградились. Как только я начал слышать чужой разговор, то попросил Алого остановиться, дух перевести. Тяжелая ноша как-никак. Закрыл глаза и прислонился к дереву, чтобы у парня не было желания со мной заговорить.
— Ты не маг, — возразил Киф.
— Зато я живу рядом с Запретным лесом, — ехидно выплюнула Марфа.
— И что? — Мак не понял намёка.
— А то! Магический фон влияет не только на животных, но и на людей. Мы тоже меняемся, а еще привыкаем к повышенному магическому фону.
Я и не подозревал, что Марфа способна на длинные и тем более яростные речи.
— Это не подтверждает твои слова, Марфа. Даже если ты почувствовала сильный магический всплеск, то не факт, что это он вызвал обвал, а не наоборот, — упрямо твердил Киф.
— Ну коне-ечно-о, — протянула Марфа, вложив максимум яда в свой голос, — а магическое истощение с чего взялось? И зверский аппетит? Да его просто вырубило у костра!
— Бред! — бросил Мак. — Не бывает магов такой чудовищной силы.
Я почувствовал рядом страх и открыл глаза. Алый смотрел на меня с ужасом. Он всё слышал.