Оракул с Уолл-стрит 1

Глава 12 Первый успех

Утро среды встретило меня раскаленным июньским солнцем. Вступая в торговый зал «Харрисон Партнеры», я сразу ощутил особую наэлектризованность атмосферы. В крупных финансовых домах, как я успел заметить, всегда есть своя погода, никак не связанная с той, что за окном. И сегодня она определенно была штормовой.

Телефоны звонили чаще обычного, клерки бегали между столами с озабоченными лицами, а тикерная лента выплевывала бумажную змею котировок с пугающей скоростью. У аппарата собралась группа старших брокеров, их лица напряженно хмурились при виде цифр, появляющихся из чрева машины.

— Еще минус три пункта, — пробормотал кто-то. — Это уже семь с открытия.

Я подошел ближе, делая вид, что просто интересуюсь новостями дня, а на самом деле вглядываясь в бумажную ленту. Мои глаза выхватили нужную информацию: «BLW 173 ​¼ −7 ⅛». Baldwin Locomotive Works, один из крупнейших производителей железнодорожных локомотивов, терял больше семи пунктов с открытия торгов.

— Что случилось с Baldwin? — спросил я у стоявшего рядом младшего клерка.

— Слухи о проблемах с правительственным контрактом, — быстро ответил он, не отрывая взгляда от ленты. — Говорят, Военное министерство отменяет заказ на новую линейку локомотивов. Двенадцать миллионов долларов.

Я мысленно произвел быстрые вычисления. Baldwin солидная компания с давней историей, их акции считались одними из самых надежных в промышленном секторе.

Текущее падение уже уничтожило около восемнадцати миллионов долларов их рыночной капитализации. Больше, чем стоимость всего контракта.

— Паттерсон в бешенстве, — продолжил клерк. — У его клиентов крупный пакет Baldwin.

Джозеф Паттерсон один из старших партнеров фирмы, работающий с богатыми промышленниками Восточного побережья. Его клиенты действительно могли потерять состояние на этом падении.

Я отошел к своему столу, продолжая анализировать ситуацию. Что-то здесь не складывалось.

Baldwin Locomotive слишком стабильная компания, чтобы такие слухи вызвали подобную реакцию. К тому же правительственные контракты всегда обставлены множеством бюрократических гарантий.

Мой взгляд упал на вчерашний выпуск Herald Tribune, лежавший на краю стола. В разделе политических новостей небольшая заметка о предстоящих слушаниях в Конгрессе по бюджету Министерства обороны. Сенатор Хайрам Бингэм, председатель военного комитета, сторонник модернизации транспортной системы армии.

Это крупица информации, но в сочетании с моими общими знаниями истории американской промышленности, она давала основания для гипотезы. Если мои догадки верны, паника на рынке Baldwin сильно преувеличена. Или даже искусственно создана.

Торговый зал продолжал гудеть как встревоженный улей. У стола Джозефа Паттерсона собралась группа брокеров. Его обычно румяное лицо побагровело, а голос громко разносился по залу:

— Говорю вам, надо выходить из позиций, пока не поздно! Если контракт действительно отменен, к концу дня акции упадут еще на десять пунктов!

Следуя внезапному импульсу, я направился к группе брокеров. Среди них я заметил Джонатана Прескотта, одного из наиболее уважаемых специалистов фирмы. В свои пятьдесят лет с седеющими висками и прямой спиной бывшего военного, он внушал молчаливое уважение всему торговому залу.

— … продавать все шестьсот акций, немедленно, — Паттерсон диктовал распоряжения помощнику. — И свяжитесь с Хендерсоном, у него еще тысяча двести. Нужно выйти до того, как…

— Прошу прощения, сэр, — я набрался смелости перебить его. — Думаю, это может быть ошибкой.

Все головы повернулись ко мне. Паттерсон замер на полуслове, его глаза сузились.

— Стерлинг, если не ошибаюсь? — он произнес мою фамилию так, словно это было что-то неприятное. — И что же, по-вашему, я делаю не так?

Я почувствовал, как вспотели ладони. Один неверный шаг, и моя карьера в фирме закончится, не успев начаться. Но внутреннее чутье подсказывало, что я прав.

— Я считаю, что слухи об отмене контракта сильно преувеличены, сэр, — сказал я, стараясь говорить уверенно. — Вероятнее всего, к концу дня акции восстановят большую часть потерь.

По группе брокеров пробежал удивленный шепот. Паттерсон смотрел на меня, словно я только что заявил, что Земля плоская.

— И на чем основано ваше мнение, молодой человек? — в его голосе слышалась едкая насмешка.

— На анализе ситуации, сэр, — я расправил плечи, чувствуя, что отступать некуда. — Сенатор Бингэм, возглавляющий военный комитет, известен как сторонник модернизации армейского транспорта. Маловероятно, что контракт будет отменен без его ведома, а сегодня он выступает на слушаниях в Конгрессе. Я предполагаю, что уже к полудню появится опровержение слухов.

Один из младших брокеров позволил себе короткий смешок. Паттерсон смерил меня презрительным взглядом:

— Значит, вы рекомендуете мне рискнуть деньгами клиентов на основании ваших предположений?

— Я предлагаю просто переждать панику, сэр, — ответил я спокойно. — Фундаментальные показатели Baldwin остаются сильными. Это реакция на непроверенные слухи, а не на реальные проблемы компании.

— Молодой человек, — голос Паттерсона стал угрожающе тихим, — когда у вас будет тридцать лет опыта на этой бирже, тогда и будете давать советы. А пока…

— Минуточку, Джозеф, — неожиданно вмешался Прескотт. Его глубокий, размеренный голос заставил всех замолчать. — Я бы хотел услышать аргументы мистера Стерлинга подробнее.

Неожиданное спасение. Прескотт, известный взвешенностью и независимым мнением, единственный человек в зале, способный противостоять гневу Паттерсона.

— Благодарю, мистер Прескотт, — я кивнул ему. — Помимо политического фактора, есть еще несколько моментов. Во-первых, само падение акций непропорционально. Даже если контракт будет отменен, его стоимость составляет меньше пяти процентов годового дохода Baldwin, однако капитализация уже упала на восемнадцать процентов. Во-вторых, падение началось до открытия основной сессии, что указывает на возможные манипуляции со стороны крупных игроков.

Я сделал паузу, глядя на ленту тикера, продолжающую выплевывать плохие новости. Теперь Baldwin потеряли уже восемь пунктов.

— Если мои расчеты верны, — продолжил я, — оптимальной стратегией было бы не только удержание текущих позиций, но даже приобретение дополнительных акций при дальнейшем снижении. К закрытию торгов цена должна восстановиться минимум до ста семидесяти восьми.

Воцарилась тишина. Паттерсон смотрел на меня так, словно я только что оскорбил его мать.

Лица других брокеров выражали смесь недоверия и любопытства. Только Прескотт хранил невозмутимое выражение, его проницательные глаза изучали меня с новым интересом.

— Что ж, мистер Стерлинг, — наконец произнес он. — Это смелый прогноз. Будет интересно увидеть, как он подтвердится.

Паттерсон фыркнул и отвернулся, не считая нужным продолжать дискуссию:

— Мортимер, передайте распоряжение о продаже. Немедленно.

Я вернулся к столу, чувствуя на себе взгляды коллег. Сердце колотилось как бешеное.

Я только что публично поставил на кон свою репутацию. Если Baldwin продолжит падение, я стану посмешищем. Даже благосклонность Харрисона не спасет меня.

Следующие два часа я провел в напряженном ожидании, одним глазом следя за тикерной лентой, другим — работая над материалами для предстоящей встречи с Милнером. К полудню падение Baldwin замедлилось, акции торговались по сто семьдесят, потеряв десять пунктов с начала дня.

Это испытание нервов. Я знал, что прав, но рынок пока не показывал признаков разворота.

Мои расчеты основывались на знании ключевого принципа. В панике рынок всегда переоценивает негативные новости.

И еще. На небольшой исторической детали, которую я вспомнил из курса истории американской промышленности, Baldwin Locomotive Works оставалась прибыльной даже в начале Депрессии благодаря правительственным контрактам.

В час дня тикер внезапно ожил, выбивая новую информацию: «СПЕЦИАЛЬНОЕ СООБЩЕНИЕ: СЕНАТОР БИНГЭМ ОПРОВЕРГАЕТ СЛУХИ ОБ ОТМЕНЕ ВОЕННЫХ КОНТРАКТОВ».

Через десять минут появилось дополнение: «BALDWIN LOCOMOTIVE ПОДТВЕРЖДАЕТ СОХРАНЕНИЕ ВСЕХ ПРАВИТЕЛЬСТВЕННЫХ ЗАКАЗОВ».

Торговый зал вновь наполнился возбужденными голосами, но теперь тон стал совсем другим. Акции Baldwin начали стремительно восстанавливаться, к двум часам дня достигнув отметки ста семидесяти шести.

К трем часам, когда биржевой день приближался к концу, Baldwin торговались по сто семьдесят девять с половиной, полностью отыграв утреннее падение и даже показав небольшой рост. Мой прогноз оказался даже более точным, чем я сам ожидал.

Я старался не выказывать триумфа, продолжая методично работать за своим столом. Но краем глаза видел, как Паттерсон хмуро смотрит в мою сторону.

Он успел продать значительную часть акций своих клиентов по низким ценам. Теперь предстояло объяснять им убытки.

Когда торговая сессия закрылась, я собрал бумаги, готовясь к встрече с Харрисоном для обсуждения завтрашней презентации Милнеру. Внезапно рядом с моим столом появилась высокая фигура Джонатана Прескотта.

— Стерлинг, — его голос звучал ровно, без тени эмоций, — не уделите мне несколько минут?

— Конечно, мистер Прескотт, — я встал, испытывая смешанные чувства. Похвала от такого человека могла значительно усилить мои позиции, но я не знал наверняка, с какой целью он подошел.

— Пройдемся? — он указал в сторону коридора, ведущего к небольшому внутреннему дворику, где сотрудники иногда выходили покурить.

Оказавшись вне пределов слышимости коллег, Прескотт закурил сигару, предложив мне одну. Я вежливо отказался.

— Впечатляющий прогноз сегодня, — начал он, выпуская кольцо дыма. — Особенно для молодого человека, только начинающего карьеру.

— Благодарю, сэр, — ответил я. — Просто внимательно изучил ситуацию.

— И как же вы пришли к своим выводам? — его взгляд стал пронзительным. — Большинство брокеров с тридцатилетним стажем бросились продавать в панике, а вы, проработав в фирме всего несколько недель, увидели то, что ускользнуло от них.

Это опасный момент. Мне нужно объяснить свою невероятную проницательность, не вызывая подозрений.

— Я изучаю исторические параллели, сэр, — начал я осторожно. — Рынок следует определенным моделям поведения, которые повторяются. В 1924 году была похожая ситуация с United States Steel. Слухи о проблемах с крупным контрактом вызвали паническую распродажу. Но когда слухи были опровергнуты, акции не только восстановились, но и выросли.

Прескотт изучающе смотрел на меня, потягивая сигару.

— Исторические параллели, значит, — он кивнул. — А что насчет сенатора Бингэма? Это тоже исторические параллели?

— Нет, сэр, — я позволил себе легкую улыбку. — Это внимательное чтение газет. Заметка о его выступлении в Конгрессе была в Herald Tribune. Зная его позицию по вопросам модернизации армии, я предположил, что отмена контракта маловероятна.

Прескотт медленно кивнул:

— Знаете, Стерлинг, у вас необычный подход. Большинство молодых брокеров просто следуют за общим настроением рынка. Они продают, когда все продают, и покупают, когда все покупают. Очень немногие способны противостоять стадному инстинкту.

— Я считаю, что настоящие возможности для прибыли возникают именно тогда, когда большинство действует одинаково, сэр, — ответил я.

— Любопытная философия, — Прескотт выпустил еще одно кольцо дыма. — И насколько я могу судить, прибыльная. Скажите, Стерлинг, вам известно, чем я занимаюсь в нашей фирме?

— Вы работаете с несколькими крупными промышленными фондами и частными инвесторами, сэр, — ответил я, вспоминая структуру фирмы. — Специализируетесь на долгосрочных инвестиционных стратегиях.

— Верно, — он слегка улыбнулся. — И в отличие от Паттерсона и других, я не гонюсь за быстрой прибылью. Мои клиенты смотрят на перспективу в пять, десять, даже двадцать лет. — Он сделал паузу. — Мне нужен помощник, Стерлинг. Молодой человек с независимым мышлением и способностью видеть за горизонт сегодняшнего дня.

Мое сердце учащенно забилось. Работа с Прескоттом означала доступ к совершенно другому уровню клиентов и информации. К тому же, его клиенты были именно теми людьми, которых я хотел бы предупредить перед крахом 1929 года.

— Я заинтересован, сэр, — ответил я, стараясь не выдать своего волнения.

— Не торопитесь с ответом, — он затушил сигару. — Подумайте до конца недели. Работа со мной… требовательная. Я ожидаю полной самоотдачи и абсолютной честности. Никаких быстрых схем, никаких рискованных спекуляций. Только обоснованный, глубокий анализ.

— Именно такой подход мне близок, мистер Прескотт.

— Хорошо, — он протянул мне руку. — Тогда давайте вернемся к этому разговору в пятницу. И, Стерлинг… — он сделал паузу. — Впечатляющая работа сегодня. Не каждый молодой брокер осмелился бы противоречить Паттерсону.

— Спасибо, сэр, — я пожал его крепкую руку. — Я просто следовал за данными.

Когда Прескотт удалился, я позволил себе момент тихого торжества.

Публичная демонстрация моих аналитических способностей прошла даже успешнее, чем я планировал. Теперь не только Харрисон, но и один из самых уважаемых старших брокеров фирмы проявил ко мне интерес.

Я вернулся в торговый зал, чувствуя на себе совершенно иные взгляды, чем утром. Теперь в них была смесь уважения, любопытства и, конечно, зависти.

После разговора с Прескоттом у меня осталось всего полчаса, чтобы подготовиться к встрече с Говардом Милнером. Я поспешил в кабинет. По пути заглянул к мисс Петерсон, чтобы уточнить, все ли готово в конференц-зале.

— Графики размещены на презентационной доске, мистер Стерлинг, — сообщила она с педантичной точностью. — Кофе и печенье будут поданы к четырем. Мистер Харрисон просил напомнить, что мистер Милнер предпочитает черный кофе без сахара.

Я кивнул, мысленно отмечая эту деталь. В этой эпохе такие мелочи часто значили больше, чем десятки страниц финансового анализа. Личные предпочтения клиентов тщательно запоминались и учитывались.

Открыв портфель, я в последний раз просмотрел подготовленные материалы.

Презентация для Милнера была моей самой тщательной работой на сегодняшний день. На десяти страницах, напечатанных на плотной бумаге с фирменным логотипом «Харрисон Партнеры», я изложил комплексную инвестиционную стратегию, специально адаптированную под его профиль.

Но истинной жемчужиной был раздел об ATT и ее подразделении Western Electric. Я выделил его свежими чернилами, подчеркнув ключевые цифры и перспективы. После сегодняшнего успеха с Baldwin мои рекомендации должны звучать особенно весомо.

Ровно в четыре часа мисс Петерсон позвонила по внутренней линии:

— Мистер Милнер прибыл, мистер Стерлинг. Они с мистером Харрисоном ожидают вас в конференц-зале номер два.

Я собрал документы, расправил плечи и направился к лифту, который доставил меня на этаж руководства. Здесь располагались личный кабинет Харрисона, комнаты для переговоров и конференц-залы для важных клиентов.

Харрисон и Милнер уже сидели за полированным столом из красного дерева, когда я вошел. Они прервали разговор, и оба повернулись ко мне.

Босс выглядел как всегда безупречно. Тройка из тонкой шерсти, платиновый зажим для галстука, аккуратно подстриженные седеющие виски.

Его лицо сохраняло профессиональную доброжелательность, но в глазах я заметил некоторое напряжение. Это чертовски важный клиент.

Рядом с ним сидел Говард Милнер, и впечатление он производил совершенно иное.

Крупный мужчина с широкими плечами, одетый в костюм хорошего качества, но без изысков. Его руки, крупные, с заметными мозолями на пальцах, лежали на столе, выдавая происхождение. Этот человек начинал не в офисах Уолл-стрит, а на фабричном полу, среди резиновых прессов и химических испарений.

— А, вот и молодой человек, о котором вы говорили, Роберт, — Милнер окинул меня оценивающим взглядом. Его голос был грубоватым, с легким акцентом Среднего Запада.

— Мистер Милнер, позвольте представить вам Уильяма Стерлинга, нашего младшего аналитика, — Харрисон сделал легкий жест в мою сторону. — Он подготовил для вас детальный обзор инвестиционных возможностей, учитывая ваши конкретные интересы и цели.

— Добрый день, мистер Милнер, — я протянул руку, встречая его крепкое рукопожатие. — Для меня большая честь представить вам наше видение оптимального инвестиционного портфеля.

Милнер хмыкнул, не скрывая скептицизма:

— Честь, значит? И что же такой молодой человек может рассказать мне о деньгах? Сколько вам лет, Стерлинг?

— Двадцать два, сэр, — ответил я, сохраняя спокойную уверенность.

— Двадцать два, — он покачал головой. — Когда мне было двадцать два, я таскал тяжеленные рулоны резины по двенадцать часов в день на заводе в Акроне. И получал шестьдесят центов в час. — Он наклонился вперед. — Что вы знаете о настоящем бизнесе, молодой человек?