Глава 21 Элитные круги

Пятница наступила быстрее, чем я ожидал. События последних дней, встреча с Кляйном, организация счетов для операций с акциями «Consolidated Oil», преображения в Роберта Грея, все это заполнило мое время настолько плотно, что я едва успел подготовиться к встрече с Прескоттом.

Утро я провел в офисе, завершая отчеты по портфелю Милнера и делая последние корректировки в материалах для Прескотта. Несмотря на непрерывную работу мысли, я не мог не замечать, как растет напряжение вокруг меня. Ван Дорен и его приспешники то и дело бросали в мою сторону злобные взгляды. Явно что-то замышляли.

В два часа мисс Петерсон подошла к моему столу.

— Мистер Стерлинг, мистер Прескотт просил передать, что ожидает вас в клубе «Century Association» в пять часов, — сообщила она с легким поклоном головы. — Он оставил для вас пропуск.

Она протянула мне плотный конверт кремового цвета с тисненым логотипом клуба.

— Благодарю, мисс Петерсон, — я аккуратно убрал конверт во внутренний карман.

«Century Association» один из старейших и самых престижных клубов Нью-Йорка, основанный еще в 1847 году. Место, где собирается интеллектуальная и финансовая элита города. Сам факт приглашения туда говорил о серьезности намерений Прескотта.

В четыре тридцать я покинул офис и направился к Сорок третьей улице. Летний вечер выдался приятным. Легкий ветерок смягчал дневную жару, а последние солнечные лучи золотили фасады зданий.

Здание клуба представляло собой элегантное строение в неоренессансном стиле с монументальным фасадом из песчаника. У входа, охраняемого швейцаром в ливрее, я предъявил приглашение.

— Добро пожаловать в «Century», сэр, — произнес швейцар с уважительным кивком. — Мистер Прескотт ожидает вас в Дубовой комнате. Позвольте проводить.

Внутреннее убранство клуба поражало роскошью старой школы. Никакой показной вычурности. Только благородные материалы, классические линии и та особая атмосфера уверенного достатка, которую невозможно создать за деньги. Она приходит только с поколениями.

Массивные дубовые панели на стенах, портреты основателей клуба в тяжелых золоченых рамах, антикварная мебель, отполированная до блеска прикосновениями сотен рук. История дышала в каждой детали.

Швейцар провел меня через Главный зал, где несколько пожилых джентльменов читали газеты в глубоких кожаных креслах, и остановился перед резной дверью.

— Дубовая комната, сэр, — он открыл дверь и отступил в сторону.

Комната оказалась небольшим, но роскошным пространством с панорамными окнами, выходящими на маленький внутренний сад. Ее название полностью соответствовало интерьеру.

От пола до потолка стены отделаны темными дубовыми панелями с искусной резьбой. В центре стоял массивный стол для переговоров, окруженный шестью стульями с высокими спинками.

У дальнего окна, спиной ко мне, стоял Джонатан Прескотт.

— А, Стерлинг, — он обернулся, услышав мои шаги. — Точно вовремя. Одно из качеств, которые я ценю в молодых людях.

Прескотт был одет в безупречный темно-синий костюм-тройку. Обстановка клуба словно создавала для него идеальный фон. Он выглядел так, будто принадлежал этому месту по праву рождения.

— Присаживайтесь, — он указал на стул напротив себя. — Я заказал легкий ужин. Надеюсь, вы не против разделить со мной трапезу?

— С удовольствием, сэр, — я занял указанное место, оценив безупречное качество кожи, которой был обит стул.

Словно по невидимому сигналу, дверь открылась, и пожилой официант в белоснежной куртке внес поднос с двумя стаканами и хрустальным графином золотистой жидкости.

— Двенадцатилетний «Macallan», — пояснил Прескотт, когда официант налил нам по небольшой порции виски. — Один из немногих достойных скотчей, которые еще можно найти в эпоху Сухого закона. Клуб имеет особые привилегии.

Он поднял стакан и произнес:

— За плодотворное сотрудничество, Стерлинг.

— За сотрудничество, — я поддержал тост.

Виски оказался превосходным. Насыщенный вкус с нотами сухофруктов, ванили и легким дымным послевкусием. Настоящий напиток джентльменов старой школы.

— Полагаю, вы догадываетесь о цели нашей встречи, — начал Прескотт, отставляя стакан. — Ваши недавние успехи с Baldwin и ATT произвели впечатление не только на меня, но и на руководство фирмы.

— Рад это слышать, сэр.

— Не скромничайте, Стерлинг, — Прескотт слегка улыбнулся. — В нашем бизнесе результаты говорят сами за себя. А ваши результаты кричат.

Он достал из внутреннего кармана пиджака тонкую папку и раскрыл ее на столе.

— Я проанализировал ваши рекомендации за последние недели. Консервативный подход, акцент на фундаментальную стоимость, внимание к долгосрочным перспективам, а не к сиюминутной выгоде, — он постучал пальцем по странице. — Это редкость в нынешние времена всеобщего рыночного энтузиазма.

— Я просто следую принципам разумного инвестирования, сэр, — ответил я. — Модные тенденции приходят и уходят, но фундаментальные ценности остаются.

Прескотт внимательно посмотрел на меня, словно пытаясь проникнуть за маску молодого аналитика.

— Именно так, Стерлинг. Именно так. Большинство молодых людей вашего возраста сейчас гонятся за быстрыми деньгами. Маржинальная торговля, спекуляции, рисковые ставки… Весь Уолл-стрит охвачен золотой лихорадкой.

Он сделал глоток виски.

— Но я принадлежу к старой школе. Моя философия основана на трех принципах. Сохранение капитала, разумный рост и долгосрочная перспектива. Я работаю не с жаждущими быстрого обогащения новичками, а с семьями, чье состояние создавалось поколениями.

Официант вернулся, неся два блюда с филе-миньоном, гарниром из спаржи и молодого картофеля. Расставив тарелки и приборы, он так же бесшумно удалился.

— Вы никогда не задумывались, Стерлинг, почему некоторые состояния переживают поколения, а другие исчезают так же быстро, как и появляются? — спросил Прескотт, разрезая мясо.

— Долгосрочное планирование против краткосрочных выгод, — ответил я. — Рациональность против эмоций. Стратегия против тактических маневров.

Прескотт кивнул с удовлетворением.

— Именно. Большинство моих клиентов — это люди, чьи деды и прадеды закладывали основу нынешнего благосостояния. Промышленники, железнодорожные магнаты, нефтяники, банкиры. Им нужен не азарт игры, а стабильное приумножение капитала.

Я внимательно слушал, отмечая ключевые моменты. Прескотт явно подводил разговор к конкретному деловому предложению.

— На данный момент я управляю активами двенадцати семей с общим капиталом около ста двадцати миллионов долларов, — продолжил он. — Это консервативный портфель, сосредоточенный на «голубых фишках», муниципальных облигациях и недвижимости. Но я всегда ищу свежие идеи, новые подходы в рамках нашей философии.

— И вы считаете, что я могу предложить такие идеи? — спросил я, хотя ответ был очевиден.

— Я в этом уверен, Стерлинг, — твердо сказал Прескотт. — Ваш анализ Baldwin показал способность видеть за иррациональными рыночными движениями. Ваша рекомендация ATT продемонстрировала умение замечать фундаментальные изменения в отрасли раньше других. Это именно те качества, которые я ищу в аналитике.

Он отложил приборы и сложил руки на столе.

— Мое предложение простое. Вы станете моим младшим партнером по управлению этими портфелями. Будете предлагать инвестиционные идеи, проводить анализ компаний, участвовать в конфиденциальных встречах с клиентами. Взамен получите процент от прибыли. Два с половиной, если быть точным. И, что не менее важно, доступ к сети контактов, которые невозможно получить иным путем.

Два с половиной процента от управления активами в сто двадцать миллионов… Даже при скромной годовой доходности в восемь процентов это составит около двести сорока тысяч долларов в год. Огромная сумма по нынешним меркам, эквивалентная нескольким миллионам в двадцать первом веке.

— Это щедрое предложение, мистер Прескотт, — сказал я, стараясь не выдать восторга. — Могу я узнать, что думает об этом мистер Харрисон?

— Он одобрил, — Прескотт улыбнулся. — Конечно, ваша основная работа с клиентами фирмы остается приоритетом. Наше сотрудничество будет дополнительным. Думаю, трех-четырех часов в день будет достаточно.

— В таком случае, я с радостью принимаю ваше предложение, сэр, — я протянул руку.

Прескотт крепко пожал ее.

— Отлично. Начнем в понедельник. Я подготовлю все необходимые документы и ознакомлю вас с портфелями.

Ужин продолжился в более расслабленной атмосфере. Прескотт рассказывал о клиентах, умело избегая конкретных имен, но давая понять их вес в деловых и аристократических кругах.

— Кстати, один из них сейчас здесь, в клубе, — вдруг сказал Прескотт, взглянув на часы. — И, если я правильно рассчитал время, он должен освободиться примерно… сейчас.

Словно по команде, дверь открылась, и в комнату вошел высокий седеющий мужчина в безупречном сером костюме. Его лицо с тонкими аристократическими чертами и проницательным взглядом голубых глаз показалось мне смутно знакомым.

— А, Джонатан, — произнес вошедший, направляясь к нашему столу. — Не знал, что ты сегодня в клубе.

— Уильям, — Прескотт поднялся, и я последовал его примеру. — Позволь представить, Уильям Стерлинг, молодой аналитик, о котором я тебе рассказывал.

Уильям… Вандербильт? Я едва не выдал свое удивление. Передо мной стоял прямой потомок Корнелиуса Вандербильта, «Коммодора», одного из богатейших людей в истории Америки.

— Уильям Стерлинг, — представил меня Прескотт, — Уильям Вандербильт Третий.

— Рад знакомству, мистер Вандербильт, — я пожал протянутую руку, стараясь сохранять спокойствие.

— Взаимно, молодой человек, — отозвался Вандербильт, оценивающе глядя на меня. — Джонатан говорит, у вас необычный взгляд на рынок.

— Я просто стараюсь смотреть дальше сиюминутных колебаний, сэр, — ответил я.

— Присядьте с нами, Уильям, — предложил Прескотт. — Стерлинг как раз излагал мне свои взгляды на текущую рыночную ситуацию. Думаю, вам будет интересно.

Вандербильт кивнул и занял место за столом. Официант тут же появился с еще одним стаканом для виски.

— Так что же вы думаете о нынешнем буме, мистер Стерлинг? — спросил Вандербильт после того, как ему налили. — Золотой век продлится вечно, как уверяют нас с каждой газетной страницы?

Я почувствовал, что это проверка. Вандербильт явно хотел услышать мое искреннее мнение, а не очередные оптимистичные банальности.

— История учит нас, что ничто не продолжается вечно, мистер Вандербильт, — осторожно начал я. — Особенно когда рост цен активов значительно опережает рост их внутренней стоимости.

Я сделал паузу, наблюдая за реакцией. Вандербильт слегка кивнул, поощряя продолжать.

— Текущий рынок демонстрирует несколько тревожных признаков. Маржинальные кредиты достигли исторического максимума. Люди покупают акции не ради долгосрочных перспектив компаний, а в расчете перепродать их дороже другим покупателям. Классическая спекулятивная психология.

— И как вы оцениваете риски? — спросил Вандербильт, подавшись вперед.

— Я бы сказал, что сейчас не время для агрессивных ставок, — ответил я. — Текущая ситуация напоминает мне биржевой бум перед паникой 1907 года, только в гораздо большем масштабе. Тогда тоже все говорили о «новой эре» и вечном процветании.

Вандербильт и Прескотт обменялись взглядами. Я понимал, что затронул чувствительную тему. Мало кто на Уолл-стрит осмеливался публично выражать скептицизм относительно рыночных перспектив.

— Интересно, — медленно произнес Вандербильт. — Большинство молодых аналитиков с Уолл-стрит сейчас уверяют нас, что индекс Доу-Джонса достигнет тысячи пунктов в ближайшие годы. А вы предлагаете сдержанность. Необычная позиция.

— Я предпочитаю смотреть на факты, а не следовать за толпой, сэр, — ответил я. — И факты говорят о том, что цены акций растут быстрее, чем прибыли компаний. Это не может продолжаться бесконечно.

— И какую стратегию вы бы рекомендовали в таких условиях? — спросил Вандербильт, явно заинтересованный.

— Постепенный переход к большей осторожности, — сказал я. — Не паника, не массовые распродажи, а планомерное перераспределение активов в пользу компаний с сильным балансом, низким долгом и стабильным денежным потоком. Увеличение доли наличных средств. Возможно, частичный переход в реальные активы. Недвижимость, драгоценные металлы.

Я сделал глоток виски и добавил:

— Но самое главное это избегать маржинальной торговли. В случае резкой коррекции именно заемные средства становятся миной замедленного действия.

— Хм, — Вандербильт откинулся на спинку стула, задумчиво глядя на меня. — Знаете, молодой человек, именно такой совет дал мне мой дед накануне паники 1893 года. «Когда сапожники и горничные начинают говорить об акциях, умным людям пора выходить из рынка».

Он повернулся к Прескотту:

— Ты нашел интересного протеже, Джонатан.

— Я редко ошибаюсь в людях, — спокойно ответил Прескотт.

Вандербильт сложил руки на столе и повернувшись, внимательно посмотрел на меня.

— Позвольте мне проверить ваши аналитические способности, мистер Стерлинг, — сказал он, и я почувствовал, что начинается своего рода экзамен. — Две недели назад мне предложили значительный пакет акций National Aircraft. Компания разрабатывает новый тип пассажирских самолетов и обещает революцию в воздушных перевозках. Их представители утверждают, что авиация вскоре заменит железные дороги для дальних путешествий.

Он сделал паузу, наблюдая за моей реакцией.

— Цена предложения втрое выше номинальной, но они уверяют, что через год стоимость вырастет еще в пять раз. Что бы вы мне посоветовали, молодой человек?

Я помнил этот случай. National Aircraft была одной из компаний-пузырей конца 1920-х, которая привлекала огромные инвестиции на волне энтузиазма вокруг авиации после трансатлантического перелета Чарльза Линдберга. К 1931 году компания обанкротится, не выпустив ни одного коммерчески успешного самолета.

Но я не мог прямо сказать об этом. Нужно дать анализ, основанный на видимых признаках проблем, которые уже присутствовали в 1928 году.

— Я бы рекомендовал воздержаться от этой инвестиции, мистер Вандербильт, — твердо ответил я.

— Интересно, — Вандербильт слегка приподнял бровь. — Большинство считает авиацию перспективнейшей отраслью. На каком основании вы даете такой консервативный совет?

— Авиация, безусловно, имеет большое будущее, сэр, — согласился я. — Однако National Aircraft демонстрирует несколько тревожных признаков. Во-первых, их финансовая отчетность показывает высокие расходы на рекламу и продвижение при минимальных вложениях в исследования и разработки. Для инженерной компании это нелогично.

Я сделал паузу, чтобы отпить виски, и продолжил:

— Во-вторых, у них нет патентов на ключевые технологии, которые они якобы разрабатывают. Все их заявления о революционных двигателях и конструкциях не подкреплены документально.

Я заметил, как Вандербильт слегка кивнул, внимательно слушая.

— В-третьих, их совет директоров состоит преимущественно из финансистов и промоутеров, без единого специалиста в авиастроении. И наконец, их бизнес-план предполагает скорость захвата рынка, совершенно нереалистичную для отрасли, где безопасность является первоочередным фактором.

Вандербильт обменялся быстрым взглядом с Прескоттом.

— Любопытно, — сказал он. — А что бы вы порекомендовали вместо этого в секторе транспорта и перевозок?

— Если вас интересует авиация, сэр, я бы рекомендовал обратить внимание на Boeing. Компания имеет правительственные контракты, солидный инженерный отдел и фокусируется на постепенном улучшении уже работающих технологий, а не на маркетинговых обещаниях. Или же сосредоточиться на компаниях, обслуживающих авиационную инфраструктуру. Аэропорты, топливные системы, навигационное оборудование.

Вандербильт откинулся на спинку стула и неожиданно рассмеялся.

— Мистер Стерлинг, вы только что сэкономили мне четверть миллиона долларов. Я был в шаге от того, чтобы принять их предложение, но что-то меня удерживало. Ваш анализ точно обозначил все то, что меня смутно беспокоило.

Я позволил себе скромную улыбку:

— Рад, что смог быть полезным, сэр.

— Более чем полезным, молодой человек, — Вандербильт допил свой виски и поставил стакан. — Джонатан, нам стоит продолжить этот разговор в более расширенном составе. Я хотел бы пригласить мистера Стерлинга на нашу ежемесячную встречу в Саутгемптоне.

— С удовольствием, Уильям, — ответил Прескотт, и я заметил тень удовлетворения на его лице.

Вандербильт поднялся.

— К сожалению, меня ждут в Библиотечном зале. Было приятно познакомиться, мистер Стерлинг. Полагаю, мы еще увидимся.

— Для меня это честь, сэр, — я встал, чтобы пожать ему руку.

Когда дверь за Вандербильтом закрылась, Прескотт повернулся ко мне с легкой улыбкой:

— Поздравляю, Стерлинг. Вы произвели впечатление на одного из самых консервативных и осторожных инвесторов Нью-Йорка. Уильям не из тех, кто легко раздает комплименты.

— Я просто высказал свое мнение, сэр.

— И это именно то, что ценят такие люди, как Вандербильт. Честность, — Прескотт сделал паузу. — Знаете, я рад, что не ошибся в вас. Ваши взгляды на рынок удивительно созвучны моим собственным.

Он понизил голос, хотя в комнате никого, кроме нас, не было:

— Между нами говоря, я уже несколько месяцев сокращаю рыночные риски в портфелях клиентов. Увеличиваю долю муниципальных облигаций, золотодобывающих компаний, коммунальных предприятий. Удивительно, что такой молодой аналитик, как вы, пришел к схожим выводам.

Я почувствовал легкое напряжение. Прескотт слишком проницателен. Не выдал ли я себя каким-то образом?

— Просто внимательно изучаю исторические параллели, сэр, — сказал я. — Мой отец много рассказывал мне о панике 1907 года, которую пережил лично.

Это была правда, хоть и не моя. Настоящий Уильям Стерлинг действительно мог слышать такие рассказы от своего отца.

— История повторяется, просто каждый раз в новых декорациях, — кивнул Прескотт. — Хорошо, что вы усвоили этот урок раньше большинства ваших сверстников.

Он взглянул на часы:

— Думаю, на сегодня достаточно. Жду вас в понедельник в десять в моем кабинете. Познакомлю с документацией и расскажу о ближайших задачах.

— Буду точно вовремя, сэр, — заверил я.

Когда мы выходили из клуба, Прескотт вдруг остановился и повернулся ко мне:

— Еще одно, Стерлинг. Возможно, вам стоит быть осторожнее в офисе. До меня дошли слухи, что некоторые ваши коллеги, не слишком довольны вашим стремительным успехом.

— Ван Дорен и его друзья, — я кивнул. — Да, я заметил.

— На Уолл-стрит зависть может быть опаснее медведей, — сказал Прескотт. — Будьте начеку.

— Спасибо за предупреждение, сэр.

Загрузка...