Парторг

Глава 15

Я пожал протянутую руку, стараясь не выдать своего удивления. Встретить первого секретаря обкома в первый же рабочий день, да ещё в кабинете своего непосредственного начальника, как-то немного неожиданно.

— Очень приятно, товарищ Чуянов. Лейтенант Хабаров Георгий Васильевич.

— Садитесь, Георгий Васильевич, — Чуянов кивнул на стул перед столом. — Виктор Семёнович мне о вас рассказывал. Интересная у вас биография получается. Командир Красной Армии, инвалид войны, а теперь партийный работник. И протез у вас, говорят, необычный.

Я сел, стараясь не показать, как меня удивило такое внимание со стороны первого секретаря к рядовому инструктору горкома.

— Протез действительно новой конструкции, товарищ Чуянов. В Горьковском госпитале разработан.

— Вот как? — Чуянов заинтересованно посмотрел на меня. — А расскажите поподробнее. У нас ведь инвалидов войны теперь будет много, очень много. И всем нужна помощь. Если есть новые разработки, может быть, стоит организовать производство здесь, в Сталинграде?

Я на секунду задумался. Это была возможность. Возможность начать то, о чём думалось ещё в Горьком, когда работал над своим протезом вместе с Соломоном Абрамовичем и Васей Маркиным.

— Товарищ Чуянов, разработка действительно перспективная. Протез лёгкий, прочный, позволяет нормально передвигаться, даже преодолевать значительные расстояния. Сегодня я прошёл от центра до Бекетовки пешком, за два с половиной часа.

Чуянов переглянулся с Андреевым.

— Пятнадцать километров за два с половиной часа? На протезе? — в голосе первого секретаря прозвучало неподдельное удивление. — Это действительно впечатляет. Обычные протезы таких нагрузок не выдерживают, я знаю. У меня в аппарате работает товарищ с протезом, так он через два километра вынужден отдыхать.

— Наш протез, то есть протез, который мы разработали в Горьковском госпитале, основан на других принципах, — начал было я, но Чуянов остановил меня жестом:

— Погодите, Георгий Васильевич. Вы сказали «мы разработали»? То есть вы принимали участие в разработке?

— Да, товарищ Чуянов. Я работал над этим проектом вместе с инженером авиационного завода и офицером, который перед войной закончил четыре курса МАДИ. Мы втроём создали эту конструкцию.

Чуянов снова переглянулся с Андреевым, и я увидел в его глазах живой интерес.

— Виктор Семёнович, я думаю, нам нужно поговорить об этом подробнее. Георгий Васильевич, вы можете как можно скорее подготовить записку о вашей разработке? С техническим описанием, возможностями организации производства?

— Могу, товарищ Чуянов, — я почувствовал, как внутри загорается огонь. — У меня с собой абсолютно все материалы по нашей разработке. Более того, я могу связаться с моими товарищами по разработке в Горьком. У них уже наверняка есть и материалы по результатам первых недель работы.

— Отлично, — Чуянов кивнул. — Вот что, Георгий Васильевич. Я думаю, это может стать важным делом. У нас в Сталинграде и области сейчас тысячи инвалидов войны. Им нужна помощь, нужна возможность вернуться к нормальной жизни. Если ваша разработка позволяет это сделать, мы должны организовать производство.

Он повернулся к Андрееву:

— Виктор Семёнович, давайте подумаем, где мы можем это организовать. Какие у нас есть возможности?

Андреев задумался, потирая подбородок. Я видел, что он прикидывает варианты.

— Алексей Семёнович, у нас есть скорее всего возможности на наших заводах, — начал он медленно. — Но восстановление идёт медленно. Поэтому давайте поручим Георгию Васильевичу подготовить все материалы, затем соберем парторгов ЦК, пригласим нашу городскую медицину, у нас ведь была при областной больницы небольшая ортопедическая мастерская и вместе подумаем, что можно сделать самим для решения этой проблемы.

— Это наверное оптимальный вариант, — согласился Чуянов. — У нас только по области несколько тысяч инвалидов, и каждый день прибывают новые. Нужно много протезов, очень много.

Он повернулся ко мне:

— Георгий Васильевич, а насколько сложно изготовление вашего протеза? Какие нужны материалы, какое оборудование?

Я быстро прикинул в уме. Это был тот разговор, к которому я готовился ещё в Горьком, обсуждая с Соломоном Абрамовичем перспективы массового производства.

— Товарищ Чуянов, основные материалы, это дюралюминий для силовых элементов, сталь для осей и креплений, кожа для гильзы, натуральная резина для амортизаторов. Дюраль — это самая большая проблема, материал пока стратегический. Оборудование нужно обычное слесарное и токарное, плюс сварочный аппарат. Самое сложное, это точная подгонка под конкретного человека, под его культю. Это требует квалифицированного мастера и индивидуального подхода к каждому пациенту.

— То есть нельзя делать на потоке, как валенки? — уточнил Чуянов.

— Нельзя, — подтвердил я. — Каждый протез индивидуален. Хотя можно стандартизировать основные узлы, делать их заготовками, а потом подгонять под конкретного человека. Это ускорит производство.

Чуянов задумчиво кивал:

— Понятно. Значит, нужны и производственные мощности, и квалифицированные кадры. Виктор Семёнович, как думаешь, у нас есть специалисты? Слесари, токари?

— Есть, — кивнул Андреев. — На тракторном заводе осталось немало рабочих, многие вернулись после эвакуации. Плюс демобилизованные по ранению, среди них немало квалифицированных людей. Можно набрать бригаду.

— А с медицинской стороны? — продолжал Чуянов. — Кто будет снимать мерки, подгонять протезы?

— В областной больнице должны остаться врачи-ортопеды, — ответил Андреев. — Если нет, найдем, кого и где обучить.

— Хорошо, — Чуянов встал, прошёлся по кабинету. — Георгий Васильевич, вот что мы сделаем. Готовьте записку, техническое описание. Подробно, со схемами, с расчётом необходимых материалов и оборудования. Виктор Семёнович, тебе партийное поручение. Так как товарищ Хабаров твой кадр, возьми это дело себе лично.

Чуянов остановился и повернулся ко мне:

— Диспозиция, говоря военным языком у нас, Георгий Васильевич, такая. Восстановление жилья для вашего отдела одна из приоритетных задач. Поэтому оформляйтесь, вникайте в дела по основному направлению. никто не отменяет.

Он помолчал и обратился к Андрееву:

— Виктор Семёнович, давайте так. Георгий Васильевич будет работать по двум направлениям. Основное, это жилищное строительство, как и планировали. А параллельно пусть занимается организацией производства протезов. Это важно, товарищи, очень важно. Инвалидов с каждым днём всё больше, государство конечно о них позаботится. Но если мы здесь, в Сталинграде, сможем наладить производство качественных протезов, это будет очень большое дело. Может быть, потом и в другие города опыт распространим.

— Понял, Алексей Семёнович, — кивнул Андреев. — Так и сделаем.

Чуянов встал, давая понять, что разговор окончен.

— Будем рады, если это дело выгорит, Георгий Васильевич. Идите, оформляйтесь до конца и знакомьтесь с коллегами по отделу. Потом возвращайтесь и Виктор Семёнович введёт вас в курс дела. Ваша записка, мне нужна как можно скорее.

Я встал, снова вытянулся по стойке «смирно»:

— Есть, товарищ Чуянов! Разрешите идти?

— Идите, идите, — Чуянов улыбнулся. — И бросьте вы эту армейскую манеру. Вы теперь партийный работник, а не военный. Хотя, — он помолчал, — с другой стороны, дисциплина, это хорошо. Нам сейчас такая дисциплина очень нужна.

Когда дверь за мной закрылась, я услышал сквозь неё голос Чуянова:

— Интересный парень, Виктор Семёнович. Думает головой, не боится брать на себя ответственность. Таких нам сейчас много нужно.

Я улыбнулся и направился в приёмную, где меня оказывается уже ждала секретарша с документами.

В приёмной сидела женщина лет сорока, в строгом тёмном платье, волосы убраны в тугой пучок. Она подняла голову от машинки, на которой печатала что-то, и внимательно посмотрела на меня.

— Товарищ Хабаров?

— Да, это я.

— Марфа Петровна, секретарь объединенной приемной, — она встала, протянула руку. — Виктор Семёнович предупредил, что вы придёте. Вот ваши документы, — она достала из папки несколько листов. — Приказ о назначении, удостоверение личности, пропуск в здание, талоны на питание в столовой, продовольственные карточки, денежный аттестат и остальное. Проверяйте, если все в порядке, то может идти в сектор учета и приступать к работе.

Я взял документы, внимательно просмотрел их. Всё было вроде оформлено правильно, никаких ошибок не нашлось.

— Спасибо, Марфа Петровна, — Сказал я убирая документы в свою полевую сумку. — А где кабинет сектора учета?

— Кабинет? — она усмехнулась. — Какой кабинет, товарищ Хабаров? У нас тут места на всех не хватает. Вы тоже будете работать вместе с другими инструкторами, в общем кабинете. Это третий этаж, комната номер семнадцать. Там уже трое сидят, теперь вы четвёртым будете. А сектор учета рядом в закутке, по вывеске увидите.

— Понятно, — кивнул я. — А Виктор Семёнович когда освободится?

— Это я не знаю, наверное только когда город восстановим. Но он сказал, чтобы вы к нему сразу пришли когда оформитесь полностью и познакомитесь с отделом. И вот ещё, — она достала из ящика стола небольшую тетрадь в чёрной обложке. — Ваша рабочая тетрадь. Записывайте туда все поручения, все задания. По опыту работы с Алексеем Семеновичем скажу, что это очень облегчит нам жизнь.

Я взял тетрадь, положил в сумку вместе с документами.

— Спасибо, Марфа Петровна. Я пойду, освоюсь.

— Идите, идите, — и она ту же переключилась на свою пишущую машинку.

Я поднялся на третий этаж, нашёл комнату номер семнадцать. Рядом была дверь сектора учета, в который я тут же зашел.

Сектором учета заведовал весь седой мужчина неопределенных лет, без левой руки и в темных очках. На столе перед ним горела настольная лампа. Он молча взял мои документы, быстро заполнил всё необходимое и протянул мне партбилет.

— Я вас не задерживаю, товарищ Хабаров, — я молча убрал в нагрудный карман гимнастерки свой партбилет и молча вышел.

За дверью на двери которой слышались голоса, кто-то громко смеялся. Я постучал и, услышав приглашение войти, открыл дверь.

Комната была достаточно большой, метров двадцать, но в ней было шесть столов, стоящих попарно у противоположных стен, шкаф для документов, вешалка с несколькими пальто и шинелью. За одним из столов сидел мужчина лет тридцати пяти, в пиджаке, с тщательно причёсанными волосами. За другим столом, молодой парень лет двадцати пяти, в военной гимнастёрке без погон. У окна стоял третий, постарше, лет сорока, курил, глядя на разрушенный город за окном.

— Здравствуйте, товарищи, — поздоровался я с порога.

Все трое повернулись, оглядели меня с любопытством.

— Здравствуй, здравствуй, — откликнулся мужчина в пиджаке. — Ты, наверное, новенький? Хабаров?

— Да, это я. Георгий Васильевич Хабаров.

— А, это про тебя Виктор Семёнович говорил, — он встал, протянул руку. — Илья Борисович Гольдман. Это, — он кивнул на парня в гимнастёрке, — Пётр Фёдорович Савельев, по совместительству наш главный комсомолец. А это, — он указал на курившего у окна, — Степан Иванович Кузнецов.

Я обменялся рукопожатиями со всеми, прошёл к одному из столов, который был по всем признакам свободен.

— Да, располагайся, — сказал Гольдман. — Это будет твой стол. Бумага, карандаши, ручки, чернила вон в том шкафу, если нужно, бери. Только аккуратно, всё на учёте.

— Спасибо, — я сел за стол, огляделся. На столе ничего не было, кроме чернильницы.

— Ты, я слышал, из Горького приехал? — спросил Савельев. — С Виктором Семеновичем?

— Да, одновременно с уральскими добровольцами прибывшими на восстановление города.

— Молодцы ребята, — одобрительно кивнул Савельев. — Нам сейчас каждая пара рук на счету. Кузнецов, вон даже чуть ли плясал, когда узнал об их приезде.

— А ты сразу же побежал к своим комсомольцам узнавать, что да как, — буркнул Кузнецов, не оборачиваясь от окна. — Саперов бы нам конечно побольше. Немцы всё заминировали, гады.

— Ничего, разминируем, — сказал Гольдман. — Сапёры работают. Медленно, но работают.

Первый рабочий день в Сталинграде начался лучше, чем можно было предположить. У меня появилась задача, конкретная и важная. Организовать производство протезов. В помощи нуждаются тысячи инвалидов войны, таких же, как я. Вернуть им возможность нормально жить, работать, быть полезными.

«Задача № 1. Организация производства протезов. Подготовить техническую записку с описанием конструкции, расчётами материалов и оборудования. Срок: как можно раньше. Связаться с С. А. Кацем и В. И. Маркиным, узнать о первом опыте работы».

Я закрыл тетрадь. Увидев это, Кузнецов спросил:

— Ты член ВКП(Б)?

— Да, — ответил я, настораживаясь. Что-то в его голосе было не понятное, насторожившее меня.

— Андреич, завсектором учета, мужик кремень. Немцы его в лагерь угнали, он не успел уйти, документы какие-то уничтожал. Так он сбежал и линию фронта перешел, чуть ли не в голом виде. Руку потерял и чуть не ослеп. У него два дня назад жену бандиты какие-то хотели убить, они у немцев служили. Но твари просчитались, она всех троих из табельного положила. Её в госпиталь успели довезти, говорят жить будет. Ты ведь у Родимцева воевал, как мы слышали. Так что оружие всегда наготове держи. Война здесь, в Сталинграде еще не кончилась.

— Понятно, — ответил я.

— У нас, товарищ Хабаров, поэтому настроение сам понимаешь. Андреич как раз минут за пять до тебя был, рассказывал.

Он помолчал, а потом спросил:

— Ты кстати завтракал?

— Утром чай пил.

— Тогда иди в столовую, тебе же Марфа выдала продовольственные талоны?

— Да.

— Вот и иди в столовую. Обидно будет если талон на завтрак пропадет. А он только сегодня действителен, задним числом, — Кузнецом развел руками, — нельзя. У них с этим делом строго.

— Спасибо, — ответил я и решил воспользоваться советом товарища.

Кормили в обкомовско-горкомовской столовой всех сотрудников подряд, но я сразу же наметанным глазом увидел разницу в служебном положении завтракающих.

Столовая была самой обыкновенной, советской. Я взял старый обколотый поднос и встал в небольшую очередь на раздачу. Мне быстро подали достаточно большую порцию какой-то каши, типа ассорти, главным ингредиентом в которой была перловка и два куска черного хлеба. А вот когда стал брать чай у меня спросили, когда предпочту взять масло и печенье.

Вопрос меня не удивил, я почему-то продолжал считаться средним комсоставом Красной Армии и мне по нормам комсостава полагалось дополнительно 40 г масла или сала, 20 г печенья и 50 г рыбных консервов в сутки. Разумнее всего масло и печенье брать утром, мало ли что, вдруг вечером не судьба будет оказаться в столовой.

А вот то, что стоящей следом за мной уже достаточно пожилой женщине масло и печенье не предложили, меня немного озадачило. Но я сразу же понял в чем дело. Не все наши работники имели офицерский статус, поэтому и разница.

Мне было от этого немного дискомфортно, и я сразу же решил поделиться маслом с этой женщиной, но она куда-то быстро ушла, унося в руках свою порцию каши и чай.

Настроение у меня после этого заметно испортилось. Оно после рассказа о жене завсектором учета и так было не очень, а здесь вообще упало.

Каша была вполне съедобной и даже вкусной, а чай оказался просто замечательным, особенно вместе с маслом и печеньем. Ел я не спеша, обдумывая предстоящий разговор с Виктором Семеновичем.

Окончательное решение, что я предложу по-настоящему революционное, оформилось в моей голове почти в деталях, когда еще только шел вдоль разрушенных трамвайных путей. И это очень реальное предложение, даже более, чем предложенный мною протез.