Парторг

Глава 17

Виктор Семёнович встал и прошёлся по кабинету. Я сразу понял: сейчас начнётся самая важная часть нашего разговора. Он подошёл к окну, постоял, глядя куда-то вдаль за окном, потом повернулся ко мне.

— Георгий Васильевич, давай поговорим о деле. Утром Чуянов поручил тебе заняться организацией производства протезов. Это важно, очень важно. Но это не основная ваша работа. Основная — это восстановление жилого фонда. За два дня я успел вникнуть в масштабы проблем, и, признаться, у меня от этого просто голова идёт кругом.

Он вернулся к столу, достал из ящика толстую папку с грифом «Совершенно секретно» и открыл её. Я увидел машинописные листы с таблицами, цифрами, схемами. Документы были свежими, судя по всему, составленными буквально в последние дни.

— Смотри. По предварительным подсчётам, в Сталинграде, я говорю о районах, где шли бои, практически не осталось ни одного неповреждённого здания. Ни одного, Георгий Васильевич. Понимаешь масштаб? Часть из них, но предварительно процентов десять, можно попытаться восстановить, но это требует огромных ресурсов. Кирпич, цемент, лес, рабочие руки. А главное, время. Очень много времени.

Он посмотрел на меня, и я увидел в его глазах усталость. Не физическую, а ту, что приходит с осознанием масштаба задачи, с пониманием того, что предстоит сделать невозможное.

— У нас в городе на второе февраля осталось около тридцати двух тысяч жителей, причём почти все они были здесь, в Кировском районе. В остальных районах меньше тысячи человек. Представляешь? В целом городе, в котором до войны проживало полмиллиона человек, в боевых районах осталось меньше тысячи. Сейчас люди возвращаются из эвакуации, и прибывают добровольцы для восстановления города. По нашим прогнозам, к осени население может вырасти как минимум до ста пятидесяти тысяч, а к концу года до двухсот. Им всем нужно жильё. А что мы можем предложить? Землянки, бараки, в лучшем случае комнату в уцелевшем доме, где уже живут пять-шесть семей.

Я слушал внимательно, понимая, что это тот момент, когда я должен высказать своё предложение. Но Виктор Семёнович продолжал, и я понимал, что ему нужно выговориться, поделиться этим грузом ответственности, который внезапно свалился на него:

— Строить по старинке, кирпичные дома, это долго и дорого. На один дом уходит год, а то и больше. Плюс квалифицированных каменщиков не хватает, многие погибли, многие ещё на фронте. Я думал о том, чтобы организовать массовое производство деревянных бараков. Быстро, относительно дёшево. Но это временное жильё, низкого качества, холодное. И дерева у нас тоже не так много, его надо откуда-то везти, а транспорт жизненно необходим на фронте, попробуй найти сотню свободных машин, а тут необходимы тысячи.

Он замолчал, закрыл папку, посмотрел на меня:

— Вот такая картина. Вот здесь, — Виктор Семёнович показал мне папку, — все материалы о состоянии города на сегодняшний день. Эта информация секретная, свой экземпляр получишь в секретной части. Ознакомиться с ним можно только у них в читальном зале. Делать какие-либо выписки запрещено. Полагайся только на свою память. Как закончим разговор, иди и ознакомься с материалами. На это тебе один день.

Я думал, что на сегодня разговор окончен, и даже успел слегка разочароваться. Всего один день на изучение материалов? Этого явно недостаточно для такого объёма информации. А самое главное я рассчитывал немного на другой разговор. Но я ошибся предположив, что на этом разговор окончен.

Виктор Семёнович встал и снова прошёлся по кабинету. Его движения были нервными, резкими. Я понял, что он находится в огромном внутренним напряжении.

— Время не ждёт, Георгий Васильевич. Такие темпы работы с натяжкой допустимы в мирное время, но не сейчас. Прошло два месяца после окончания боёв, а к восстановлению города так и не приступили. Да, мы расчищаем завалы, разминируем территорию, хороним погибших. Но это подготовительная работа. А строительства как такового нет. И после разговоров по телефону сегодня ночью с товарищами из Москвы я понимаю, что от нас всех и меня лично ждут успехов, пусть даже небольших, каждый день. Надо в буквальном смысле свернуть здесь горы.

Он остановился и посмотрел мне прямо в глаза:

— Понимаешь, о чём я? Это не просто работа. Это экзамен. Для меня, для тебя и всех кто здесь находится. И я лично не имею права его провалить. Не имею морального права перед городом, перед людьми. И не имею права с точки зрения тех, кто дал мне этот шанс.

Я кивнул, показывая, что понимаю. И я действительно это понимал. Виктору Семёновичу дали возможность вернуться. Но это не просто возвращение, это испытание. Докажи, что ты достоин доверия. Докажи, что ты можешь работать. Провалишься, второго шанса не будет.

После небольшой паузы Виктор Семёнович продолжил:

— Я жду от тебя идей. Чуянов сказал, что ты человек неординарный, способный мыслить нестандартно. Так вот, давай мыслить нестандартно. Так, как ты мыслил, когда в госпитале предложил конструкцию своего протеза. Какие у тебя за два дня появились мысли о том, как нам решить эту проблему? Ты ведь наверняка уже думал об этом, я вижу это по твоим глазам.

Настал мой черёд. Я достал из полевой сумки свои листы с набросками и разложил их на столе перед Виктором Семёновичем. Листов было несколько, на каждом схемы, расчёты, пометки. Я работал когда задержался в столовой.

— Виктор Семёнович, у меня есть предложение. Крупнопанельное домостроение.

Он нахмурился, посмотрел на мои наброски, потом на меня. На его лице было полнейшее непонимание.

— Что? — в голосе Виктор Семёнович звучало недоумение. Это как когда вроде бы говорят на русском языке, слова знакомые, а смысла не понимаешь.

— Крупнопанельное домостроение, — повторил я спокойно и внятно. — Технология строительства домов из готовых железобетонных панелей. Панели изготавливаются на заводе, затем доставляются на строительную площадку и собираются с помощью крана, как конструктор. Один дом можно построить за месяц-полтора, а не за год.

Виктор Семёнович взял один лист, затем другой и внимательно изучил мои схемы. Я видел, как он всматривается в рисунки, пытается понять логику конструкции. Он был умным человеком, быстро схватывал суть.

— Георгий, я, конечно, не строитель, но что-то припоминаю о таких экспериментах. Вроде бы в Москве пытались, — он двумя руками потёр глаза, очевидно устав от напряжения последних дней, и достал из портсигара две папиросы, одну себе, одну мне. — Но это же сложная технология, нужно специальное оборудование, квалифицированные кадры.

Я взял папиросу, мы прикурили и в кабинете повисло облачко дыма.

— Нужно, — согласился я. — Но всё это у нас есть или может появиться. Завод по производству панелей можно организовать где-то рядом с местом строительства, а лучше всего на базе тракторного завода, там есть подходящие краны, которые нужны для погрузки готовых панелей. Боюсь, конечно, ошибиться, но вроде припоминаю, наши разведчики как-то докладывали о тяжёлых передвижных немецких кранах, которые немцы зачем-то пригнали в Сталинград.

Это были знания не Сергея Михайловича, а фронтовика лейтенанта Хабарова. После 19 ноября, когда началась операция «Уран» и кольцо окружения сомкнулось, его родная дивизия начала активные наступательные действия. Об этих кранах говорили офицеры штаба армии, проводившие рекогносцировку на его позициях. Немцы вероятно намечали что-то вывозить из города и часть техники осталась.

— А ты откуда знаешь про такое домостроение? — спросил Виктор Семёнович, и в его голосе прозвучала не подозрительность, а искренний интерес. Он явно пытался понять, откуда у молодого лейтенанта такие специфические знания.

— Я хорошо учился в детдоме, много читал, — быстро ответил я, заранее подготовив объяснение. — В Минске, в республиканской библиотеке, были журналы по строительству, технические издания. Я их все изучил. Меня всегда интересовала эта тема. К тому же на фронте я встречал инженеров-строителей, мы с ними разговаривали в перерывах между боями. Они мне много рассказывали о своих мыслях как будут восстанавливать города после войны. Я мечтал стать строителем, если бы не война.

Виктор Семёнович кивнул, принимая объяснение. Он снова посмотрел на схему, внимательно изучил расчёты, которые я сделал, а затем поднял на меня глаза:

— Хорошо. Допустим, это интересно. Но давай конкретнее. Что нужно для реализации? Какие ресурсы, какие сроки? Сколько это будет стоить? Сколько нужно рабочих? Где взять цемент, арматуру? Детали, Георгий Васильевич, мне нужны детали.

Я затушил папиросу в пепельнице, придвинул к себе чистый лист бумаги, взял карандаш и начал рисовать новую схему, более подробную.

— Смотрите, Виктор Семёнович. Для начала нам нужен завод по производству панелей. Это может быть отдельный цех на тракторном или любом другом заводе, где есть подходящие площади. Цех должен состоять из нескольких участков.

Я рисовал и объяснял, используя все свои знания из прошлой жизни, из учебников, из опыта работы:

— Первый участок формовочный. Здесь изготавливают металлические формы для панелей. Формы должны быть разборными, чтобы можно было легко извлечь готовую панель. Второй участок армирование. Здесь вяжут арматурные каркасы, которые будут залиты бетоном. Третий участок бетонирование. Сюда подаётся готовая бетонная смесь, которой заливают формы с арматурой. Четвёртый участок пропарочные камеры. Панели нужно пропаривать, чтобы бетон быстрее набрал прочность. При обычной температуре бетон набирает марочную прочность где-то за месяц, а после пропаривания всего за трое суток. Это критически важно для ускорения производства.

Виктор Семёнович внимательно слушал, иногда задавал вопросы:

— А где взять цемент? У нас же заводы разрушены.

— Цемент можно привезти с других заводов, жалко Новороссийский не работает. Плюс можно использовать трофейный, немцы завезли много цемента для своих укреплений. Его нужно найти и учесть, у немцев он в хороших мешках, которые влагу не пропускают. А ещё лучше построить местный цементный завод. Это стратегически важно.

— А арматура?

— Арматуру можно делать из того же металлолома, которого в городе море. Немецкие танки, орудия, всё это можно переплавить и пустить на арматуру. У нас на тракторном заводе есть сталеплавильные мощности, пусть и повреждённые, но их можно восстановить в первую очередь.

— А краны для монтажа? Ты говорил про немецкие краны.

— Да, есть информация о немецких передвижных кранах. Их нужно найти, оценить состояние, отремонтировать. Плюс есть заводские. Часть из них частично уцелела. Их можно восстановить и хотя бы один два использовать для строительных работ. И ещё можно использовать самоходные краны на базе автомобильных шасси. Это не так сложно, как кажется.

Виктор Семёнович записывал, что-то помечал в блокноте. Я продолжил:

— Теперь о технологии монтажа. Панели привозят на стройплощадку на грузовиках. Кран поднимает панель и устанавливает её на место. Рабочие выверяют положение и закрепляют. Стыки между панелями заделываются раствором. Один дом, допустим, трёхэтажный на двенадцать квартир, можно собрать за три-четыре недели. Большую этажность мы сразу же вряд ли потянем. Это, Василий Семенович, в десять раз быстрее, чем строить из кирпича.

— А качество? Прочность? — спросил Виктор Семёнович. — Не развалится через год?

— Не развалится, — уверенно ответил я. — Железобетон очень прочный материал. Если правильно рассчитать конструкцию и правильно армировать, такой дом простоит столько же, сколько и кирпичный. А может, и дольше. Железобетон не боится влаги, не горит и не гниёт.

— А сколько человек нужно для работы? И какой квалификации?

Я задумался, прикидывая:

— На заводе панелей человек сто-сто пятьдесят. Из них половина подсобные рабочие, их можно набрать из кого угодно, обучить за неделю. Вторая половина, квалифицированные рабочие. Бетонщики, арматурщики, формовщики. Их можно обучить за месяц-два, если взять в наставники опытных мастеров. На стройплощадке ещё человек пятьдесят. Монтажники, крановщики, подсобные рабочие. Итого на один завод и одну стройплощадку человек двести. Согласитесь, это не так уж много.

Виктор Семёнович кивнул:

— Да, это немного. Сейчас у нас несколько тысяч человек заняты расчисткой завалов. Можно выделить двести человек. А сроки? Когда можно начать?

Я снова задумался, прикидывая реальные сроки:

— Если начать сейчас, в апреле, то к июню можно запустить первый завод по производству панелей. Два месяца на организацию производства, обучение кадров, наладку оборудования. Первую партию панелей можно получить в июле. А к августу-сентябрю можно сдать первый дом. Это будет экспериментальный проект, на котором мы отработаем технологию. А дальше, если всё получится, можно будет масштабироваться. Открыть второй завод, третий. К концу года можно построить десять-пятнадцать домов трёхэтажных одноподъездных домов. Это сто восемьдесят двухкомнатных квартир.

Виктор Семёнович откинулся на спинку стула и задумался, глядя в потолок. Я видел, как он просчитывает варианты, взвешивает риски. Молчание длилось минуту, а может, и больше. Потом он посмотрел на меня:

— А что, если не получится? Что, если технология не сработает? Мы потратим ресурсы, время, а результата не будет. Это провал, Георгий Васильевич. А провалов нам не надо.

Его опасения мне понятны. Он рисковал. И не только карьерой, а в конечном счёте своей жизнью. Но я верил в эту технологию, знал, что она работает. И помнил сотни тысяч панельных домов, построенных в СССР, миллионы людей, получивших жильё благодаря этой технологии.

— Виктор Семёнович, я понимаю ваши опасения. Но я уверен, что это сработает. Технология во многом проверенная, её частично в качестве экспериментов применяли в Москве и Ленинграде до войны. Просто не в таких масштабах и были немного другие панели. Немцы перед войной тоже добились больших успехов. А мы можем стать первыми, кто применит её массово для восстановления разрушенного города. Это будет прорыв, Виктор Семёнович. Это будет пример для всей страны.

Виктор Семёнович слушал, и я видел, как в его глазах загорается интерес и азарт. Он был азартным человеком, готовым рисковать, если видел перед собой большую цель.

— И ещё, — добавил я. — Если с панелями ничего не получится, мы ничего не потеряем. Оборудование останется, рабочие научатся, будет опыт. Мы сможем использовать это для других задач. Но я уверен, что всё получится.

Я взял еще одну протянутую папиросу, но прикуривать не стал. А Виктор Семёнович снова затянулся папиросой, выпустил дым и оценивающе посмотрел на меня. Затем кивнул:

— Ладно. Убедил. Но я хочу, чтобы ты понимал, насколько это ответственно. Если берёшься за это, то отвечаешь головой. В прямом смысле. Если провалишься, то нам обоим несдобровать. Понял?

— Понял, товарищ Андреев.

— Хорошо. Тогда вот что ты сделаешь. Сначала подготовишь подробную записку по этой теме с расчётами, чертежами и обоснованием. Всё должно быть чётко, ясно и убедительно. Я доложу Чуянову, посмотрим, что он скажет. Если он одобрит, будем двигаться дальше. Если нет, придётся искать другие варианты.

Виктор Семёнович посмотрел на часы:

— На составление записки даю неделю. Это много, но я хочу, чтобы всё было сделано качественно. Используй все имеющиеся ресурсы. Сходи на тракторный завод, посмотри, что там с площадями и оборудованием. Поговори с инженерами, с рабочими. Собери информацию. И только потом пиши записку.

— Есть, — я встал, понимая, что разговор окончен.

— И ещё, Георгий Васильевич, — добавил Виктор Семёнович. — Не забывай про протезы. Это тоже важно. Но сейчас приоритет панельное домостроение. Если это сработает, мы действительно сможем изменить ситуацию с жильём в Сталинграде. А если изменим здесь, то, может быть, и во всей стране что-то изменится после войны.

Я вышел из кабинета Виктора Семёновича воодушевлённым. У меня была задача. Большая, серьёзная и важная, без всякой натяжки государственная. Страха не было совсем, была уверенность, что справлюсь. За крупнопанельным домостроением будущее. И мы принесем это будущее в Сталинград сорок третьего года.

Апрельское солнце освещало коридоры горкома, и перед моим мысленным взором были новые дома, восстающие из пепла. Панельные, быстровозводимые, дающие кров тысячам людей. Это была моя мечта. И она начала сбываться.