Помещик 3

Глава 10

Вот так как-то странно, по-будничному, мы с Анной решили вопрос о нашем предстоящем бракосочетании. Да собственно, это не удивительно, для нас это просто констатация существующего положения вещей, причём сугубо с практической точки зрения.

Вот, например, меня убьют на Кавказе, когда я туда поеду через несколько месяцев. Если мы будем законными супругами, то всё моё имущество без проблем перейдёт к Анне. И Ксюшу я без проблем усыновлю.

Да и Анне ни к чему косые взгляды, усмешки и пересуды. Мне лично это всё по барабану. Во-первых, я человек двадцать первого века, и то, что никто этого не знает, ровным счётом ничего не значит и не меняет.

Во-вторых, когда я вернулся, все считали меня мажором, не способным ни на какое мужское действие. Но история с конокрадами получила широкую известность, обросла ещё всякими подробностями, которые вообще меня выставляют каким-то суперменом.

История с подлецом-управляющим, естественно, частично тоже всплыла. Но подробностей никто не знает, а полицейские чины делают многозначительные умные лица и изрекают что-то типа: «Да, было дело». Но какое — не говорят и только очень почтительно здороваются со мной.

В том числе и господин главный губернский жандарм, который сумел на раз-два поставить себя так, что большинство бледнеет, когда он останавливает на твоей персоне свой взгляд.

Даже губернатор и прокурор немного пасуют перед ним.

А меня господин жандарм всегда почтительно приветствует, частенько первым протягивает руку, и редкий день проходит, когда он не посещает моё заведение. Причём иногда заглядывает и в трактир.

Поэтому всякие недостаточно умные люди из чувства самосохранения предпочитают не раскрывать рот и опускать глаза.

Но самое главное, что в обряде венчания есть клятвы, которые венчающиеся дают перед Всевышним. Всё остальное для меня не имеет никакого значения.

Анна уже выполнила все формальности, положенные в её случае: как положено, составлено свидетельство приходского священника, на основании которого отец Павел накануне венчания сделает запись в метрической книге нашего прихода о том, что был произведён и составлен брачный обыск; заранее получены свидетельство о смерти первого супруга и письменное заявление матушки невесты, которое сейчас зовётся письменным видом. Этот документ заверен полицией.

С моей стороны требуется только брачный обыск, который тоже уже произведён.

Поручителем Анны будет Силантий. А с моей стороны — Андрей Григорьевич Иванов.

Я написал дяде о предстоящем событии и уже получил ответ с его письменным благословением.

Так что к предстоящему венчанию у нас всё готово.

Анна проведёт три дня перед венчанием в доме тороповского имения, где будет проходить подготовка невесты к венчанию, а я, естественно, у себя.

Предстоящее венчание, конечно, важное событие, но жизнь перед ним шла своим чередом.

Совершенно неожиданно для нас каждый торговый день у Саввы просто блестящий.

Конечно, я не ожидал, что во время поста так хорошо будут идти продажи скоромного: бекона и молочки.

Пост, время года, продовольственные проблемы Отечества никак не отражаются на деятельности трактира и ресторана.

Вечером — полная посадка, в трактире иногда не протолкнуться даже в полдень; такое впечатление, что половина Калуги обедает у нас. Вильям уверенно доложил, что после окончания поста наше заведение будет стабильно давать ежедневно полторы тысячи прибыли, естественно, серебром.

Штат пришлось увеличивать. Но сделал я это не за счёт своих крепостных. Желающих оказалось достаточно среди сербов и крепостных Анны.

Переговоры о покупке соседнего дома, можно сказать, прошли успешно, и после святок можно будет оформлять куплю-продажу. Почему после Святок — мне не понятно, но разбираться в чужих тараканах желания нет. После Святок, так после Святок.

Андрей Григорьевич уже уверенно говорит о голоде как о свершившемся факте. Нашу губернию это бедствие не обошло стороной. Повсеместно крестьяне и помещики режут скот больше обычного, и цены на мясо падают с каждым днём.

Меня это радует только в одном аспекте. Нам, возможно, удастся сделать большие запасы солонины. Савелий со своей артелью ударными темпами строит большие ледники, которые позволят хранить огромные запасы мяса и молочки.

Но если смотреть немного дальше своего носа, то понятно, что в губернии со дня на день начнётся падёж скота. И похоже, что наша губерния будет самой пострадавшей.

Всё бы так и произошло, если бы не вмешательство Анны Андреевны. Свои тысячи пудов зерна она отдала в запасные хлебные магазины губернии, в первую очередь в тех уездах, где у неё был интерес.

Временную губернскую комиссию продовольствия возглавил господин Иванов, в неё он, естественно, взял Ивана Прокофьевича. Это было мудрейшее решение губернатора.

По просьбе Андрея Григорьевича Анна свои поставки сделала так демонстративно, что другие торговцы хлебом поддержали её. Особенно отличился Самохватов. Его поставки в губернские запасные магазины оказались почти такими же, как и у Анны.

В итоге результат деятельности комиссии продовольствия был просто ошеломительным.

Голода, конечно, избежать не удалось. Но до страшного дойти не должно. Хотя делать окончательные выводы рано, полная картина станет ясной в конце зимы — начале весны.

Моя Сосновка на фоне других — в полном шоколаде, нам вообще не требуется никакая помощь. И мужики с бабами наступившей зимы не боятся.

В Торопово ситуация была не столь блестящей, хотя на фоне других вроде бы всё отлично. Если бы не одно «но».

Оно называется большое господское стадо. Кормов для содержания такого поголовья заготовлено недостаточно.

Антон оказался не просто хорошим честным старостой, но ещё и, как говорили в моём покинутом времени, хорошим организатором производства. Он сумел разобраться в чуде, произошедшем в нашем имении в закончившейся уборочной, и провёл мощную пиар-кампанию в Торопово.

Вместе с Пантелеем Антон провёл ревизию поголовья КРС обоих имений, в том числе и частного.

И в один из прекрасных вечеров начавшейся зимы они предложили мне пустить под нож почти шестьдесят процентов поголовья крупного рогатого скота.

Прочитав две страницы, исписанных красивым почерком (Антон оказался помимо всего ещё и очень грамотным), я подумал, что-то не так понял. И ещё раз всё перечитал, а потом молча протянул написанное Анне.

Подождав, когда она закончит чтение, я решил кое-что уточнить:

— Вы утверждаете, что если мы пустим под нож почти всех быков, кроме двух и подрастающего бычка, — я голосом и интонацией выделил часть фразы про быков, — и всех малопродуктивных коров, взяв за ориентир пять вёдер максимального суточного надоя, то это будет нам очень выгодно и позволит избежать каких-либо голодных проблем?

Автором идеи был Антон, и он это сказал сразу же, но уставился я на Пантелея. Он под моим взглядом не смутился и без запинки уверенно ответил:

— Конечно, Александр Георгиевич. Мы же провели, — Пантелей дважды щёлкнул пальцами и по слогам продолжил, — экс-пе-ри-мент. В вашем коровнике ровно тридцать скотомест, оборудованных, как вы велели.

— «Как вы велели» подразумевалось: тепло и чисто, и изменение рационов кормления.

— Все эти коровы быстро прибавили в удоях. Вот эту тридцатку мы и предлагаем оставить.

— А остальные не прибавляли?

— Почему же? Все прибавляли. Но эти прибавили, каждая не меньше половины того, что давали, а остальные — самое большое четверть, а были и такие, что не прибавили.

— И вы хотите сказать, что выгоднее оставить только этих? — хмыкнул я и покачал удивлённо головой.

— Конечно, — вступил в разговор Антон. — Остальные, как говорится, не в коня корм. Мы, в смысле весь наш мир, — он развёл руками, как будто держит шар, — не сомневаемся, что Анна Андреевна привезёт зерно на семена, но лучше синица в руках, чем журавль в небе.

— Хорошо, но ведь таких коров, что прибавили почти в половину, больше чем тридцать? — я ткнул в цифры на листках.

— Больше, — согласился Антон. — Но хороших скотомест всего тридцать. Поэтому мы остальных хороших коров предлагаем раздать по дворам. Народ своих плохих отведёт на бойню, а вы ему свою дадите, и половину разницы пусть в ваш цех приносит.

Я прочитал ещё раз написанное Антоном. Ё-моё, простые мужики, а какая мудрость. И деловая хватка, сразу же сообразили и увидели свою выгоду и барина.

— Хорошо, давайте делайте, но только не всё сразу, мясо надо в дело пустить.

В беконном цеху, где командует Серафим, успели освоить уже и переработку говядины, и бекон из неё тоже идёт на ура.

Анна после разговора с Антоном и Пантелеем была очень задумчивой и перед сном сказала:

— Ни к кому мужики не относятся так, как к тебе. Ты для них свой. Я вот, как ни крути, барыня, а ты — нет. Они поэтому так легко и перешли на имя-отчество.

Я, чтобы прекратить этот разговор, поцеловал её и спросил о деле:

— А если серьёзно, семена привезёшь?

Анна усмехнулась и ответила, вставив между вопросом и ответом свой поцелуй.

— Я, конечно, привезу, но мужики правы, синица лучше.

К Рождеству три четверти дворов решили последовать примеру сосновцев и попробовать обработку земли общим клином. У них пашня побольше нашей и гуляющих десятин тоже.

В итоге даже началось соревнование между двумя имениями: кто лучше и успешнее подготовится к следующему году и лучше сработает зимой.

Самые голодные времена, как снежный ком, начали накатывать после окончания поста, во время Святок. Министерство внутренних дел даже прописывало рецепты для приготовления хлеба с примесью винной барды или свекловицы. Хлебные запасы начали таять как весенний снег, и только Анна со своими компаньонами может спасти губернию от катастрофы.

Правительство уже констатировало, что неурожаи в России повторяются через каждые 6–7 лет, продолжаясь иногда по два года подряд и не охватывают всю империю.

Такое пока в истории было однажды — «Великий голод» при Борисе Годунове, когда практически вся территория Российского государства была охвачена этим бедствием.

Поэтому Анна Андреевна выступила гарантом того, что губерния не окажется весной без семян, и Андрей Григорьевич распорядился раздавать абсолютно всё зерно и, пометавшись по уездам, уговорил сделать это очень многих помещиков.

В этом деле его правой рукой был Иван Прокофьевич, и господин начальник губернских жандармов по секрету сказал мне, что этих господ ждёт большой карьерный взлёт.

Судьба господина Иванова уже практически решена, он весной станет вице-губернатором, а потом, максимум через год, в зависимости от того, как набьёт начальствующую руку, убудет дальше.

А судьбу Ивана Прокофьевича будет решать его начальник, господин Иванов.

К Рождеству проблема с КРС была решена, по крайней мере, в моём коровнике не осталось ни одного свободного места, и удои действительно начали повышаться. Причём так, что наш молочный цех с трудом справляется.

Василий сделал ещё два сепаратора, и они без устали работают с зари до зари. Степаниде он тоже сделал такой агрегат, и телочка, на которую я положил глаз, теперь стоит у меня.

Сербы понемногу втягиваются в нашу жизнь, без проблем, можно сказать, получили российское подданство и пока живут все вместе.

Они заняли четыре барака, а в двух оборудовали манеж и стрельбище с фехтовальным манежем.

Никаких инструкторов нанимать мне не пришлось, все необходимые университеты я начал проходить у сербов, приезжая к ним при любой возможности.

Сразу после переселения к нам с Кавказа приехали двое сербов, которые записались в казачество и пошли служить в те пешие команды, из которых сейчас формируются пластуны. Они получили шестимесячные отпуска для устройства личной жизни. В жены оба желают взять только своих соотечественниц. И поэтому приехали к нам.

Так что я готовлюсь к поездке по полной программе, и никто из ненужных людей об этом не знает.

Силантию удалось быстро провести нужные переговоры в Москве, и в течение полугода мы получим пять! — целых пять паровых машин.

Одна, самая маломощная, будет установлена в Калуге. Наше заведение, то бишь ресторан и трактир, флигель, который будет перестроен с целью увеличения его площади, и будущая гостиница обзаведутся своей котельной.

Свои котельные появятся в Сосновке и Торопово. Они будут более мощные; в Сосновке останутся по любому два цеха: беконный и молочный. А в Торопово — мельница. Она работает на водяном приводе, и когда наша речушка замерзает, стоит до весны.

В моих планах она будет работать круглый год, и мало того, в Торопово я построю элеватор.

Что и как в их строительстве, я знаю как пьяница свой карман, на своём прорабском веку повидал их изрядно.

А вот когда они появились, понятия не имею. Но в любом случае мой элеватор будет таким, что слюни потекут у конкурентов, если они, конечно, есть.

Четвёртая машина будет работать в посёлке нашего «Общества». Я его пристрою прямо за околицей заштатного города Воротынска, практически в его черте. И понятное дело, вопрос времени, когда этот городишко станет нашей вотчиной.

Там тоже будут беконный и молочный цеха, а на пустоши появятся соответствующие фермы. Силантий хочет поселиться там, и я очень положительно оцениваю его идею.

Кроме Силантия, там уже изъявили желание поселиться два десятка мужчин со своими семьями.

Десять из них — сербы, а остальные — наши крепостные: Анны и трое моих, двое тороповских и один сосновский.

Мужики уже начали там работать; лесоторговцы, конечно, приняли моё предложение, и наши мужики вместе с их работягами чистят наши леса, они их вывозят, а нам привозят на пустоши хороший деловой лес.

Сюда паровая машина придёт во вторую очередь, возможно, ещё до Крещения; пилорама, которая уже строится, пока будет на лошадиной тяге, но сразу же будет переведена на пар.

А в первую очередь, и притом самая мощная машина, прибудет на шахту. Она будет не только работать на шахте. Там сразу же начнётся строительство двух пока мастерских: инструментальной, которая, в частности, будет производить сепараторы, и литейной.

Я всё-таки подумал и посоветовался с Василием. Под его руководством попробовал сам покузнечничать, что мне, кстати, очень понравилось, и его отзыв о моих способностях был прекрасным.

И мы решили попробовать сварганить то, что в моём двадцатом веке называли батареями отопления.

Все эти машины — отечественные и будут изготовлены на Александровском заводе в Петербурге. Сейчас, в связи с начавшимся голодом (всё-таки пострадало больше двадцати губерний), на заводе некоторый напряг с оплатой сделанных им заказов.

Две первых и самых мощных машины уже практически готовы. Их должны были поставить на какие-то фабрики в Москве.

Но из-за очередного российского голода заказчики тянут с оплатой и фактически желают этот «приятнейший» момент отложить хотя бы на полгода.

А Силантий сказал, что нет проблем, и оплата будет так-только-так, сразу.

Реально договорились, что отгрузка начнётся тут же, как будет получено окончательное добро с нашей стороны. То есть моё «да».

Как только в Калуге окажется первый транспорт с деталями машины и бригада заводских спецов, которые будут её устанавливать, испытывать и запускать, с нашей стороны следует оплата.

И этот механизм будет работать всё время нашего сотрудничества. Но это не всё.

Двое мастеров с Александровского завода останутся у нас на два года для подготовки наших кадров, а трое приедут к нам с Пожевского. Причём эта троица — на постоянную работу.

Но и это не всё. Заключительным аккордом поездки Силантия было согласие Александровского завода принять на обучение в его училище шестерых юношей в возрасте от четырнадцати до шестнадцати лет. Срок обучения — четыре года, но возможно и до шести.

Поражённый таким результатом его поездки, я спросил Силантия, как и с кем ему удалось о таком договориться.

Москва, конечно, Первопрестольная, но такие договорённости достигаются только в Санкт-Петербурге.

Силантий в ответ загадочно улыбнулся.

— Не только вы, Александр Георгиевич, можете договариваться об удивительном. Мы тоже, знаете, не лыком шиты, — а потом ещё раз улыбнулся, на этот раз своей обычной открытой улыбкой, и закончил эту тему. — Я, Саша, не могу тебе этого рассказать. Всё дело в том, что если я буду болтать, то мне в следующий раз покажут на дверь.