Помещик 3

Глава 21

По составу и внешнему виду мы — казачья сотня, следующая маршем на юг. Нас сто девять человек: сто три бойца, двое сербов-казаков, Андрей, ординарцы господ офицеров и я. Два десятка подготовленных бойцов осталось в имениях. Я решил, что Анне, Ксюше и всем остальным охрана не помешает.

Экипированы и вооружены мы как казаки Черноморского казачьего войска. Будущие кубанские. Они еще мало известны в России, и только очень знающий человек поймет, что мы вовсе не казаки.

Вооружены мы каждый ружьем, двумя пистолетами и саблей. Треть — еще и штуцерами, а трое: сербы-офицеры и я — еще и револьверами. У каждого было по три ручных гранаты.

Довооружит ли нас Виктор Николаевич — неизвестно, хотя, конечно, это желательно. Со слов Милоша, горцы превосходят нас иногда в стрелковом вооружении и выучке. Один на один казак чаще всего проигрывает горцу.

Но это не касается пластунов, которых горцы боятся и ненавидят, ну и в то же время очень заслуженно уважают как воинов.

Покинув Сосновку, мы рысью пошли на Калугу. Идем в конном строю, строго в колонне по два. Сзади — два десятка мужиков под руководством Антона; они заберут лошадей после смены на переправе через Оку. Половина лошадей — мужицкие, и их потеря, не дай Бог, станет трагедией.

Нас также сопровождает становой пристав, это на случай если возвращающихся мужиков решит тормознуть с целью отобрать лошадей, такой табун очень лакомый кусочек, какой нибудь шустрый местный помещик. Это вполне можно сделать, а мужиков за «Можай» загнать. А пристав гарантия что такое не произойдет.

Мы втроем едем впереди, Андрей и ординарцы — сзади нас, а затем и все остальные, разделенные на десятки. Три десятка — это взвод. Во главе каждого — урядник. Один из взводов — пластуны, это почти полностью сербы, имеющие опыт войны с турками и питающие к ним огромнейшую пламенную «любовь».

На окончательном построении добровольцев, идущих в поход, Милош назвал всех казаками, и это сразу прижилось. В частности, обращение «господин казак».

Едем молча и сосредоточенно, общее волнение чувствуется чуть ли не физически. Движение таким составом не отрабатывалось, и общие чувства вполне естественны и понятны.

Перед самой Калугой мы сворачиваем влево и объезжаем ее вдоль старого рва, когда-то ограничивающего город. Частично его уже нет, и во многих местах губернский центр уже вышел за его пределы.

Но дорога вдоль него еще есть, и по ней мы успешно достигли Оки и уже открывшейся в этом году паромной переправы. Пасха в этом году ранняя, и все началось рано: весна, и соответственно ледоход, начало речной навигации и, конечно, начало полевых работ.

К переправе мы подъехали в очень ранний час, и на ней никого нет, но паромщики на месте и не дремали и ожидали нас.

У Виктора Николаевича было четверо сопровождающих, двое из которых остались с нами. Они ехали в нашей колонне: один впереди, а другой в замыкающей паре. Дяденьки в годах, лет сорока, очень сурового вида, на вид очень здоровые, выносливые и неутомимые.

Сколько они не спали до прибытия к нам, я не знаю, но у нас они не сомкнули глаз, помогая со сборами, и сейчас едут как ни в чем не бывало. Тот, что впереди, рядом с нами — Ефим, сзади — Ефрем.

Увидев Ефима, паромщики засуетились, и пока мы спешиваемся и снимаем имущество с седел, они готовились к переправе.

Как было условлено, казаки, соблюдая порядок, заходят на паромы, их два, и мы тут же отчаливаем.

Мужики без разговоров перехватили у нас лошадей, подхватили поводья, перекинув их на рожок передней луки, и согнали в табун. И тут же, не мешкая, отправились в обратную дорогу.

Переправа проходит быстро и организованно. Нас ждет необходимое количество уже оседланных лошадей. Перед самой Калугой был выставлен караул, который галопом помчался на переправу с известием, что мы подъезжаем, и ожидающие нас тут же начали седлать лошадей.

Почти час уходит на снаряжение седел и проверку всех и всего. Седла больше не будут меняться, а только перекладываться с лошади на лошадь, поэтому они проверяются и снаряжаются особенно тщательно. Затем — небольшой походный завтрак с заранее приготовленным для нас горячим чаем. Те, кто расторопнее, успевают еще и немного вздремнуть.

Как только мы закончили переправу и стало понятно, сколько нас, двое конных на четырех лошадях галопом ушли вперед, к следующему привалу и остановке и смене лошадей.

Милошу удается отдохнуть всего минут десять. И в точно намеченное им время он подал команду:

— Подъем, господа казаки! Повзводно, стройся! Взводным проверить личный состав и доложить о готовности к маршу!

Еще одна проверка длится десять минут. Взводные поочередно докладывают о полном наличии личного состава и готовности к маршу.

— Господа, казаки, — Милош делает паузу, набирая воздух в легкие, — По коням! — команда звучит очень раскатисто и повелительно. — Повзводно, — пауза, — колонной по двое, — пауза, — марш-марш!

Всё, мы в Заокье, и мне кажется, что назад дороги нет, только вперед.

Почти сразу же почувствовалась разница в лошадях и седлах. Лошади резвее и выносливее, а седла очень удобные, и в них проще сидеть. В какой-то момент я даже задремал, но не вывалился, а как-то повис в седле.

Мы сами — свежие как огурчики; за первые сутки прошли рекордные сто верст, и очередную остановку сделали в Одоеве. Идем мы преимущественно рысью, лишь иногда переходя на шаг, чтобы дать отдохнуть лошадям. Несколько раз были короткие остановки, чтобы дать отдых в первую очередь лошадям.

В Одоеве остановка на четыре с половиной часа: ровно три — на отдых, час — на еду и подготовку к следующему маршу.

Нас встречают, провожают, расседлывают, а потом помогают седлать. Готова очень хорошая горячая еда из нескольких блюд на выбор. У меня с непривычки гудит все тело, и я с наслаждением просто падаю на приготовленную мне постель. Для меня и офицеров приготовлены более удобные и комфортабельные постели. И это, на мой взгляд, совершенно правильно, ведь будут еще и остановки, где нам, возможно, и не удастся отдохнуть.

Ефрем с Ефимом контролируют абсолютно всё, без всякого стеснения дублируя офицеров. Те к этому относятся совершенно спокойно, просто принимая это как должное.

Особо они проконтролировали, какие постели нам приготовили. И когда я лег, то тут же оценил эту заботу. Тело просто гудело от непривычной нагрузки, но ласковое ложе обняло меня, и сон пришел мгновенно.

Строго в запланированное время, которое обозначено на схеме отставного подполковника, мы покидаем гостеприимный Одоев.

У Виктора Николаевича марш расписан буквально по минутам. Мы можем выехать или приехать раньше указанного времени, но никак не позже. Задача ведь стоит далеко не тривиальная — поспеть строго к указанной дате. Опоздание в буквальном смысле смерти подобно. Поэтому так подробно и строго расписан график нашего движения.

Три часа отдыха маловато, и некоторая усталость во всем теле чувствуется. Милош неожиданно для меня приказывает, где позволяет дорога, двигаться в плотном строю, в колонне по три, без разделения на взводы.

Я не совсем понимаю цель этого приказа, но через какое-то время меня начинает клонить ко сну. Мое место — в середине нашей шеренги, и тут приходит понимание мудрости Милоша. Тот, кто едет в середине, может смело, не опасаясь падения с седла, дремать в движении. Товарищи с двух сторон тебя гарантировано страхуют.

Большую часть марша до Артемьево, следующего нашего привала, я ехал в середине шеренги и часто дремал в седле, особенно когда мы шли не рысью, а шагом. Офицеры тоже отдыхали таким образом, но значительно меньше.

До Артемьево, обычной сельской почтовой станции, порядка восьмидесяти верст. Дорога туда идет через Крапивну, небольшой уездный город Тульской губернии, затем через села. От Крапивны это просто проселок, и как хорошо, что земля еще не высохла после зимы. Иначе мы бы задыхались от пыли, поднятой самими же.

Что такое это Артемьево, я не разглядел: ночью приехали и ночью же уехали, а дальше замелькали остальные остановки, названия некоторых я даже и не запоминал.

Пятые сутки нашего марша завершились в губернском Воронеже. Не в самом, правда, а в каком-то дворянском имении на живописном берегу реки.

На этот раз на отдых у нас двенадцать часов — мы ехали с опережением графика Виктора Николаевича. Вся наша сотня была размещена в огромном барском доме, и даже железные Ефим с Ефремом беспробудно спали целых девять часов.

А вот я сам проснулся ровно через восемь, прямо как по будильнику. В огромном доме еще стояла тишина, хозяева где-то далеко, возможно, в Питере, но скорее всего — за границей.

Мой мозг категорически отказался запоминать название имения, достаточно знания, что это где-то под Воронежем.

То, что мы значительно южнее, чувствуется. У нас, несмотря на раннюю весну, листвы еще нет, пчелы не летают и прохладнее. Здесь же почти лето: кругом бушует зелень, гудят пчелы, вышедшие на свои поля, и тепло как летом.

Мне спешить некуда, времени — вагон, начало очередного марша — через целых четыре часа. Можно полежать и понежиться в постели.

Через полчаса я поднялся и обнаружил, что для меня готова теплая ванна и к моим услугам — недурственной внешности молодая девка, которая откровенно демонстрировала свою готовность к интиму.

— Нет, милая, это мне не требуется, — сказал я, но от ее чисто банных услуг не отказался. — Ты мне только спину хорошо потри и ступай, остальное я сам.

Девица абсолютно спокойно отреагировала на мои слова и, сделав свое дело, ушла.

Я быстро помылся и сменил ванну — рядом была приготовлена еще одна, с какими-то травами. По всему видно, что это для заключительных водных процедур: рядом лежали полотенца и моя свежая чистая одежда. Она, скорее всего, не та, в которой я приехал в это имение, но предназначена для меня и идеально подошла.

Настроение у меня отличное, и такое же самочувствие. Вероятно, услышав по звукам, что я завершил свой туалет, в ванную вошла прежняя девка. На этот раз она была прилично одета и вела себя почти целомудренно.

— Барин, извольте пройти в столовую.

Я с удовольствием «изволю» пройти в столовую, где уже начали трапезничать мои товарищи.

— Христос воскресе! — громко приветствовал я всех, и мне дружно ответили:

— Воистину воскресе!

Мое место — рядом с господами офицерами, и, идя к ним, я увидел, что вышел в столовую последним.

Стол просто ломился от угощений. Пасхальная неделя еще не кончилась, и почетное место занимали куличи и крашеные яйца.

— Никогда не думал, что с такой скоростью можно совершать марши и организовывать такие привалы, — сказал Милош, обводя рукой столовую. — Наверное, вам это влетит в такую копеечку.

— Не думаю, что больше обговоренной суммы. Деньги на всё это у нас с Анной Андреевной отложены заранее, и полагаю, что их нам хватит.

Сумма в сорок с лишним тысяч золотых рублей в современной России — это по-настоящему большие деньги. Но никаких излишеств в организации нашего марша я не видел.

За три недели нам надо сделать огромный переход через половину России, если смотреть на нашу страну с севера на юг. И возможно, что сразу же придется вступить в бой с неизвестным, но очень опасным противником в неимоверно сложных условиях, где каждый шаг — подвиг. Поэтому наши казаки должны быть в великолепной физической и эмоциональной форме, не измотанные огромным переходом и с высокой самооценкой.

Мы не суворовские чудо-богатыри, и навыка совершать такие марши у нас нет. И, похоже, отставной полковник это понимает, а так как с бюджетом он не ограничен, то марш он организовал на все деньги.

На двенадцатый день мы достигли Новочеркасска и переправились через Тихий Дон. Он был действительно тихим и величественным. Могучая река, ширина которой здесь около трехсот метров, величественно несла свои воды к морю.

Когда-то это была пограничная река, но сейчас на ее берегах стояла тишина. Донские казаки от мала до велика ловили в его водах рыбу и слагали о нем красивые протяжные песни.

В его устье стоит старинная крепость Азов, за обладание которым больше ста лет донские казаки, а затем Русское государство и империя пролили немало крови. Но уже сейчас ее военное значение равно нулю.

Между ним и Новочеркасском, столицей Области Войска Донского, возник и растет новый город — Ростов-на-Дону, который скоро затмит их, станет одним из крупнейших городов юга России и негласной столицей региона.

Левый берег Дона освоен несравненно хуже, и жизнь там намного опаснее. Еще недавно, по крайней мере, есть старики, которые это помнят, чуть ли не до низовских станиц левобережья доходили отряды горцев, совершавшие набеги на своих соседей. И сейчас здесь населения живет намного меньше, и огромная его часть — служивые люди.

Сразу же видна и разница в достатке живущих на различных берегах Дона.

Согласно дорожной карте России, до Екатериноградской станицы, где нас будет ожидать Виктор Николаевич, — пятьсот семьдесят пять верст. Мы должны преодолеть их максимум за девять суток. И если мы сделаем это быстрее, то это будет нам большим плюсом.

В Екатериноградской нас будет ждать отставной подполковник с несколькими своими людьми. Лошадей мы там менять уже не будем — последняя смена накануне. Короткий отдых, знакомство, и на раз-два выступаем по Военно-Грузинской дороге.

Рабочая легенда: мы едем в Персию, естественно, через Грузию. Так проще и безопаснее. Но во Владикавказе мы должны будем резко уйти с нее влево, в горы, в сторону Чечни; там идти сначала по казачьим тропам Кавказской пограничной линии, а потом уйти и с них ходим с них и идти вообще неизвестно где.

Горцы-проводники, которым доверяет Виктор Николаевич, должны вывести нас к проклятому горному аулу, название которого я не запомнил.

Уже в районе Ставрополя надо держать ухо востро. В редкую стежку еще недавно сюда совершались набеги горских отрядов. А вот за Георгиевском встретить какой-нибудь горский отряд очень легко, особенно если русские будут ехать малочисленным отрядом.

На нашу сотню они, конечно, не нападут — это большой отряд по местным меркам. Станицы здесь и, соответственно, почтовые станции с постоялыми дворами, стоят достаточно часто, а вот между ними очень часто степь или лес и никакого русского населения. В этих местах вполне могут обстрелять, одним словом, надо не терять бдительность.

Утром тринадцатых суток, хорошо отдохнувшие, после тщательной проверки готовности, мы продолжили свой марш.

Цветущим краем эти места начнут становиться через десятки лет, а сейчас это совершенно дикие места. Если в России девятнадцатого века до Дона, которую я увидел краем глаза, кое-где попадалось знакомое мне по двадцать первому веке.

Мне в моей первой жизни доводилось бывать на Кавказе и не один раз, но то, что увидел сейчас это совершенно другой мир — ничего знакомого. Иногда даже возникало ощущение какого-то чуть ли не сюрреализма или по крайней мере инопланетного мира.

Где богатые чистые города и ухоженные станицы, утопающие в цветах и садах, где бескрайние поля, уходящие за горизонт, нет даже и намека на мелиорацию. Города и станицы на нашем пути грязные и неухоженные и откровенно бедные. Кавказская война, идущая больше двадцати лет, отбирает всё силы у этого края.

Степь сейчас даже весной производила впечатление выжженной солнцем дотла. Солнце быстро поднималось очень высоко, начиналось пекло, и появлялось только одно желание — пить. Но этого делать бессистемно нельзя, и на марше пьем только по команде.

К вечеру все, кроме офицеров, постоянных сопровождающих Ефрема с Ефимом и временных, от привала до привала, выжаты как лимон. Лошади тоже устали и очень хотят пить.

На второй день — еще тяжелее, потом еще и еще. Апрель месяц, а солнце палящее, как в разгар лета. Местные говорили, что такая жара весной — большая редкость, но мне от этого было не легче.

На пятый день я уже начал плохо понимать, что происходит, и держался буквально на последних силах. А потом вдруг, после очередного привала, что-то в моем организме перещёлкнуло, и резко все изменилось. Мое физическое состояние резко улучшилось, и я стал бодр и весел.

В Георгиевск мы приехали с опережением графика почти на пятнадцать часов! Мы их потратили, естественно, на отдых и окончательную тщательную проверку оружия и снаряжения. Также нас довооружили кинжалами.

До станицы Прохладной всего один переход в сорок две версты. Там мы в последний раз поменяли лошадей и отдыхали целых шесть часов.

Затем ранним утром двадцатого апреля мы выступили и, не спеша, к полудню, преодолев восемнадцать верст, въехали в станицу Екатериноградскую.

Виктор Николаевич въехал в станицу буквально перед нами, его люди только что спешились и поили своих лошадей.