Помещик 3

Глава 5

Хозяйке той части Куровской, которая нас интересовала, уже естественно успели доложить, что я интересовался её лесом, и она расценила это абсолютно правильно и была, что говорится, на низком старте, вся в ожидании нашего предложения. Услышав предложение Анны купить её часть деревни, не сдержала своих эмоций, захлопала в ладоши и тут же произнесла:

— Да, конечно, я продам вам, Анна Андреевна, этот захудалый край деревни, от которого мне только одни заботы и совершенно нет никакого проку.

Мы решили, что будет правильнее купить всё это крохотное имение, где всего три двора и по данным последней ревизской сказки 1835 года было девять мужиков старше восемнадцати лет, один из которых с тех пор убежал, а другого отдали в солдаты. Детей с тех пор родилось всего двое, и притом девочки.

То есть это почти гиблое место. И земли, кстати, всего ничего: интересующий меня лес, пустошь, которая образовалась совсем недавно. по крайней мере еще перед войной двенадцатого года, это была пашня.

А сейчас в этом крохотном имении всего десять десятин пашни и, правда, почти тридцать сенокосов и лугов, небольшая пустошь и кусок леса.

Конечно, можно было мужиков отпускать на отхожий промысел, но тут срабатывал комплекс собаки на сене, и мужики сидели на печи и почти в буквальном смысле сосали лапу. Хозяйка не давала им заниматься ничем побочным, какое тут может быть отходничество.

Остальная часть деревни вполне себе ничего, земли конечно маловато, например. по сравнению с соседним селом Обухово, но все равно это земля и небо с частью Куровской, где главная беда — это нерадивая хозяйка.

Торговаться мы не стали, и запрошенные двадцать тысяч я выложил тут же. В палате крепостных дел нас ждали. Господин Иванов просто молодец, отлично всё понимает, и в три часа пополудни Анна Андреевна стала полновластной владелицей купленного куска деревни Куровская.

Тут же мы с приказным крепостной палаты и становым приставом поехали в Куровскую, и через два часа Анна официально вступила во владение купленным.

Собранные возле избы старосты мужики и бабы абсолютно равнодушно выслушали сообщение о том, что у них теперь другая хозяйка, но сразу же оживились, когда приказной сказал, что это Анна Андреевна. В толпе прошла волна оживления, и на некоторых лицах появились улыбки. А староста, седой старик с клюкой, неожиданно в пояс поклонился новой барыне.

В Калугу Анна возвращалась необычно притихшая, мне даже показалось, что у неё на глазах стоят слёзы.

Подъезжая к Калуге, Анна непривычно дрожащим голосом сказала:

— Мой батюшка всегда возмущался, что император Александр оказался неблагодарным монархом и не дал воли своему народу, спасшему его и Отечество. Крестьяне ведь такие же люди, как и мы. Разве новорождённого дворянина можно отличить от крестьянина? Даже государи такие же, когда их принимает акушерка. Как можно доводить своих мужиков и баб до такого, что у них такие потухшие глаза и они, наверное, даже разучились улыбаться?

Когда я собрался отправить посыльного к Константину Владимировичу, Анна попросила:

— Саша, пригласи, пожалуйста, господина Соловьёва к нам, а не в ресторан. Я не хочу сегодня идти туда.

Против такого предложения я ничего не имел, и через час мы принимали гостя у нас в нашей скромной гостиной.

Ужин немного задерживался. Константин Владимирович был большим любителем сибирских пельменей. Поста он не держал, но сегодня пельменей в меню не было, и Анна распорядилась приготовить их специально для нашего гостя. Ожидая, когда принесут ужин, мы прошли в кабинет.

— Ознакомьтесь, Константин Владимирович, с моими соображениями, — я протянул господину инженеру листы с изложением своего представления об организации добычи угля.

Константин Владимирович долго и очень внимательно читал написанное мною. Наконец он закончил чтение, отложил листы и поднял на меня взгляд.

— Мне совершенно нечего добавить, и даже нет смысла вам давать читать свои скромные предложения. Там нет ничего принципиально отличного от ваших соображений. Так, детали. Кроме работы угольного склада. О чём вы вообще не написали, но это, — господин горный инженер дёрнул губами и слегка махнул руками, обозначая незначительность этого вопроса, — а организация работы шахты у вас вообще, на самом деле, революция, даже страшно такое читать.

— Анна Андреевна предсказывает, что заводчики обратятся к государю с требованием судить меня и предать смерти, — я даже сам не понял, это ирония с моей стороны или грустная констатация предстоящего.

— Не сомневаюсь, да только уверен, что это сработает так, что ваши прибыли перекроют все их глупые аргументы, и жадность окажется на первом месте, — Константин Владимирович криво ухмыльнулся. — Помяните моё слово: пока глупцы будут лбы расшибать перед государем, те, что поумнее, тот же ваш дядюшка Алексей Васильевич, который, поверьте мне, великолепно умеет считать любые деньги — и свои, и чужие, — сделают то же самое.

Отзыв господина инженера об Алексее Васильевиче для меня был очень неожиданным и, надо сказать, приятным.

— Вы знаете, я Анне Андреевне сказал примерно то же, — теперь уже я криво ухмыльнулся. — Но я буду готов в любой момент уехать за границу.

— Если бы, Александр Георгиевич, знали, сколько раз я был готов уехать из России, — от горечи в словах Константина Владимировича у меня даже пошли мурашки по коже. — Я ведь разделял взгляды господ декабристов, но изменить присяге и поднять бунт против государя — это в моём понимании выстрелить в своё Отечество, и только это удерживало меня от бегства из России.

Было видно, что господину инженеру трудно говорить, и он замолчал, наклонив голову. Горькая складка прорезала его лоб, и несколько минут он молчал.

— Но, как говорится, Господь не выдаст, свинья не съест, — продолжил господин инженер. — Вот только мою супругу это всё в конечном итоге убило, — его голос задрожал, — в один не прекрасный момент она сломалась и тихо, как свеча, угасла за неделю. Берегите Анну Андреевну, вам очень повезло обоим, что вы встретились.

Разговор, перешедший на такую скользкую тему, пресёкся сам собой: в кабинет зашла Анна — ужин подан, и она сама пришла за нами.

Ужин в итоге был ужином в прямом смысле слова, потому что Анна, пригласив нас, тут же прошла вперёд, а Константин Владимирович, задержавшись на мгновение, тихо сказал:

— Можете на меня, Александр Георгиевич, полагаться всецело. И я готов завтра же приступить к работе.

В Куровской мы с господином инженером были почти сразу же после восхода солнца, а Анна поехала в своё имение.

Староста Серафим оказался умным и мудрым стариком и уже ждал нас, готовый к выходу; ему в буквальном смысле оставалось только подпоясаться.

— Вот что, — я запнулся, не зная, как правильно обратиться к старику, он вызывал у меня какое-то странное чувство — не просто уважение, а ещё что-то плюс, — старче, — нашёл я подходящее слово. — Соберите мужиков, в лесу надо будет построить большой копёр над оврагом. Там будет шахта. За работу я буду платить деньги.

Старик улыбнулся в свои седые усы.

— Добре. Значит, вы нашли горючие камни или, как их зовут учёные люди, уголь. Я сразу же об этом подумал. Это нашей… — старик жёвал кончик своего уса и сменил тему. — Господин горный инженер, значит, будет тут начальником.

«А старик не дурак и в горных чинах разбирается», — с удивлением подумал я.

— Вы Серафим Михайлович? — отчество старосты я выяснил, просмотрев ревизскую сказку в крепостной палате.

— Да, барин, — с поклоном подтвердил старик.

— Обращайся ко мне: Александр Георгиевич, а не барин.

— Хорошо, Александр Георгиевич, — старик, в отличие почти от всех, на имя–отчество перешёл без запинки. — Дозвольте народ собрать.

Мужики собрались быстро, буквально за десять минут. Похоже, они, как и староста, были готовы к этому. Бабы тоже подтянулись, но стояли тихо, как мышки, в стороне.

Староста посмотрел на меня, как бы спрашивая, кто будет говорить? Я отрицательно покачал головой и пальцем показал на него. Старик не растерялся, кашлянул и, опёршись на клюку, шагнул вперёд.

— Это, мужики, наш новый барин, Александр Георгиевич Нестеров, — староста покосился на деревенских баб и, повысив голос, повторил. — Не барин, а Александр Георгиевич, все слышали?

Староста закашлялся, но быстро справился с кашлем и продолжил.

— В овраге, там где выходят горючие камни, будет шахта. Вы все будете там работать, — староста оглянулся на меня и закончил без нотки сомнения. — Господин горный инженер будет нами командовать, а за работу все будут получать деньги.

Я рукой прикрыл рот, будто закашлялся, хотя на самом деле чтобы скрыть свой смех изумления. Ну, старче, силён.

Минут через двадцать небольшая бригада, взяв во дворах заранее приготовленные инструменты, двинулась к месту намечаемых работ.

Строительство угольной шахты «Куровская», первой в Калужской губернии, началось. Возможно, она будет и первой настоящей в Подмосковном угольном бассейне.

К полудню была отремонтирована имеющаяся в деревне тачка и начата выемка первого грунта для того, чтобы вскрыть пласт бурого угля и начать его разработку. Параллельно мужики начали валить лес, чтобы получить материал для строительства специального сарая непосредственно над шахтой, который называют по-умному — шахтный эксплуатационный копёр.

Староста работал наравне со всеми, не уступая молодым, а топором орудовал даже половчее. Я с Андреем и Константином Владимировичем тоже работали вместе с мужиками, не уступая им ни в чём.

К вечеру мужики вскрыли угольный пласт уже достаточно для получения первых вёдер угля.

Я с трудом сдержался, чтобы не взять их с собой. Константин Владимирович это понял и засмеялся:

— Конечно, уголь можно и в таком состоянии запихать в печь. Но обратите внимание, какой он грязный и, самое главное, мокрый. Поэтому его надо дорабатывать: сортировать, сушить и чистить. Поэтому обязательно нужен обогатительный участок, и там вполне могут работать и бабы.

То, что добытый уголь надо дорабатывать, понятно каждому, кто видит, что добывается, и староста уже поинтересовался, почему деревенские бабы не могут этим заниматься.

— В принципе, конечно, могут, если всё нормально сделать, — согласился я. — Но сейчас мы это обсуждать не будем.

Этот вопрос сейчас не самый актуальный, надо сначала укомплектовать чисто шахтёрскую артель, найти и нанять мастеров, решить массу попутных вопросов: люди где-то должны есть, пить и отдыхать.

Но я всё равно не удержался и полведра угля привёз в имение Анны. Сегодня мы квартируемся у неё.

Андрею я приказал максимально тайно помыть уголь и разложить его для сушки где-нибудь возле печи, но только так, чтобы избежать его случайного возгорания. Андрей проникся важностью поставленной задачи и сказал, что не будет сводить с угля глаз, пока он не высохнет.

У меня был такой торжествующий и довольный вид, что Анна с Ксюшей стали подозрительно посматривать на меня.

Первой не выдержала, естественно, девочка и задала мне вопрос, сразив меня им наповал:

— Папа, рассказывай, что у тебя случилось такого хорошего, что ты сегодня похож на котика, который на кухне съел у кухарки сметану.

Ксюша уже несколько дней называет меня папой, и мы даже не заметили, когда это произошло в первый раз.

Вопрос ею был задан так комично, что я не выдержал и повёл их показывать причину моего торжествующего и довольного вида. Анна сразу же поняла, в чём дело, и радостно захлопала в ладоши.

— Саша, вы добыли первый уголь! Поздравляю! А когда можно будет попробовать?

Я взял самые мелкие угли, на мой взгляд, они вполне уже высохли.

— Можно в принципе и попробовать, — Анна тут же, не мешкая, позвала своего истопника.

— Семён, заложи этот уголь в печку.

Угли разгорелись очень быстро, и было видно, что горят они лучше дерева, а у Анны были отличнейшие дубовые дрова, и теплоотдача от них выше.

Семён с углём был знаком и не удивился тому, как он горит, только спросил у меня:

— Где это вы, Александр Георгиевич, уголёк-то взяли? Неужто у нас в Калуге его продавать стали.

— А вот, братец, и не угадал. Это наш уголёк, калужский. Мы его несколько часов назад добыли тут неподалёку.

— Да вы что, Александр Георгиевич, — удивился Семён. — Вот бы им топить печку-то.

— А что, углём лучше топить? — задал я вопрос, зная на него ответ.

— Ну, Александр Георгиевич, — Семён снисходительно улыбнулся и развёл в стороны руки, — конечно. Я в углях разбираюсь. Анны Андреевны покойный батюшка всякие привозил для пробы. Лучшие угли привозили из-под Луганска, каменные. Это, — Семён ткнул в печь, — бурый. Если его хорошо помыть и высушить, то он будет, конечно, не такой, как каменный, но намного лучше дров. Думаю, чуть ли не в два раза теплее. Есть ещё древесный уголь, он почти как каменный. Но его надо уметь делать. От угля конечно золы и всего такого больше, чем от того же дуба, но тепла-то сколько.

«А Семён оказывается хороший специалист, по крайней мере, в углях разбирается», — подумал я, совершенно искренне восхитившись истопником Анны.

Мне не спалось. Анна, утомлённая ласками, как всегда, заснула у меня на груди. Но сон её был очень коротким. Она очень быстро проснулась и, почувствовав, что я не сплю, спросила:

— Саша, что-то случилось? Почему ты не спишь?

— Что ты, милая, ничего не случилось, просто думаю о нас с тобой. Разреши, я встану и зажгу лампу.

Я встал, подкрутил фитиль в лампе, чтобы увеличить её пламя и, соответственно, освещение.

— Скоро полгода, как умерли мои родители, и сразу же после святок мы обвенчаемся, — я серьёзно отнёсся к словам Анны и петициям заводчиков государю и решил, что бережёного Бог бережёт.

— Саша, может, не надо спешить и подождём до лета. Всё-таки полгода — это как-то…

— Полгода — это нормально, — мне и месяц нормально. Но не говорить же Анне на самом деле, что я попаданец.

Поэтому я привожу другие аргументы.

— Во-первых, это перестраховка от того варианта, про который ты говорила, я имею в виду петицию государю. Но это не самое главное. Я в мае еду на Кавказ, и там может произойти что угодно. Поэтому я хочу, чтобы ты была моей женой до того и чтобы ждала ребёнка. Тогда я точно вернусь оттуда живым. Прости, что я так эгоистично всё оцениваю: только мне, мне и мне.

— Почему же эгоистично? — я чувствовал, что Анна готова заплакать, и начал злиться на себя, что затеял этот разговор. — На самом деле ты больше заботишься обо мне, по крайней мере, о моём материальном благополучии, если со мной что-то случится. И я, конечно, согласна. Но с тобой ничего не случится, и никаких петиций никто государю не подаст; ты прав, что все заткнутся, когда на нашей шахте будут большие прибыли. Просто я очень хочу от тебя иметь ребёнка, потом ещё и ещё. И уже с трудом терплю.

Я засмеялся. Терпит она, и каждую ночь как голодная тигрица набрасывается на меня, так что я иногда утром еле ноги таскаю.

— Нет, Анечка, ты не терпишь, как и я, собственно. Чтобы забеременеть, надо любовью заниматься реже, ну хотя бы раз в пять дней. Чтобы у меня сила мужская накопилась и я…

Анна довольно сильно ударила меня в грудь своим кулачком.

— Вот ты какой подлый, хочешь уже начать отлынивать и придумал себе оправдание.

Я действительно поверил, что она это говорит серьёзно, и начал оправдываться.

— Анечка, ну ты что, ты всё неправильно подумала.

Анна довольно рассмеялась:

— А поверил, значит, правда.

— Да ну тебя, — я действительно готов был обидеться, а не притворялся.

— Ладно тебе, — извиняющимся тоном заговорила Анна, — я же понимаю всё сама и говорила совершенно несерьёзно. Не вздумай обижаться на меня, глупенький ты мой, Сашенька.

Её руки обвили мне шею, а горячее тело жадно прильнуло ко мне.

— Целуй меня, целуй.