Помещик 3

Глава 22

Увидев нас, въезжающих в станицу, Виктор Николаевич удивленно развел руками.

Я остановил лошадь и, бросив поводья подбежавшему какому-то человеку, соскочил с седла, по-каскадерски махом перенеся через него прямую ногу.

Сейчас в верховой езде я ни в чем не уступал никому из наших людей. А на привале в Георгиевске на полном скаку выстрелил, наклонившись в седле из-под лошади, выхватив заряженное ружье из седельной сумки.

Милош, который это видел, наградил меня аплодисментами, а когда мы садились в седла, сказал:

— Такие трюки, Александр Георгиевич, на войне иногда спасают жизни.

Мой трюк с соскоком тоже вызвал аплодисменты, но теперь уже у Виктора Николаевича и его неожиданный комментарий:

— А ведь мне, сударь, докладывали, что в седле вы немного того… — он повертел кистью. — Вижу, эта информация была небольшой ложью. Здравствуйте, господа. Рад вас видеть. Вы меня очень приятно удивили. Я ведь, грешным делом, заложился на целых пять дней. А тут минута в минуту. Вы еще порадуйте старика и доложите, что не понесли потерь за такой переход.

— Докладываю, — заулыбался Милош, — не понесли.

— Тогда, — развел руками отставной подполковник, — можно сказать, четверть дела сделана на отлично. Я тут, предполагая вашу задержку, снял небольшое помещение, — он показал на одну из мазанок. — Предлагаю сей же час пройти и посовещаться. А наши люди пусть немного отдохнут, проверят всё, напоят лошадей. Прошу, господа.

Среди людей Виктора Николаевича было двое горцев, и они тоже пошли с нами. Оба были одинакового возраста, на мой взгляд, лет тридцати, с густыми усами, заплетенными в косичку, и длинными бакенбардами до середины щек, выбритыми до синевы подбородками, в черных черкесках с газырями и обязательными серебряными монетами на них и узких поясах с длинными кинжалами.

Перед тем как войти в дом, Виктор Николаевич представил нас друг другу. Горцы оказались двоюродными братьями Аслана, жениха девушки, из-за которой у горцев и разгорелся весь сыр-бор, очень оказавшийся нам на руку. Их звали Бекболат и Залимхан.

Хозяйка мазанки уже приготовила чай. Напиток был с добавками каких-то кавказских трав и очень приятный на вкус.

Искусно выполненная карта Виктора Николаевича с большой и подробнейшей легендой делала по большому счету не нужными какие-либо совещания. Понятно, куда и как идти, какие расстояния, а самое главное — опасности.

Расстояния, кстати, обозначены в днях пути, а не верстах. И это единственная тема, которую нам надо обсудить, ну и, естественно, диспозицию и действия в неизбежном бою.

— Двое суток пути, — первым начал говорить Драгутин. — Это чей путь? Наш? — он показал на себя и горцев, уравнивая их с собой в воинском искусстве в горах. — Или большинство наших казаков?

Вопрос определенно понравился горцам, и они одобрительно переглянулись.

— Нет, — начал говорить Бекболат, — Это для их. Мы решил они как наши пленный.

Сказано коряво, но понятно и не очень приятно. Сербы заиграли желваками, но, конечно, не вспылили. Война в этих краях она такая, часто твой враг становится другом, но бывают и удары в спину, когда неожиданно случаются восстания каких-нибудь горных племен.

Виктор Николаевич спокойно дождался окончания вспышки гнева сербов и спросил:

— Другие вопросы по маршруту имеются?

Сербы промолчали, показывая этим, что нет. У меня, естественно, тоже.

— Отлично, теперь о наших непосредственных действиях на маршруте. Впереди пойдут Бекболат, Залимхан, вы, господа офицеры, я и двое моих людей. Они из ваших, из пластунов. Не думаю, что среди казаков есть еще кто-нибудь, способный действовать на горных тропах против возможных засад.

Виктор Николаевич карандашом начал показывать места наиболее вероятных засад. И в этот момент я прочитал и, наверное, запомнил название горного села, где находится мой брат — Амир-Юрт.

Опасных мест отставной подполковник показал целых семь, пять из них в непосредственной близости к Амир-Юрту.

И тут же до меня доходит, что, перечисляя способных снимать засады, он назвал и себя. Моему изумлению не было предела, но только моему. Сербы и горцы никак не отреагировали на его слова.

Виктор Николаевич тоже никак не отреагировал на мои эмоции и достал новую карту. Это была местность непосредственно вокруг Амир-Юрта. Легенда опять такая же подробнейшая и совершенно понятная.

Село расположено в небольшой горной долине с одной неширокой дорогой, к нему, которую легко оборонять. Наверное, два-три человека, вооруженные дальнобойными штуцерами, при удачно выбранной позиции могут держать её очень долго.

Конечно, осаждающие, вооруженные такими же дальнобойными штуцерами, неизбежно за какое-то время перебьют обороняющихся. Но им надо будет преодолеть несколько рубежей обороны села, и потери будут ого-го.

Есть также несколько горных троп на склонах, но оборонять их еще проще. За ними просто надо вести наблюдение, и когда кто-то попытается пройти, без проблем снять шустрика из штуцера.

Осман-паша хороший воин, опытный и знающий. Его воины потихоньку отстреливают обороняющих дорогу, а самое главное — на двух тропах на склонах сумели оборудовать стрелковые позиции, с которых простреливается всё село.

Так что его падение — вопрос времени. Каждый день воины Османа делают два-три удачных выстрела. Обороняющиеся почти не отвечают. У них, вероятно, мало боеприпасов, и они стреляют только наверняка. Но очень удачно, каждый выстрел точно в цель, стреляет, вероятнее всего, кто-то из русских.

Прочитав это, я подумал, что это вполне может быть Василий. Он любил и умел стрелять, а в гвардии служил в Лейб-гвардии Егерском полку. В бумагах родителей было письмо одного из его командиров, знавших их. В нем была фраза, что прапорщик Нестеров очень искусен в стрельбе и является лучшим стрелком батальона.

— Поразительно всё это читать, — в голосе Милоша послышалось недоверие, — но хотелось бы знать, откуда?

Виктор Николаевич показал на горцев.

— Там их родственники. У Залимхана дед. Есть еще одна тайная тропа, но по ней пройти могут только единицы, особенно зимой и весной. Но он прошел и смог два дня лежать на ней и наблюдать за селом.

Я посмотрел на горца и полностью поверил ему. Если у него камень за пазухой, то он не человек, а истинный дьявол во плоти. Наверное, такое же было в душах сербов, они явно были поражены действиями Залимхана.

Поневоле воцарилась пауза, которую прервал Милош:

— Уточните, господин подполковник, а как расположены воины Османа? Я правильно понимаю, что они стоят лагерем на вот этой поляне? — Милош показал на значок на карте.

— Да, вы правы, есаул. У Османа большой отряд, больше трехсот воинов, и они встали лагерем на этой поляне, — подполковник, несмотря на подробную легенду, решил повториться.

Называть подполковника отставным уже было как-то не с руки, и Милош первым стал называть его просто по званию.

— Из него они высылают караулы, которые контролируют горные тропы. Кроме, — подполковник показал на Залимхана, — одной.

— Наши действия, господин подполковник, понятны. Мы должны тихо пройти по главной тропе к лагерю Османа, заблокировать его так же, как он сделал с селом, уничтожить его караулы на тропах на склонах вокруг села. А дальше?

Оказывается, я правильно оцениваю ситуацию. Мне лично совершенно не понятно, как мы будем уходить. У нашей сотни с этим проблем не будет, мы можем развернуться и как пришли, так и уйти. А как те, кто в селе? Они как?

О наших действиях после блокады лагеря Осман-паши нет ничего, и это главное, что нам надо обсудить.

— Нам, конечно, желательно взять Османа живым, но, — подполковник скептически покачал головой, — полагаю, это невозможно. Поэтому единственное, что мы можем сделать, это застрелить его. На всё наше предприятие у нас всего недели две.

Подполковник последние слова сказал с такими интонациями, что мне и сербам стало понятно, что некоторые вопросы надо будет обсудить без горцев.

— Лобовой атакой мы ничего не добьемся, — продолжил, как ни в чем не бывало, подполковник. — Поэтому, заблокировав Осман-пашу на поляне, мы должны начать быстро и планомерно их уничтожать. Если удастся сразу же ликвидировать пашу, то вступить в переговоры и гарантировать остальным беспрепятственный отход. Самый неблагоприятный и нежелательный вариант — лобовая атака их лагеря. Но численное преимущество будет не на нашей стороне. Этот план, господа, мы обсудим и начнем осуществлять, если через неделю станет ясно, что основной потерпел крах.

На мой взгляд, всё ясно и понятно, и пора от слов переходить к делу. Подполковник, вероятно, был такого же мнения, так как, сделав паузу, он прищурился и, окинув взором свои карты, а потом нас, закончил:

— Полагаю, возражений не будет, если командовать буду я. А посему приказываю: через полчаса выступаем на Владикавказ.

Через полчаса мы покинули Екатериноградскую и направились во Владикавказ. До него два перехода. Горцы, Ефим и двое пластунов полковника едут впереди на расстоянии прямой видимости.

Пока сотня вытягивалась из станицы, подполковник провел нам небольшой политликбез.

— Род Гирея не местный, они карачаевцы, пришедшие в эти края еще до Ермолова. Но какая-то их часть осталась на родине и заключила с нами мир. Они, можно сказать, процветают, по крайней мере в их селах нет войны и их не притесняют. Люди Гирея это знают и сейчас колеблются. Часть их них не против вернуться и подписать мир с русскими. Шамиль не может просто так взять и отпустить их. В этих краях род называют тайпом или тейпом.

Слово «тайп» мне было знакомо, а вот историю кавказской войны я не знал очень плохо и пришлось принимать на веру то, что начал рассказывать подполковник.

— Так вот, тайп Гирея, уйдя с родины, здесь оказался меж двух огней. Их угораздило каким-то образом поселиться между чеченцами и ингушами. Ингуши сейчас Шамиля не поддерживают, но как дальше будет, одному Богу известно, поэтому имаму они нужны, но думаю, что после окончательного замирения Карачая, с ними у него больше проблем, чем пользы. Поэтому Шамиль, скорее всего, не против, если эти смутьяны уйдут от него по-хорошему. Ведь Осман сейчас залез в чужой огород, где расположен Амир-Юрт, там ничейная зона, на востоке которой и угнездился Осман-паша. Если бы не его высокомерие и неуемная страсть, он бы дал уйти беглецам. А так неизвестно еще, сумеет ли он теперь унести оттуда ноги. Я ведь, господа, не просто так заложился дней на пять, когда сказал, что буду вас ждать сегодня. Но как бы то ни было, времени у нас самое большое числа до десятого мая.

Слушая подполковника, я испытывал все возрастающее изумление: неужели такое возможно, и даже утратил нить рассказа. Поэтому что-то прослушал и был удивлен вопросом Драгутина:

— А вы, господин подполковник, считаете политику Петербурга здесь на Кавказе ошибочной?

— Я её, сударь, по меньшей мере считаю негибкой и осуждаю то, как действовал генерал Ермолов, при всем моем уважении к нему как герою войны двенадцатого года. Так же как и его сменщиков. Русский солдат всегда славился милосердием, а здесь на Кавказе об этом и речи нет. А тем более нарушать данное слово. Но это, господа, мое частное мнение. И полагаю, что у нас задача не принять участие в идущей войне, а спасти тех, кого должно, и уйти.

Против этого никто возражать не стал, и мы молча присоединились к нашим казакам.

Марш до Владикавказа мы совершили за два дня. Вести какие-либо разговоры желания не было. Все понимали сложность и опасность предстоящего.

Перед самым Владикавказом подполковник неожиданно заговорил со мной на тему, которая ни разу не затрагивалась последнее время.

— Вы знаете, Александр Георгиевич, я не могу понять, зачем Каневский пытался напасть на вас, какова была его цель? То, как он замешан в попадании в руки Османа гвардейских офицеров, это факт. Этот негодяй просто продавал информацию о них агентам паши. Полагаю, что скорее всего что-то личное. У него были последнее время очень плохие отношения с вашим братом. Тот проиграл ему небольшую сумму, но вроде бы как обвинил Каневского в шулерстве. Точно знаю, что они собирались стреляться. Что, как вы понимаете, со стороны Каневского — форменное самоубийство. Он, естественно, умирать не захотел и пошел на мировую, но его репутация от этого пострадала еще сильнее. Полагаю, что истина где-то здесь. Но теперь дознаться, — подполковник покачал отрицательно головой.

— А зачем Осману русские офицеры? — этот вопрос меня мучил очень сильно.

— А вот здесь я вообще ничего не понимаю, — оживился подполковник. — Однозначно тут замешаны британцы. Вроде бы даже причина в оскорбленном женском достоинстве их королевы, которую вроде как отверг наш цесаревич. Вы в курсе этого?

А вот историю любовных отношений уже королевы Виктории и наследника российского престола Великого Князя Александра Николаевича я знал великолепно и был знаком с мнением, что именно из-за неё королева была ярой русофобкой.

Но подполковнику я не стал пока показывать своей осведомленности и ответил коротко:

— Да.

— Эта версия хороша, она, например, объясняет, зачем так срочно и тайно в Европу поехал знакомый вам генерал Чернов со своей неожиданной любовью.

Подполковник скептически хмыкнул и продолжил:

— Но первое появление Османа было еще до того, как наш цесаревич вскружил голову английской королеве. Не по-нят-но, — протянул он. — Совершенно не понятно.

Подполковник замолчал, неожиданно горестно вздохнул и наклонил голову.

— Может статься так, что я, Александр Георгиевич, скоро уйду. И я вас прошу, попытайтесь разобраться в этом деле. Возможно, что кому-то из тех несчастных офицеров еще можно помочь.

На рассвете мы покинули Владикавказ. Здесь почти рай на земле: тепло, но нет изнуряющего зноя, убивающего меня во время марша по северо-кавказской степи. Всё кругом цветет и благоухает, на плодовых деревьях уже завязи.

И даже не верится, но совсем недалеко еще лежит снег. Но еще заснеженные вершины Кавказа видны почти отовсюду.

Мы покинули город, двинувшись по Военно-Грузинской дороге на юг, но, проехав пару верст, резко быстро свернули влево. Нас ждет короткий марш до ингушского села Галгай-Юрт на речке Камбилеевке, рядом с которым русский военный пост Камбилеевский.

Военный пост и село мы аккуратно обходим, нам не желательны чужие глаза. Вроде бы получается, и вдоль тропы Сунженской казачьей линии мы начинаем двигаться в сторону Назранской крепости, первого серьезного укрепления на этой русской оборонительной линии. Вокруг неё уже есть казачьи станицы, но очень мало, и нам они не нужны.

Мы через несколько верст решительно берем на этот раз вправо и углубляемся в дикие, плохо освоенные людьми горные районы. Здесь, естественно, нет русских поселений и очень мало ингушских.

К полудню мы вернулись практически если не в зиму, то в раннюю весну.

Наши проводники уверенно ведут нас вперед, но как идти по уже горным тропам, еще местами полностью забитым снегом, я представляю слабо.

С ужасом я думаю, как поведут себя наши лошади, но они, похоже, очень хорошо обучены и совершенно не пугаются того, что внушает мне ужас.

Наши офицеры сохраняют олимпийское спокойствие, чего не скажешь о русских казаках и большинстве сербов. На их лицах написан неподдельный страх, а у Андрея даже дрожат губы.

Первое настоящее, как мне показалось сначала, испытание не замедлило себя ждать. Внезапно раздался какой-то нарастающий шум, и недалеко от нас сошла снежная лавина. Она прошла на совершенно безопасном расстоянии от нас, но грохот был серьезный, и невольно начали трястись коленки. Андрей, бедненький, вообще был близок к обмороку.

Но я почти тут же сообразил, что это много шума из ничего, тем более, что подполковник скомандовал сделать привал и разрешил употребить немного вина.

Сделано это было очень вовремя. Вскорости сошла еще одна лавина, и также, кроме шума, вреда от неё не было никакого, но короткий отдых и принятый антистресс оказали очень благотворное влияние на всех. Я лично совершенно успокоился, а глядя на меня, и Андрей.

Дальше процесс пошел веселее. Мы неожиданно вышли на менее снежный участок тропы, и сразу же отступила опасность лавин, а ноги начали переступать быстрее.

Лошади вообще вели себя идеально, они даже проигнорировали шум лавин, только немного активнее пошевелили ушами.

В полдень мы сделали первый большой привал. Тропа неожиданно расширилась, и вся сотня без проблем расположилась на отдых.

Никакой огонь разводить нельзя, только сухари и немного красного вина, разведенного водой. Другого рациона у нас в горах пока не будет.

Никаких разговоров никто не ведет, только тихие короткие команды отцов-командиров, наших офицеров.

После привала дело пошло быстрее, я начинаю понимать, какие молодцы Милош с Драгутином: никого уже корчит от страха, они сумели правильно подготовить наших казаков к походу.