Я прекрасно понимал — с Хийе получилось что-то не так. Нетрудно догадаться, как она может истолковать это странноватое объятие. Даже если мои резкие слова и приказ немедленно отправиться домой напугали ее, в моих руках она, несмотря на испытанную неловкость, явно чувствовала себя хорошо. Она как-то обмякла, стала нежной, хотя и была костлявая, как изголодавшаяся лиса. Полночи я не мог уснуть, места себе не находил, мне было погано. Воспоминание о случившемся сильно раздражало меня. На другое утро я решил разыскать Хийе и вести себя с ней так, словно ничего возле змеиной норы не произошло. Хотелось, чтобы она забыла как неожиданное объятие, так и мои резкие слова. Хотелось, чтобы Хийе оставалась мне другом, я не желал, чтобы и она вообразила себе то, чего на самом деле нет, вроде моей матери, которая при виде малышей Инц совсем разошлась. Мне захотелось смыть со вчерашнего это досадное пятно и навсегда забыть происшедшее.
На другой день я отправился искать Хийе. Дома ее не было, как я установил, заглянув в окошко их хижины, к счастью, там вообще никого не было. Я принялся бродить по лесу, наведался к зверолюдям, узнать, не приходила ли Хийе навестить свою дорогую вошь, но ни Пирре, ни Ряэк Хийе в то утро не встречали. Пошел дальше, пока не оказался на опушке леса, и тут услышал чей-то визг.
Голос был девчачий, и я подумал было, что нашел Хийе. Но тут же понял, что это не она. Приглядевшись, я узнал свою давнишнюю знакомую Магдалену, у которой мы с Пяртелем как-то побывали в гостях.
Притаившись за деревом, я подглядывал за ней. Я не понимал, отчего она так плачет, и поначалу совсем не собирался приближаться к ней. Но она никак не успокаивалась, и я неуверенно вышел из зарослей и направился в сторону Магдалены.
Она заметила меня, но не узнала, и зарыдала еще громче и стала звать на помощь.
— Не ори так, — сказал я. — Что случилось?
— Ты кто такой? — закричала Магдалена и схватила стоящую на земле плетеную корзинку, чтобы защититься ею от меня.
— Лемет, — ответил я. — Ты что — не помнишь, я когда-то заходил к вам. Ты мне еще прялку показывала, а твой отец моего приятеля змея чуть было насмерть не зашиб.
Тут Магдалена признала меня, но ничуть не успокоилась, а швырнула в меня корзинку, так что земляника разлетелась во все стороны.
— И жаль, что не зашиб насмерть! — закричала она. — Ненавижу змей! Они вон что вытворяют! Одна меня ужалила! Гляди, на что моя нога похожа! Я умру!
Ее правая нога и вправду покраснела, и ее раздуло, как колоду. Магдалена пыталась было пошевелить ногой, но, видимо, от боли она снова принялась голосить.
— Я умру, умру! — причитала она. — Я уже чувствую, как яд растекается по мне! Эта змеюка убила меня! Мерзкая, гнусная тварь! Помогите! Папа! Помогите!
— Да не кричи ты так, — попросил я. Вообще-то меня потрясло, что человек может быть настолько слаб и беспомощен, прямо как птенчик какой-то, и допустить, чтобы гадюка ужалила его. Я, разумеется, собственными глазами видел, как Инц убила монаха, но монахи и железные люди, на мой взгляд, вообще не люди, ведь они не знают ни речи людей, ни змеиной молви, только бормочут что-то невразумительное. Они вроде насекомых, которых можно истреблять сколько угодно. Но Магдалена человек, и тем не менее гадюка ее ужалила. Это же так унизительно, мне просто стыдно стало за Магдалену. Ну как же так — не знать заветных змеиных заклятий, ведь один-единственный шип сообщил бы гадюке, что тут ее сестра, а не какая-то мышка или жаба, которой и не грех перекусить. Вместо того, чтобы вовремя выучиться змеиной молви, эта девка валяется теперь на земле с кровавыми следами змеиного укуса. Она добровольно обрекла себя на жизнь на уровне простейших зверюшек, вместо того, чтобы встать вровень со змеями, как и подобает человеку.
— Помогите, умираю! — продолжала причитать Магдалена. — Отец, спаси меня!
— Разве твой отец знает змеиные заклятья? — спросил я насмешливо, потому как предвидел ответ.
— Конечно, нет! — рассердилась Магдалена. — Один черт их знает!
Я не знал, что такое черт, но по тону Магдалены решил, что едва ли это кто-то из деревни. Я сел рядом с Магдаленой.
— Тогда пользы от твоего отца сейчас нет, — сказал я. — Чтобы извлечь из крови яд, надо позвать ту самую гадюку, что ужалила тебя. Она высосет яд — и порядок. Это пара пустяков, сейчас я ее позову.
Магдалена недоверчиво глядела на меня, а я издал простенький шип, которому дядя Вотеле обучил меня, когда я был еще совсем маленький. Немного погодя ко мне подползла небольшая змейка, не из числа змеиных королей, а простая гадюка, однако я знал ее, поскольку мы зимовали вместе.
При виде змеи Магдалену передернуло, и она попыталась было отползти в сторону, словно испугавшись, что небольшая змейка заглотает ее целиком. Я велел Магдалене не шевелиться, змея не укусит, потому что я запрещаю ей это. Магдалена замерла, не сводя глаз со змеи, та, свернувшись кольцом, ждала, что я скажу ей. Я вежливо поздоровался со змеей и попросил ее высосать яд из ноги Магдалены.
— Зачем ты ее вообще ужалила? — спросил я. — Ты же видишь, это человек.
— Она же не знает змеиных заклятий! И к тому же она собиралась ударить меня своим лукошком. Я спросила, с чего это она бросается на меня, но она ничего не объяснила. Вот я ее и ужалила. Пусть в другой раз не замахивается!
Я вздохнул.
— Знаешь, бывают просто глупые люди. Будь к ним снисходительнее, у них не все в порядке с головой, оттого они и не способны выучить змеиные заклятья. Жалить их смысла нет, в другой раз держись от них подальше, — сказал я примирительно.
— Да не собиралась я жалить ее, она сама нарывалась, — оправдывалась гадюка. — Ладно, я зла не держу. Пусть вытянет ногу, чтоб мне удобнее было яд отсосать.
— Вытяни ногу! — передал я слова змеи Магдалене, которая, понятное дело, ничего из нашего шипа не поняла. — И в другой раз не лупи змей лукошком. Они тебе ничего плохого не сделали.
— Они такие мерзкие! — всхлипнула Магдалена, но все же вытянула ногу, как велено, и крепко зажмурилась. Змейка уткнулась в ранку и принялась отсасывать яд. Опухоль стала спадать на глазах, толстая покрасневшая колода постепенно превратилась в стройную ножку. Змейка приподняла голову и почмокала.
— Яд отсасывать так щекотно, — сообщила она. — Готово! Яду не осталось больше ни капельки.
Я поблагодарил ее, и змейка, извиваясь, исчезла в траве. Магдалена поднялась, опираясь на исцеленную ногу, на лице ее было написано недоверие. Однако все было в порядке.
И тут она вдруг бросилась ко мне и поцеловала в щеку.
— Спасибо! — воскликнула она и крепко обняла меня. — Ты спас мне жизнь! Ты волшебник! Ты чудодей! Ты добрый волшебник! Пошли к моему отцу! Я хочу рассказать ему, что ты сделал.
В любом другом случае я бы непременно отказался от такого предложения. Никакого желания встретиться с Йоханнесом у меня не было. Но в объятиях Магдалены, еще чувствуя на щеке слегка влажный след страстного поцелуя, я не смог отказаться. Только вчера я обнял Хийе, теперь меня обнимала Магдалена — какие же разные это были объятия! С Хийе я испытал лишь неловкость от того, что мы вдруг оказались так близко, стоять же в объятиях Магдалены было очень приятно. Теперь, когда она не плакала и не причитала, а напротив, сияла от счастья, я вдруг увидел, какая она красивая. Не стану описывать ее красоту, достаточно сказать, что, на мой взгляд, она само совершенство, куда красивее Хийе, красивее моей сестры, красивее даже самой симпатичной и пышной ее подружки. Именно в эту минуту мне показалось, как говорит Инц, что пришла пора гона.
Мог ли я отказаться, когда меня позвала Магдалена! Я пошел.
Поседевший за минувшие годы деревенский староста Йоханнес не выразил при виде меня никакого удивления.
— Бог Троицу любит! — объявил он и произвел перед своим лицом странный жест. Впоследствии я узнал, что это своего рода оберег, называется крестным знамением, только я никогда не замечал, чтоб от этого был какой-то толк. Йоханнес пожал мне руку и сказал:
— Уверен, в третий раз ты обратно в лес не убежишь. Не место крещеному человеку там, где бродят хищники и царит сатана. Заходи, сын мой, перекусим чем Бог послал.
— Отец! Ты не представляешь, что со мной нынче приключилось! — вмешалась Магдалена. Ей было не дождаться, пока мы зайдем в дом, там же, на пороге она рассказала Йоханнесу, как ее ужалила змея, как ей раздуло ногу, как она решила, что пришел ее смертный час. И как я позвал обратно ту змею и исцелил ногу.
— Разве это не чудо?! — воскликнула она, и мне прямо неловко стало, что человек может быть так взволнован подобным пустяком, но в то же время восторг Магдалены обрадовал меня, так приятно было видеть ее сияющие глаза.
Йоханнес не сказал ничего, только скрестил на груди руки и склонил голову.
— Отец, ну скажи же что-нибудь! — взмолилась Магдалена. — Это ведь просто чудо. Или… думаешь, тут нечистая сила замешана? — Магдалена побледнела и с сомнением глянула на меня. — Считаешь, это было колдовство? Нельзя было позволять змее высосать яд? Отец, но иначе я бы умерла! Ты не представляешь, как плохо мне было! Да скажи же что-нибудь, отец! Чего ты молчишь?
— Я молился, — тихо произнес староста Йоханнес и посмотрел Магдалене в глаза. — Не бойся, дитя мое, ты ни в чем не погрешила против Господа. Змея, конечно, существо нечистое, творение самого сатаны, но сила Господня превыше его силы. Он может и самую мерзкую тварь употребить во имя святой цели. Сатана натравил на тебя змею, но Господь в его безграничной милости привел к тебе этого парня, и он спас тебя. Господь заставил змею высосать яд и захлебнуться им. Слава Всевышнему!
— Змея никогда не захлебнется собственным ядом, — сказал я. — Она просто по ошибке ужалила Магдалену, и я попросил ее очистить ранку. Никакого чуда тут нет, просто надо знать змеиные заклятья.
— Да кто же их знает! — сказала Магдалена. — В том-то и чудо, что ты их знаешь!
— Любой человек может им выучиться, — негромко возразил я. — Это не так уж и трудно. В старину все их знали, и никакая змея никогда никого не жалила.
Мне вдруг стало грустно-грустно, и как повелось в такие минуты, мой нос уловил легкий трупный запах, который временами посещал меня после того, как я целую неделю провел в темном подполе с трупом дяди Вотеле. Этот запах не отпускал меня больше, словно после того, как труп дяди сожгли, и он дымом поднялся в небо и смешался с небесной синью, теперь в любую минуту ветер мог принести его ко мне. Он незаметно надвигался дождевой тучей, и я никогда не замечал его приближения, пока первые капли не настигали меня. Чаще всего это случалось, когда мне становилось грустно, как и сейчас. Здесь дивились моему знанию заветных змеиных заклятий, что, на мой взгляд, столь же привычно и естественно, как то, что человек вообще умеет разговаривать, или то, что у него есть ноги, которые его носят, и руки, приспособленные к работе. Я внезапно почувствовал себя таким одиноким среди чужих и странных людей, с кем у меня нет ничего общего. Так же одиноко и бесприютно я чувствовал себя тогда в темноте подпола, где компанию мне составлял один только разлагающийся труп дяди Вотеле. Я повернул голову в поисках более свежего воздуха, но смрад не отпускал меня, казалось, весь мир полон тления. Староста Йоханнес позвал меня в дом, я вошел, но и там смердело.
Магдалена засуетилась, принялась накрывать на стол, а Йоханнес сел рядом со мной и положил мне руку на плечо.
— Не думай, что смог бы освоить змеиные заклятья, не будь на то Божья воля! — сказал он. — Бог не желает смерти безвинного дитяти вроде моей дочки, вот он и сподобил тебя усвоить змеиную молвь, чтобы ты мог явиться из лесу и спасти Магдалену.
— Никакого бога не знаю и знать не хочу, — сказал я. — Змеиной молви меня обучил мой дядя. Всякий человек знает ее, разве что, переселившись в деревню, не позабыл всё.
— Если мы что и позабыли, то и на то воля Божья! — продолжал Йоханнес. — Бог не желает, чтоб мы разговаривали со змеями, ведь змий ему враг, а о чем нам говорить с врагом Божьим? Поверь мне, нигде на свете не разговаривают со змеями, я много странствовал и знаю, что говорю. Зачем же нам быть этими самыми последними, кто водится со змеями? Что есть им, гадам ползучим, сказать нам? Думаю, нам лучше прислушиваться к тем, кто умнее нас, — к иноземцам, они умеют строить каменные замки и монастыри, у них большие и ходкие корабли, их тела покрыты железом, которое не пробьет никакая стрела. Разве змеи обучили их всем этим премудростям? Нет, всё это благодаря Богу! Он просветил их, он сообщил им силу, он поможет и нам, если мы прислушаемся к нему.
— Ни камень, ни железо не помогут, если не знать заветных заклятий, — возразил я. — При мне мой приятель Инц ужалил одного монаха в шею. Тот и помер сразу.
— Господи, помилуй! — воскликнул Йоханнес. — Какое ужасное преступление! Да будет проклят тот змей! Это же прислужники сатаны, как ты сам видишь, раз они даже на святых отцов нападают. К счастью, нет никаких сомнений, что тот монах уже пребывает в раю, вкушая вечное блаженство.
— Я думаю, его сожрали лисы и бродячие волки, — заметил я. — Если не знать заветных заклятий, ты ничтожней любого лягушонка. Почему мы должны уподобиться тем глупцам, что ни единого шипа не знают? Это же сущие букашки, а не люди!
Я тут же пожалел о сказанном, ведь Йоханнес такая же букашка, которой неведомы змеиные заклятья. Однако Йоханнес не рассердился, а напротив, рассмеялся.
— Ты, малый, и впрямь зажился в лесу, — как-то неприятно надменно произнес он. — Как ты можешь воображать, будто ты умен, а все те иноземные народы, что именем Господа правят миром, сплошь дураки? В таком случае и святейший Папа дурак дураком, потому что он не разумеет змеиной молви. Ты это хочешь сказать? Лучше уж помолчи, настолько это кощунственно. Даже то, что я спрашиваю тебя об этом, грех, и мне придется исповедаться.
— Что еще за папа такой? — спросил я.
— Папа — наместник Бога на земле, — понизив голос, сказал Йоханнес, причем лицо его стало таким умильным, словно он лижет мед. — Он живет в святом городе Риме и как любящий отец простирает над всеми нами свою длань. Я побывал у него и приложился к его ноге, я тогда еще совсем мальчишка был. Железные люди взяли меня с собой, чтобы я, маленький дикарь, повидал всемогущество мира. Чтобы понял, насколько умны и сильны христиане. Меня привезли в Рим и привели к Папе, и всё то великолепие и роскошь, что я увидел там, запало мне в душу. Всюду сверкали золото, серебро и драгоценные каменья, высоченные башни каменных церквей, такие, что ни одна самая высокая ель в нашем лесу не может сравниться с ними. Тогда я понял, что Бог, которому поклоняются иноземцы, всемогущ, и если мы хотим чего-то в жизни достичь, то стоит держаться его и забыть все те глупые суеверия, следование которым делает нас посмешищем в глазах всего мира. Я вернулся на родину, и мне стыдно, что мы всё еще живем как дети, тогда как прочие народы давно повзрослели. Нам следовало догнать их, освоить все те полезные знания, что в остальном мире давно стали повседневными. К счастью, все больше рыцарей и святой братии прибывает в наши края, они всячески помогают нам во всем, чтобы мы стали такими же, как и просвещенные народы. Они указывают нам путь, и, поверь мне, когда-нибудь мы станем не хуже.
— Ради этого еще не стоит забывать заветные заклятья, — сказал я.
Йоханнес склонился надо мной низко-низко.
— Дорогой мой, запомни, что я тебе скажу, — прошептал он. — На самом деле никаких змеиных заклятий нет.
От столь неожиданного утверждения я даже прыснул со смеху и просто уставился на старосту в ожидании того, что еще он учудит или скажет.
— Да, никаких змеиных заклятий нет! — повторил он. — Иначе как может быть, что церковь ничего про них не знает? Неужели ты считаешь, что раз Бог сделал Папу своим наместником на земле, он не сделал его всесильным? Папа всесилен, каждое сказанное им слово есть истина, и с Божьей помощью он даже реки может повернуть вспять. Если бы змеиные заклятья существовали, Папа знал бы их, и знали бы их и другие святые отцы. Но никаких заклятий нет, потому что Бог не дал змеям дара речи. Со змеями не разговаривать, а убивать их надо или же отпугивать молитвой. И всякий святой отец с помощью Божьего слова может загнать змей обратно в преисподнюю. Вот так! То, что ты нынче спас мою дочку от змеи, заслуга не твоя, а Божья! Это Он увидел с небес и сделал так, что змея очистила ранку Магдалены.
— Что ты несешь? — возмутился я. — Я же знаю, что говорил со змеей точно так же, как сейчас разговариваю с тобой.
— Это невозможно! — возвестил Йоханнес, и лицо его стало жестким. — Змеи не разговаривают! Тебе просто показалось! Ты должен уйти из лесу, там царит дьявол, он смущает тебя, заставляет видеть и слышать то, чего нет. Перебирайся в деревню, прими крещение, начни ходить в церковь, и вскоре ты поймешь, что змеиные заклятья — бред!
— Не бывать этому! — сказал я, поднимаясь. — Что я — сдурел, что ли? Я же знаю эти заклятья! Послушай!
Я издал долгий шип, я разговаривал с Йоханнесом на лучшей змеиной молви, но он только пялился на меня и упрямо твердил:
— Это всего лишь шип, ничего он не значит! Забудь эти глупости! Вот именно это я и имел в виду, когда говорил, что народ наш всё еще пребывает в детстве! Пора повзрослеть! Пора жить так же, как и остальные! Нет никакой змеиной молви!
— Она есть, и если бы все по-прежнему понимали ее, среди нас не было бы ни одного иноземца! — рассердился я. — Лягва Полярная заглотала бы всех, и на побережье даже костей их не осталось бы!
— Что за детский лепет? Какая еще Лягва Полярная? Никому не совладать с великолепными рыцарями и их мечами! — возвестил Йоханнес.
Я пришел в ярость. Йоханнес несет несусветную чушь, но как мне переубедить его? Где мне взять Лягву Полярную, чтоб заглотала всех этих рыцарей вместе с их мечами? Лягва Полярная спит где-то в тайном логове, и у меня нет ключа найти ее, а разбудить ее все равно не удастся. И даже то, что змеиная молвь существует, мне никак не доказать, ведь в дом Йоханнеса никакую змею не позовешь, это кончится плохо, и даже заведи я разговор с какой-нибудь змеей, Йоханнес все равно услышит лишь непонятное для него шипенье. Мы жили в разных мирах, как две улитки, которым не дано заглянуть под ракушку другой. Я мог сколько угодно утверждать, что змеиные заклятья и Лягва Полярная есть, он-то в это не поверит, потому что в его ракушке место есть только для бога и папы римского.
Мне захотелось домой, настроение у меня было дрянь, и запах падали все сильнее раздражал меня, но тут пришла Магдалена, тронула меня за плечо и пригласила к столу. Я догадывался, что они едят. Но как в прошлый раз по приглашению Магдалены я вошел в дом ее отца, так и теперь я принял приглашение.