Право победителя

Глава 17

— Штурмовать каждый оборонительный пункт нет необходимости — подтягивать артиллерию и сносить его огнем, напрочь выжигать. Никакой жалости — что они делают, это не люди, зверье!

Никогда еще за войну командир 8-го гвардейского механизированного корпуса генерал-лейтенант Орленко не видел таких чудовищных картин, ужасающих даже закаленных боями и очерствевших сердцем ветеранов. Ему самому приходилось часто сталкиваться с примерами лютости, но сейчас генерал остекленевшим взглядом смотрел на огромную канаву, заполненную телами убитых японцами китайцев — искромсанные штыками тела детей и младенцев стали для многих красноармейцев шоком. Даже привычные к суровости тайги сибиряки стояли бледными как сама смерть, а в глазах застыли слезы. Но то не от страха, от охватившей всех ярости — война действительно пошла на уничтожение, в плен теперь никто сдаваться не будет, как и брать в плен, и бойцов никакими приказами не удержишь, не поймут.

Все дело в том, что наступление Красной армии еще осенью прошлого года вызвало у проживающих в Маньчжурии китайцев необычайную активность — они все чаще и чаще стали нападать на японцев, примыкать к многочисленным партизанским отрядам, что действовали уже десять с лишним лет на оккупированной самураями территории. Японцы неоднократно предпринимали самые настоящие войсковые операции, однако северная Маньчжурия представляет огромную территорию, покрытую густыми лесами — тамошняя природа мало чем отличается от приамурской тайги с ее сопками. Однако большинство местного населения на севере маньчжуры, и китайских партизан оттуда потихоньку вытеснили в южную часть края, густо заселенную и хорошо обжитую за последнее десятилетие, когда из-за «великой стены» на север хлынул поток китайцев, буквально растворивших в себе коренных подданных императора. К тому же тут издавна действовали хунхузы, разбойный люд, сплоченный в банды, порой большие. С ними не могли справиться долгими десятилетиями ни китайские власти, ни русская пограничная стража КВЖД, ни генералы-милитаристы, ни сменившие их японские оккупационные войска с «новой» маньчжурской императорской армией и гвардией. К тому же хунхузские шайки стали повсеместно получать политическую окраску, превращаясь из банальных разбойников и бандитов в партизан и подпольщиков, что в свою очередь все чаще стало вызывать жестокости со стороны японских оккупантов, для которых коммунисты и гоминдановцы являлись лютыми врагами. К тому же оккупантов было не так и много, чтобы полностью контролировать огромную территорию в полтора миллиона квадратных километров, а даже маньчжуры не проявляли к ним особой лояльности. Китайцы же вообще дезертировали массами из императорской армии, причем уходили с оружием, примыкая к инсургентам.

— Даже детей не пожалели, младенцев на штыки насаживали…

Пробормотал кто-то из офицеров штаба, стоявших рядом с комкором. Действительно, смотреть было жутковато на всплывшие в канаве обезображенные тела, которые японцы туда побросали.

— Запугивают всех, чтобы китайцы бежали на юг, и в спину японцам не стреляли, — произнес Тимофей Семенович. — Они ведь полмиллиона своих переселенцев с островов привезли, зачем им здесь китайцы, вот и резать принялись, когда те на восстание поднялись. Поторопились…

Орленко недоговорил, и так все прекрасно понимали, что происходит. С одной стороны людей жалко, но с другой вышло неимоверное облегчение для красноармейцев — прибывающие японские резервы значительной своей частью втягивались в подавление массового восстания, так как воевать с советскими войсками, когда бьют в спину, было невозможно. А такое значительное отвлечение противником собственных сил позволило начать успешное наступление в южную Маньчжурию, введя уже после второго дня боев в прорыв 6-ю танковую армию, которая устремилась к Печелийскому заливу. План операции был построен на обходящем маневре — выйти в тылу Квантунской армии к южно-маньчжурской железной дороге, и полностью отсечь от доставки подкреплений и грузов засевшие в укрепрайонах от Чаньчуня и Гирина до Мукдена, и дальше на юг к Ляояну, армейские группы японцев, судьба которых в таком случае будет предрешена. Самому Тимофею Семеновичу операция больше напоминала набег кавалерийского корпуса царского генерала Мищенко на Инкоу, который почти сорок лет тому назад завершился конфузом. По русско-японской войне он заново перечитал все что мог, как и многие советские генералы, и поражался количеством ошибок и просчетов, которые допустил в той войне главнокомандующий Маньчжурской армией, бывший военный министр генерал Куропаткин.

Ведь это же аксиома — если ты имеешь подвижные войска, а у противника их нет, и он засел на позициях, прикован к ним, лишен маневренности, то нужно уходить ему в тыл и рвать коммуникации, лишая неприятеля необходимого подвоза. Беда только в том, что глубина продвижения механизированных войск становилась необычайно большой — расстояния в Маньчжурии почти как сибирские, от Гирина до Ляояна три сотни верст, а там еще двести до побережья, и это по кратчайшей линии наступления войск Приморского фронта, которому придется в этом случае брать один укрепрайон за другим. Понятно, что ожесточенные бои за Гирин имели отвлекающий характер, наносить там решающий удар не собирались, а много южнее, по кромке корейских гор, по реке Ялу, стараясь выйти как можно западнее, глубоким обходящим охватом, к железнодорожной линии.

Маньчжурский фронт перешел в наступление много западнее, где серьезные оборонительные позиции у неприятеля отсутствовали, и можно было провести обходящий маневр танковой армией. И ведь удался замысел маршала Кулика — прорыв оказался глубоким, к тому же удалось захватить железнодорожную рокаду от Цицикара в практически неразрушенном состоянии, что облегчит доставку топлива и боеприпасов ушедшим вперед танковым соединениям. К тому же углубившись на сотню верст, уже были развернуты аэродромы «подскока» для истребителей и штурмовиков, что занимались «расчисткой» пути, нанося беспрерывно удары по японским пехотным и транспортным колоннам. А теперь захватили и три вражеских аэродрома, со всеми их запасами и стоявшими в капонирах самолетами — столь быстрого прорыва японцы явно не ожидали, и у них царило смятение, серьезно усугубленное массовым восстанием местного населения. На нем и срывали злобу, отсюда и эти невероятные по своей жестокости зверства…

— Товарищ генерал, радиограмма из Харбина от маршала. Открытым текстом ко всем советским войскам!

Орленко удивился — такого он не ожидал, даже не протянул руку к листку бумаги, только кивнул, молчаливо потребовав, чтобы сообщение было прочитано вслух. В таких случаях все должны знать, что происходит на самом деле, оттого и отправляют подобные заявления.

— Правительство Маньчжурии во главе с императором Пу И объявило войну Японии, войскам приказано оказывать содействие Красной армии!

Орленко от удивления не знал, что и сказать — такого никто не ожидал, а это означало одно — теперь земля под ногами японцев полыхнет…

Сама местность в западной части Маньчжурии способствовала быстрому продвижению крупных механизированных соединений РККА. При этом авиация обеспечивала прорыв, захватив господство в воздухе и используя захваченные танками вражеские аэродромы…