Притча о судьбе

Глава 21

Райкен

Далия держала меня за корни волос, и хотя мне следовало уйти, я этого не сделал. Я не хотел, не тогда, когда мы только начинали, но было неправильно продолжать, когда она понятия не имела, кто я такой. Несмотря на поцелуй и мою жалкую попытку снять проклятие, которого явно не существовало, воспоминания остались утерянными, а метка у нее на шее, оставалась нетронутой.

Я любил её — и всё ещё люблю. Всегда и навеки. Как гласит надпись внутри кольца — того самого, что висит у неё на шее.

Я расслабился в её объятиях, опершись предплечьями по обе стороны от её головы. Я не мог просто уйти. Я бы не смог.

Далия напряглась, когда я взял обручальное кольцо и поднес его к свету.

— Оно подходит к твоему, — прошептала она. — Полагаю, это мое обручальное кольцо?

— Угу, — ответил я, отпуская кольцо и наблюдая, как оно опускается к ложбинке на ее шее. — Во что тебя заставили поверить?

Я не был уверен, хочу ли я знать правду. Я не был уверен, что смогу вынести правду, не тогда, когда я боролся с желанием стереть моего брата из её памяти и с лица земли. Далия нуждалась в спокойствии, сейчас больше, чем когда-либо. Чего ей не было нужно, так это какого-то незнакомого мужчины, угрожающего убийством всем, кто к ней подойдет.

— Я думаю, ты уже знаешь, во что меня заставили поверить, и я чувствую это здесь, — ее ладонь прижалась к моей груди, — что ты не готов услышать правду.

Я резко втянул воздух сквозь кончики зубов, почти забыв об односторонней природе нашей связи.

— Ты чувствуешь, но не видишь? — спросил я, имея в виду нить, которая связывала нас вместе.

Она покачала головой.

— Нет. Я пыталась найти ее, но там ничего нет. Ничего, кроме…

Она замолчала, и я стиснул зубы, когда она упомянула о узах Малахии. Хотя моя сторона нити оставалась прочной, я не мог заглянуть за тени, которые лежали на ее стороне.

Тени, которые дали понять, что наша связь была скрыта.

Прикосновение Далии скользнуло по моей груди, когда она провела пальцем по серебристым татуировкам.

— Почему ты думал, что поцелуй излечит меня?

— Сказки фейри. Они утверждают, что поцелуй настоящей любви может излечить любую болезнь между предназначенными друг другу партнерами.

Ладонь Далии двигалась все ниже и ниже, обводя извилистую татуировку, которая исчезала под краем моих брюк. Моя рука метнулась вперед, чтобы остановиться ее, слабо сжимая ее запястье.

Мы представляли собой интересное зрелище: вот она держит меня за волосы, я держу ее за запястье.

— Это было для тебя, а не для меня, — заявил я.

Она прикусила губу и отпустила мои волосы, проведя ладонью по моей шее, груди и животу. Мой желудок опустился, когда ее пальцы скользнули ниже, и хватка, удерживающая другое запястье, усилилась.

— Далия, — прошептал я сквозь стиснутые зубы, закрыв глаза. — Пожалуйста…

Я хотел сказать, чтобы это прекратилось. Мне нужна была вся она, а не частичная версия, но я не мог остановить ее, не тогда, когда я хотел ее больше всего на свете в этом мире и в других.

— Не останавливайся.

Я застонал, когда ее пальцы проникли в мои штаны, и моя кровь загорелась, когда его рука обхватила меня. Когда она сжала ладонь, мои глаза закатываются в чистом блаженстве.

— Черт, — простонал я, едва расслышав слова, в то время как в голове у меня громко шумело от триумфа. — Боги, я скучал по тебе.

Мягкий голос Далии прервал шум в моей голове.

— Может, поцелуй не сработает. Может, нам нужно нечто большее.

Легким движением запястья она освободилась от моей хватки, схватившись за пояс моих брюк и полностью освободив меня. Я сбросил с себя штаны, покрывая поцелуями её шею и грудь, в то время как она продолжала поглаживать меня.

Она собиралась довести меня до грани безумия. Когда большой палец прошелся по кончику моего члена, размазывая вытекающую преякуляцию, со мной было покончено.

— Отдай мне себя всего, — прошептала Далия мне в шею, ослабляя хватку и наклоняя свои бедра вверх, чтобы они встретились с моими.

Мои большие пальцы надавили на впадинки между ее бедрами, пока я изо всех сил пытался сдержаться.

— Может быть, это способ все исправить.

Я зашипел сквозь зубы, когда рука переместилась на мой затылок. Она прижалась ближе, ее губы коснулись моих.

— Скажи мне, что ты тоже хочешь меня.

К черту все это.

— Больше всего на свете, — ответил я, сжав губы.

Язык Далии скользнул по моим губам и сплелся с моим в поцелуе, который был таким же сладким, как и она сама. Ее вкус, ощущение разрушили все барьеры, которые я построил. Я прижался к ней, перемещая ладонь, чтобы сжать мягкую кожу ее ягодиц. Короткое, прерывистое дыхание прозвучало у меня в ухе, когда я провел головкой своего члена по скользкости, собравшейся в этих складочках. Звук ее стона заставил мой член набухнуть.

Я плотно прижал кончик к ее входу, и глаза Далии расширились при ощущении набухшей головки, прижимающейся к внешней стороне ее дырочки. Ее взгляд оторвался от моей длины и встретился с моими глазами, золотой огонь ярко горел внутри.

— Сделай это, — прошептала она с вызовом. — Наполни меня.

С небольшим толчком я вошел в нее, и с ее губ вырвался стон, когда ее спина выгнулась дугой. Я подавил стон, когда мой член скользнул внутрь, восхитительный дюйм за дюймом, наслаждаясь ощущением ее мягких стенок, туго сжимающих меня.

Наши рты слились в едином стоне, когда я полностью вошел, и я замер, чтобы позволить этому мгновению относительного покоя продолжаться. Она должна наслаждаться этим, пока это длится, потому что скоро покоя не будет. Я собирался трахнуть ее, разорвать на части и вонзиться в нее так глубоко, как она только сможет выдержать, накачав ее спермой так, что она будет стекать по ней несколько дней.

Теперь, когда я был в деле, я был весь в деле, и ничто не могло меня сдержать.

Дыхание обдало мою шею сбоку, когда её стенки сжались вокруг меня, киска почти задушила мою длину. Тихий стон сорвался с губ, когда я почувствовал, как мой член подергивается, и напряг шею, борясь с желанием пошевелиться до того, как она будет готова.

Я стиснул зубы и замер, боль от сдерживания разрывала меня на части. Как раз в тот момент, когда я подумал, что я могу умереть, мои бедра качнулись.

— Черт, — простонал я, отстраняясь. — В тебе так чертовски хорошо, Далия. Настолько хорошо, что это сводит меня с ума.

Она вскрикнула, когда я врезался в нее, и когда я снова остановился, она поцарапала мне губу острым клыком.

— Сильнее, — потребовала она. — Не сдерживайся.

Я бы не посмел отказать ей.

Одной рукой я приподнял ее бедра и погрузился в нее.

Боги, она потрясающая. Её тело было готово, киска — сочная, спелая, ждущая, чтобы её взяли. Она выгнулась дугой, когда я вошёл глубже, прижимая ладонь к её лону.

Из её горла вырвался сдавленный, хриплый звук, когда мой большой палец заскользил по её клитору, надавливая на него точными, выверенными кругами. Её стенки затрепетали в ответ, и от этого у меня сами собой задрожали мышцы.

Я прижался к ней сильнее, но всё равно не мог насытить тот голод, что жёг меня изнутри. Как бы глубоко я ни входил — этого было мало. Мои бёдра впились в её тело, прижимая её к постели, и я трахал её без передышки, не выходя полностью, а снова и снова вбиваясь в неё, зарываясь так глубоко, что лишь проталкивая её в матрас, я чувствовал хоть какое-то трение.

Я снова вдавился в неё, будто даже малейшее расстояние между нами могло убить меня.

Боги, какие звуки она издавала — эротичные и дикие. Мои губы скользнули по этой груди, язык двумя щелчками коснулся соска, когда влажность потекла вокруг моего члена.

Рот Далии открылся в стоне, и ее голова откинулась назад, обнажая нежную кожу горла. Боги, как же мне хотелось вонзиться в него зубами. Я хотел вгрызаться в неё — везде и всюду. Я укусил её за губы, впиваясь глубоко, а потом провёл клыками по её груди. Крик наполнил воздух, когда острый клык вонзился в сосок, и я со смешком отстранился, затем провел кончиком языка вдоль раны.

— Райкен, — крикнула она, и движения ее бедер совпали с моим темпом.

Она едва произносила мое имя с тех пор, как сюда вернулась, и этот звук, этот изгиб ее губ был невыносим.

Я ворвался в неё, чувствуя, как ее тело прогибается подо мной, впитывая силу каждого толчка.

— Скажи еще раз. Произнеси мое имя еще раз, — потребовал я, почти рыча в ее шею.

— Райкен. Райкен. Райкен, — умоляла она, и эти слова подчеркивали грубый толчок моих бедер.

— Вот и все, жена. Кончай со мной. Покажи, как сильно ты меня любишь.

Она кончила по команде, и кончила сильно, мягкие стены пульсировали вокруг меня. Я продолжил двигаться, поскольку она продолжала выкрикивать моё имя.

Боги, она хороша… слишком хороша, чтобы сдерживаться дольше. Мой член набух, когда звезды взорвались у меня перед глазами.

— Блядь, — простонал я, поворачивая бедра, чтобы проникнуть глубже. Прижавшись лбом к шее, мой разум затуманился от чистого блаженства. — Далия, я не могу… боги… блядь. Я не могу ждать. Я собираюсь…

Мой рот открылся в реве, губы вцепились в ее шею сбоку, когда я вонзился в нее, кончая так сильно, что перед глазами все поплыло белым светом. Я застонал от оргазма, наполняя её пульсирующим потоком спермы, рев в моей голове прерывался только ее слабым всхлипыванием.

Все замерло, я не понимал, что натворил, пока не почувствовал металлический привкус крови на зубах. Мои глаза распахнулись, шок лишил меня дара речи, когда железо коснулось моего рта. Я укусил её. Я заявил права на неё, прямо в том месте, на котором был укус Малахии.

Я хотел оттолкнуться, чтобы извиниться, но было слишком поздно.

Зубы впились мне в горло.

Затем это случилось, момент, которого я боялся слишком долго. Хотя я и хотел этого, были причины избегать этого.

Полностью завершенная супружеская связь.

Глухой стук её сердца переплёлся с моим, каждый удар звучал всё громче, пульсируя всё синхроннее, словно они стремились стать одним.

Тук. Тук. Тук.

Наши сердца слились, каждый удар отзывался эхом в другом, пока наши души не объединились.

И тут — треск. Звук рвущейся цепи. Обрыв связи с Малахией, на место которой тут же встала новая.

Я закрыл глаза и всмотрелся в нашу связь. На моей стороне наша связь сияла с яркой интенсивностью, серебряные нити теперь крепче, чем когда-либо прежде, и не уступают ее толстым золотым нитям. Я вгляделся в переплет, заглядывая за теперь уже обветшалые тени, покрывающие эту сторону, и зарычал.

Теперь я мог видеть это так ясно — фрагменты темно-бордовой с золотом нити, дождем падающие два кусочка — свидетельство того, что сделал Малахия. Была причина, по которой Далия не могла видеть или касаться нашей связи. Она была спрятана.

Малахия тщательно направлял нашу связь, прикрывая ее своей собственной.

Я оторвал кусочек от той нити и поцарапал ногтем металлическую поверхность, что придавало ей совершенно неестественный вид. Создавалось впечатление, что цепь была создана с помощью одной только силы и воли, сфабрикована для того, чтобы походить на то, что Малахия считал связующим звеном.

Цепь.

Я отбросил цепь в сторону, отметив, что она совсем не похожа на нашу. Этого никогда не могло быть, потому что наша связь была соткана судьбами вручную и соединяла наши души. Та была мерзостью.

Это должно было исчезнуть, каждый отколовшийся кусочек, который все еще цеплялся за нашу связь изо всех сил. Я бы не позволил ничему приглушить яркость, которая переплеталась между нами — ту самую, что нас связывала. Я протянул руку и крепко прижал нашу связь к моей груди, прежде чем я отпустил ее. Она затряслась между нами, возвращаясь на место, чтобы нанести последний удар.

Остатки связи Малахии развеялись, когда маленькие осколки эхом разнеслись по похожему на пещеру пространству между нами.

Далия ахнула от шока, а я застонал, почувствовав, как связь между нами дрогнула. Я знал, что будет дальше: момент, которого я слишком долго боялся. При полностью осознанной связи не было бы ни секретов, ни личной жизни — только правда.

Но так и должно было быть.

Мои глаза распахнулись и остановились на Далии, и зрелище, представшее передо мной, было не из приятных. Когда наша связь содрогнулась, она содрогнулась тоже. Когда мои воспоминания открылись, ее воспоминания вернулись с силой приливной волны.

Проклятие было снято.

Я высвободил свои зубы из шеи и обхватил ее плечи, удерживая ее как можно неподвижнее, пока ее голова моталась взад-вперед, а глаза закатывались.

— Далия!

Мои руки вдавились глубоко в её кости, пытаясь унять дрожь ее тела, но этого было недостаточно. Этого никогда не должно было случиться, но Малахия так долго удерживал эти воспоминания в ловушке, что их возвращение было не чем иным, как насилием.

— Нет, нет, нет, — бормотал я, пока она извивалась подо мной, опасаясь худшего.

Что-то пошло не так.

Когда я был примерно в двух шагах от того, чтобы позвать на помощь, ее тело расслабилось. Внезапно в ее черепе раздался треск, ее боль отразилась в моей собственной голове.

Затем, подобно прорыву плотины, которая слишком долго несла на себе слишком большой вес, в ее сознании образовалась небольшая трещина. Воспоминания нахлынули, как грохот громовой волны, каждое из них прокручивалось в моем собственном сознании.

Это было слишком. Боль пронзила мой череп, когда перед моими глазами разыгралась здешняя жизнь. Воспоминания о ней в детстве, затем о детстве с Малахией. С каждым потоком эмоций, с каждым видением, их так много, что это было почти невыносимо.

Подростковые годы пронеслись бешеной волной — он и здесь, потом Редмонд, Эйден, Джордж, Брэндон. Потом был я.

У меня сдавило грудь от этих воспоминаний, как и от того как я ее покинул, отверг, бросил, от всех чувств опустошенности, которые я внушил.

Я никогда не хотел причинить ей боль.

Я бы не повторил этой ошибки снова.

Новые воспоминания нахлынули на меня, воспоминания о ее пребывании в Ином Мире, в каждом из которых фигурировал Малахия. Эти воспоминания были наполнены ненавистью и негодованием, и хуже всего — я стиснул зубы — любовью.

Она любила его. Не так, как она любила меня, но все же она любила его.

Глаза Далии распахнулись, и в радужках заплясали золотистые огоньки.

— Я все помню, — сказала она.

Ее руки поднялись, пальцы прижались к моему виску. Я глубоко вздохнул и приготовился к тому, что должно было произойти.

Легкое, как перышко, прикосновение проникло в мой разум, ища все, что оставалось скрытым. Воспоминания сформировались перед моими глазами, и с последним вздохом я произнес короткую молитву в надежде, что любовь останется, несмотря на все, что она может увидеть.

Я знал, что не был хорошим человеком. Я убивал, калечил и творил зверства во имя власти, во имя долга, и теперь она это увидит. Она увидела бы меня таким, какой я есть, и поняла бы, что я никогда не был достаточно хорош для неё.

Я устроился поудобнее и закрыл глаза, принимая свою судьбу.

В конце концов, между парами не может быть секретов. В супружеских узах никогда ничего не останется неразделенным. Ничего.