Время как будто ненадолго застыло. Дало ещё налюбоваться тихой поздней осенью. Теперь Надежда Аркадьевна спешила домой, её ждали. Маленький Аркаша быстро привык и, узнавая, улыбался подаренной судьбой бабушке.
Щемило порой в груди оттого, что не реши она тогда, не оборви, был бы это другой малыш. И её мама бы не была лишена этих моментов, когда ловишь радостную улыбку ребёнка, адресованную именно тебе.
Наденька бегала по работам, сдвинув свои выходы на вечер. А по выходным ездили уже втроём в гости к старикам. Директриса разрешала им оставаться с ночёвкой в пустующей комнате.
— Как внимательно слушает, — умилялись старики.
— Слишком много шума, — были и те, кому гости были не по нраву.
— Не переживайте, Николай Петрович. Вы не сегодня завтра от избытка желчи помрëте. И поверьте мне, как специалисту, имеющему большой опыт археологических раскопок, в могилах обычно очень тихо, — осадила самого недовольного Алла Михайловна.
Казалось, жизнь налаживалась, решительно прокладывая новую колею. Щедро одаривая всем тем, о чём уже и не думали. Молодые родители из соседнего подъезда отдали хоть и подержанные, но очень хорошие и приличные кроватку и коляску. Их малыш уже вырос и из того, и из другого. И вещи стали им не нужны.
— Надежда Аркадьевна, — окликнула как-то утром спешащую на работу женщину одна из соседок. — Вы не надумали по поводу квартиры?
Квартира была неприватизирова, и соседка всё убеждала, что нужно приватизировать.
— Вот случится что, и квартира государству отойдёт, — пугала она.
— Так мне оставлять некому, — отнекивалась Надежда Аркадьевна.
А сейчас вроде уже и было кому.
— Думаю, — кивнула в этот раз Надежда Аркадьевна.
Она действительно уже думала и не раз. В итоге, пришла оформлять. И оказалось, что в своей квартире, которую получали ещё родители, она уже и не совсем хозяйка. От Нади должен был быть отказ и заявление, что не претендуют на имущество. И от неё самой, и как от единственного представителя несовершеннолетнего ребёнка.
Надежда Аркадьевна решила, что это судьба даёт шанс проверить самолично выбранных родственников. И прятала улыбку, когда наблюдала за Надей, старательно заполняющей документы. Надежда Аркадьевна решила пока не говорить, что приватизировать квартиру она собиралась на маленького Аркадия.
Но время неумолимо вращало барабан жизни, и следом за спокойствием осень показала свой сварливый нрав. Зарядили холодные ливни, яркие краски словно вовсе исчезли. А в довершение ко всему, во второй половине рабочего дня Надежда Аркадьевна почувствовала себя плохо.
— Да у вас похоже простуда, температуру мерили? — спросила одна из коллег.
— Поразительная безответственность, честно говоря. Вы принесли инфекцию на работу. И это вы живёте одна, а у нас семьи и дети! — высказалась другая.
— Знаете, мне и правда пора проявить ответственность и взять больничный, — не стала спорить с ней Надежда Аркадьевна. — Павел Сергеевич. Я домой, а с завтрашнего дня возьму больничный лист.
— Подождите, а как же… — растерялась упрекнувшая. — Но вы же не собрали учебные планы и я планировала, что вы меня подмените завтра на дежурстве по кафедре…
— Планы нужно было сдать три дня назад, — напомнила ей Надежда Аркадьевна. — Что же касается того, что вы планировали, то напомню, что за часы, проставленные в табеле вы получаете зарплату и это ваша обязанность. И знаете, я почему-то уверена, что прежде чем планировать что-то напрямую касающееся меня, необходимо получить сначала моё согласие.
Возражений, как и продолжения разговора Надежда Аркадьевна ждать не стала. По дороге забежала в небольшую аптеку. Предупредить Надю о раннем возвращении она не смогла, задерживаться и звонить при коллегах не хотелось, а в автобусе обнаружила, что телефон совсем разрядился.
Выскочив на крыльцо аптеки, Надежда Аркадьевна полезла в сумку за зонтом. Дождь после короткого перерыва разошёлся с новой силой. Знакомая мелодия вызова, заставила поднять голову.
— Да, слушаю. Кто это? — услышала Надежда Аркадьевна голос Наденьки за кирпичной перегородкой, на которой лежал козырёк аптеки.
Видно пока не было дождя Надя пошла гулять с Аркашей, а дождь загнал под ближайшую крышу.
— Ой, как тяжело. Лечиться вам конечно надо. — Разговаривала с кем-то за стеной Надя. — Работаю, конечно. Как без работы, не проживёшь. Уборщицей. Пристроилась здесь, хоть кусок хлеба есть. Ой, откуда, какая съёмная? Жильё денег стоит немеренных, даже на окраине и плохое. Повезло, устроилась с проживанием. Люди балкон в своё время утеплили, теперь там спать можно. Вот туда и поселили. Да может и не по человечески, только или терпишь, или иди права качать на улицу.
Слушая, как Наденька кому-то по телефону рассказывает о том, как тяжело и плохо она живёт, Надежда Аркадьевна почувствовала, как на глаза наворачиваются слëзы. Вон, человек оказывается живёт на утеплëнном балконе, и в туалет ходит либо когда хозяев дома нет, либо в кафе через дорогу.
Рядом с аптекой очень удачно располагалась остановка. И как раз подошёл автобус, конечной остановкой которого был дом престарелых. Туда, пытаясь справиться с обидой и поехала Надежда Аркадьевна.
В этот раз, виновато, как показалось Надежде Аркадьевне, пряча глаза, дежурная отправила её к заведующей.
— Надежда Аркадьевна, присаживайтесь, — непривычно официально начала заведующая, хотя голос всё равно звучал расстроенно. — Я всё никак не могла собраться вам позвонить, а вы как почувствовали… Вчера вечером Алла Михайловна скончалась.
Новость оглушила, Надежда Аркадьевна как-то отстранённо, пытаясь осознать смысл сказанного, слушала о похоронах, церемонии прощания и прочих хлопотах.
— Спасибо, — произнесла она. — Честно говоря…
— Не понимаешь ещё, да? — с сочувствием произнесла заведующая, снова отбросив условности. — Сама, как пришибленная. Ты, знаешь, ты поспи. И на прощание приезжай. Займи себя, шарлотки на всех напеки.
— Да, правильно. Надо напечь, она же так её любила, — кивнула Надежда Аркадьевна.
Уже подходя к остановке, она поняла, что зря ушла так рано. До автобуса ещё почти час, а возвращаться обратно, ей показалось неловким.
— Придётся сидеть на остановке, — вздохнула она, чувствуя, как поднимается температура.
Уже почти дойдя до козырька остановки она больно подвернула ногу, да ещё в осенний ботинок попала грязная вода. А резкий порыв ветра почти вырвал из рук зонтик, выгнув его купол в обратную сторону. Что-то треснуло и одна из спиц грустно повисла, демонстрируя вырванный внутренний крючок. Зонтик теперь годился только на то, чтобы его выкинуть. А ведь его купили совсем недавно. Надежда Аркадьевна вместе с Наденькой долго выбирали рисунок.
А именно этот зонтик отличался ото всех. Зелёный цвет фона плавно перетекал в ярко оранжевый, а по краю шёл пояс разноцветных кленовых листьев с одной стороны и подснежников с незабудками с другой. Необычный такой зонтик.
Надежда Аркадьевна доковыляла до скамейки. И заплакала. Было плохо, и больно. Внутри всё раздирало от обиды и одиночества, вдруг снова показавшего свои клыки.
Всплыли сами собой рассказы из детства. О могущественной богине путей и перекрёстков.
— А я как раз на перекрёстке, — почти истерично захохотала уставшая от множества невзгод женщина.
Как в детстве, загадывая желание под бой курантов на новый год, Надежда Аркадьевна закрыла глаза. Слова обращения легко срывались с губ. Она не просила о зле для кого-то другого, и даже не хотела мести своим обидчикам. Просто… Другую жизнь. Открыть глаза, а двадцать лет жизни оказались бы странным и грустным сном.
— Прошу, подари мне шанс на новую жизнь, где я никогда не буду одинокой и никому ненужной, — озвучила она давно зревшую мечту.