Северная провинция Лангории.
1103 год от Земельной Хартии.
Уже вторую неделю без остановки лил ледяной дождь, покрывая толстой скорлупой льда всё, до чего мог дотянуться. В северных землях Лангории это время называли осенью. Жизнь здесь кипела коротким и прохладным, но солнечным летом. И зимой, когда поверх корки льда ложился слой снега, настолько толстый, что ланарцы, так называли себя коренные жители этих мест, прорывали в нём для себя тропы и целые туннели, по которым и ходили, и даже ездили на морах. Северных оленях.
А вот осенью все сидели по домам. Ледяной дождь проникал всюду, и под одежду, и под крышу дорожных повозок. Долгая осенняя дорога была верной приметой скорой и тяжёлой болезни, после которой порой и сами северяне не вставали с постели. Если же такая дорога выпадала горианину, жителю южной части королевства, то северяне сочувственно хмыкали, что это путь в один конец, и советовали не тратить зря времени, а сразу ехать в долину душ. А то собирай потом по весне всех этих помëрзших, жги, да тащи тяжёлую каменную урну с прахом в выбитую в скале каменную нишу. Можно подумать, что у порядочного северянина больше дел по весне нет!
Сейчас же даже северяне отводили взгляд от большой дорожной повозки из тёмного дерева с королевским гербом на двери, суеверно боясь встретиться взглядом с умирающим. Эта повозка проезжала через пограничный город уже в третий раз, и в отличии от первых двух, юная королева Ренерель Сансорийская даже не показывалась из повозки.
— Можно кувшин молока и немного мёда, — попросила пожилая служанка, скидывая целый ворох платков и плащей, в который куталась, чтобы спастись от ледяного дождя, и положила на стол перед хозяином местной таверны золотой.
— Убери свои деньги, дурная женщина, — скривился хозяин. — С золота мертвеца налог своей жизнью платят. А хозяйка твоя, поди в посмертии уже как недостача числится.
— Да уже и не встаёт, и не садится. — Тяжело вздохнула служанка. — Жар не спадает, бредить уже пару раз начинала. Бонни свою зовёт. Кормилицу, с которой её из Сансории привезли. Да только умерла та кормилица. Уже с год как. То ли от старости, то ли от яда. И такое говорят. И ведь ни одной ведьмы по дороге. Может хоть помогли бы.
— Да тьфу на тебя! Вздумала в моей таверне ведьм поминать! — махнул в сторону служанки полотенцем мужик. — Прям сидит тебе ведьма на обочине и ждёт, когда королева мимо поедет! А то ты не знаешь, что будет, если прознают, что баба ведьмовством да целительством занимается! Мигом рыцарский орден нарисуется, а потом спустя пару-тройку недель на главной площади жгут или топят. Только лица у тех ведьм такие, что видать им любая смерть милее орденских застенков! Эй, Ольф! Молока вскипяти, да мёда добавь три, нет, четыре полных ложки.
— Благодарю, — поклонилась ему служанка, прижимая руку к груди. — Может хоть так легче станет…
— Да чего уж там, — махнул рукой хозяин. — Королеве чтоб легче стало, нужно не мёд, а яд добавлять… Вот ведь судьба досталась! Только хочешь или нет, а донашивай, что есть. На другую не сменишь.