Глава 16. Адаптация

Я криво усмехнулся и, наклонившись к её уху, издал тихий, вибрирующий звук.

— Уррр…

Это было нечеловеческое урчание. Горловое, низкое, похожее на рокот сытого леопарда или работающий на холостых дизель. Звук рождался где-то в глубине груди, минуя искалеченные связки. Сказать «Привет» или «Я в порядке» я физически не мог.

Катя вздрогнула, но не отшатнулась. Наоборот, коснулась ладонью моей шеи. — Звучит жутковато, — честно призналась она. — Но лучше, чем рычание лотерейщика. Пошли. Я тут с ума сходила эти два дня, но время зря не теряла.

Она уверенно взяла меня под руку и повела к выходу из медицинского сектора.

— Я сняла номер, — рассказывала она на ходу, пока мы шли по вечерним улицам Нового Света. — Гостиница «Уют», недалеко от центра. Двадцать споранов в неделю. Дороговато, конечно, зато чисто и горячая вода круглосуточно. Я заплатила за неделю вперед, так что у нас есть крыша над головой.

Я одобрительно кивнул. Умница. Не растерялась, не проела запасы, а обеспечила базу.

— И еще… — она чуть сжала мой локоть. — Мой дар. Тень был прав. Я теперь вижу их, Молчун. Я чувствую людей в радиусе двухсот метров. Вижу патрули за углом, чувствую, кто спит в домах. Это… это невероятное чувство контроля.

Я показал ей большой палец. Сенсор на двести метров — это гарантия того, что нас не застанут врасплох.

— А второй дар… — она хихикнула, но как-то нервно. — Тот, от жемчужины. Тень смеялся. Сказал, что я теперь мечта туриста. Я могу греть жидкости. Взяла в руки чашку с холодной водой, сосредоточилась — и она горячая. Градусов семьдесят. Глупость какая-то, да? Потратить черную жемчужину, чтобы стать кипятильником.

Я остановился и посмотрел на неё серьезно. Отрицательно мотнул головой.

«Глупость?» — хмыкнул я про себя.

Катя видела лишь бытовую сторону. Чай заварить, суп подогреть. Я же, привыкший искать оружие в любом булыжнике, видел другое. Человек состоит из воды на семьдесят процентов. Кровь — жидкость. Лимфа — жидкость. Глазные яблоки — жидкость. Если раскачать этот дар… Если научиться кипятить не чашку в руках, а, скажем, кровь в вене врага на дистанции? Или заставить вскипеть мозговую жидкость? Это будет страшнее моего контроля. Это будет мгновенная, жуткая смерть, от которой нет бронежилета.

Я выразительно посмотрел на неё и сжал кулак, показывая силу. Развивай, мол. Это не шутки.

Мы подошли к трехэтажному зданию, переделанному под гостиницу. Вывеска «Уют» горела зеленым неоном, что для мира после конца света выглядело вызывающе роскошно.

На входе за стойкой сидела полная рыжая женщина. Увидев Катю, она кивнула как старой знакомой. — Нашелся твой пропащий? — она цепким взглядом окинула меня с ног до головы. — Документы?

Я молча выложил на стойку свой временный пластиковый пропуск. — Молчун, значит… — прочитала она. — Ну, проходите. Правила твоя подруга знает. Оружие в номере разряжено, дебоши не устраивать.

Мы поднялись на второй этаж. Катя открыла дверь ключом. Номер был небольшим: две кровати, сдвинутые вместе, шкаф, стол. Но здесь было чисто. Пахло не плесенью и старым потом, а дешевым стиральным порошком.

Я сбросил рюкзак в угол и первым делом проверил окно. Целое, выходит во двор. Решетки нет, но второй этаж — высоко не прыгнешь, если что. Затем сел на кровать, проверяя матрас. Жестко, но после елового лапника — королевское ложе.

Катя села рядом, устало вытянув ноги. — Я есть хочу, — призналась она. — Я эти два дня почти не ела, кусок в горло не лез. Пошли вниз? Там бар, готовят сносно.

Я кивнул. Желудок при упоминании еды отозвался требовательным урчанием, которое странным образом срезонировало с моим новым голосом.

В баре на первом этаже было людно, но не шумно. Здесь сидели рейдеры, охрана, какие-то дельцы. Пахло жареным мясом и чесноком. Мы заняли угловой столик.

— Нам два гуляша, — уверенно заказала Катя подошедшей официантке. — Салат из капусты. И чаю. Сладкого.

— Пиво, водка? — дежурно спросила та. Я отрицательно покачал головой. Живчик мы пили регулярно, а лишний алкоголь сейчас ни к чему. Мне нужно привыкнуть к новому телу и новым рефлексам.

Когда принесли еду, я набросился на неё как волк. Настоящее мясо. Горячее. С густой подливкой. Не сублимат, не жесткая зайчатина, пахнущая костром. Катя ела так же быстро.

Я ел и чувствовал, как тепло расходится по телу. Напряжение последних дней отпускало. Мы добрались. Мы живы. Мы внутри периметра. Я вытер тарелку хлебом, отправил его в рот и, откинувшись на спинку стула, прикрыл глаза.

Из груди само собой вырвалось тихое, вибрирующее урчание.

— Уррр…

Катя замерла с чашкой чая в руке. Она посмотрела на меня, и в уголках её глаз собрались морщинки улыбки. — Ты урчишь, — тихо сказала она. — Как кот.

Я открыл глаза, чувствуя, как к лицу приливает кровь. Чертовы инстинкты. Я не контролировал это. Организм реагировал на сытость и безопасность как животное. Я развел руками, мол, «что поделать, такая конструкция».

— Это даже… мило, — она накрыла мою руку своей ладонью. — Гораздо лучше, чем если бы ты матерился или рычал. Знаешь, Молчун, я думаю, мы справимся.

Я посмотрел на нашу добычу. В карманах оставалось около восьмидесяти споранов и немного гороха. Проживание оплачено. Еда стоит копейки — этот ужин обошелся нам всего в четыре спорана. При таком раскладе мы можем спокойно жить здесь месяц, ничего не делая. Отъедаться, тренировать дары, изучать местный рынок.

Я постучал пальцем по столу, привлекая внимание Кати. Затем показал на свои глаза, потом на уши, потом обвел рукой зал. «Смотри, слушай, запоминай».

Она кивнула.

— Я поняла. Мы здесь новенькие. Надо понять правила игры, прежде чем лезть в серьезные дела.

Вернувшись в номер, я привычно подпер ручку двери стулом. Береженого Улей бережет, даже в стабе. Катя уже забралась под одеяло, свернувшись калачиком.

Я лег рядом, глядя в потолок. Завтра нужно будет сходить в оружейный, прицениться. Узнать, где здесь доска объявлений или биржа труда для таких, как мы. А еще нужно разобраться с этой чернотой внутри меня. Немота — это полбеды. Главное, чтобы крыша не поехала.

Катя пододвинулась ближе, положив голову мне на плечо.

— Спокойной ночи, Молчун, — прошептала она.

Я обнял её одной рукой. И снова, уже не стесняясь, тихо заурчал, погружаясь в сон без сновидений. Первый спокойный сон за месяц.

Утро началось не с кофе, а с тишины. Настоящей, звенящей тишины, которую не нарушали ни вопли зараженных, ни треск автоматных очередей. Я открыл глаза и несколько секунд тупо смотрел в белый потолок, пытаясь вспомнить, где нахожусь. Ах да. Отель. Новый Свет.

Катя еще спала, зарывшись носом в подушку.

Я осторожно, чтобы не скрипнуть пружинами, сел на кровати. Солнце уже било в окно — мы проспали непозволительно долго. Организм, получивший передышку, жадно наверстывал упущенное.

На тумбочке лежала тонкая брошюра в мягкой серой обложке, которую мне вчера сунул Тень. «Памятка иммунного. Базовый курс выживания». Названия пафосное, но содержание обещало быть полезным.

Я взял книжицу, налил стакан воды из графина и погрузился в чтение.

Информации было много. Тень, или тот, кто составлял это пособие, постарался разложить хаос Улья по полочкам.

Первым делом я нашел раздел о географии. Оказывается, мир, в который мы попали, похож на гроздь сосисок. На западе — Пекло, где живут самые жуткие твари. На востоке — Внешка и Чернота, край мира. А мы где-то далеко на севере, в обитаемой зоне. Это объясняло, почему чем дальше на запад, тем опаснее становится.

Дальше шла классификация тварей. Тут я задержался. Схема развития выглядела как пирамида. Чтобы подняться на ступеньку выше, тварь должна сожрать биомассы больше, чем весит сама, в разы. Бегуны, лотерейщики, топтуны… Я читал описания и узнавал своих старых знакомых. Топтун — тот, что цокает окостенелыми пятками. Рубер — бронированная машина смерти. И Элита. Вершина пищевой цепи. Оказывается, для достижения этой стадии тварь должна жрать годами. Тот гигант, которого мы завалили в городе, был именно элитником. И мне чертовски, невероятно повезло, что он был занят едой и не принял нас всерьез.

Отдельная глава была посвящена людям. И тут всё было не так радужно. Внешники — исследователи из других миров, упакованные в броню и с техникой, которые потрошат иммунных ради органов. Муры — предатели, работающие на внешников, охотники за головами. Самая презираемая каста. Сектанты, или килдинги — психи, приносящие жертвы Улью.

Я захлопнул книжку. Картина мира стала четче, но от этого не легче. Мы в банке с пауками, где каждый хочет тебя сожрать: одни ради эволюции, другие ради денег, третьи ради науки.

— Доброе утро, — сонно пробормотала Катя, потягиваясь. — Ты чего такой серьезный?

Я постучал пальцем по обложке книги и сделал жест рукой у горла: «Жизнь — боль». Потом улыбнулся, показывая, что это шутка.

— Есть хочу, — заявила она.

Завтрак в баре внизу мало чем отличался от ужина, разве что вместо гуляша давали яичницу с беконом и густую овсянку. Народу было больше. Рейдеры собирались в группы, обсуждая маршруты, цены и новости. Я сидел, медленно жевал и слушал.

— …говорят, на Западе снова орда формируется, — басил бородач за соседним столом. — Да брешут. Скреббера видели у Мертвых Земель, вот это точно.

После еды мы направились в административный корпус. Тень говорил, что там есть биржа труда. Деньги имеют свойство заканчиваться, а сидеть на шее у стаба, проедая запасы, было глупо.

Биржа представляла собой просторный зал с рядами пластиковых стульев и несколькими окошками, за которыми сидели уставшие клерки. На стене висела огромная доска, исписанная мелом и увешанная распечатками.

Мы подошли к ней.

Предложения делились на две категории: «Для гражданских» и «Для рейдеров».

В первом списке было скучно и дешево.

Стройка: восстановление укреплений, разгрузка машин. Оплата — 2 спорана в день плюс паек.

Уборка: чистка улиц, вывоз мусора. 1 споран в день.

Обслуга: официанты, мойщики посуды. 1–2 спорана в день плюс чаевые если повезет.

Оператор видеонаблюдения: сидеть на стене и пялиться в мониторы. 2 спорана за смену. Скука смертная, зато безопасно.

Я поморщился. С такими расценками на черную жемчужину мы накопим лет через сто. Да и жить на 20 споранов в неделю, отдавая всё за отель, не выйдет.

Вторая половина доски была интереснее.

Рейд за топливом: Требуются стрелки и грузчики. Оплата — доля от добычи.

Зачистка кластера «Промзона-4»: Высокий риск. Оплата сдельная за головы тварей.

Сопровождение научников: Охрана группы знахарей в полевом выезде. Оплата фиксированная — 5 горошин на группу.

Я ткнул пальцем в раздел рейдов.

— Ты уверен? — тихо спросила Катя, пробегая глазами по списку. — Это опасно.

Я кивнул. Опасно. Но мы иммунные, а не посудомойки. Мой дар требует практики, её дар — развития. На кухне сенсорику не прокачаешь.

Мы подошли к окошку регистрации. За стеклом сидел лысоватый мужичок, который выглядел так, словно всю жизнь перебирал бумажки, даже в мире апокалипсиса.

— Слушаю, — буркнул он, не поднимая головы.

Катя выступила вперед. — Мы ищем работу. Рейдовую.

Клерк поднял глаза, окинул нас скептическим взглядом. — Опыт? Снаряжение? Специализация?

— Своё снаряжение, — ответила Катя. — Опыт… полевой.

— Специализация? — повторил он, глядя на меня.

Я молча показал на свою голову, потом сжал кулак. Затем указал на Катю и приложил ладонь козырьком к глазам.

Клерк нахмурился.

— Немой?

Катя кивнула.

— Голосовые связки повреждены. Но он… специалист по контролю. А я сенс. Дальность двести метров.

При слове «сенс» глаза клерка блеснули интересом. Сенсы — товар штучный.

— Двести метров? Проверено?

— Тень подтвердит, — веско сказала Катя. — У нас есть допуск.

Клерк почесал подбородок ручкой.

— Сенс — это хорошо. Немой боец — это, конечно, минус в коммуникации, но если вы работаете в паре… Есть один вариант.

Он порылся в бумагах и вытащил мятый листок. — Группа «Бурый». Им нужен второй номер в дозор и поддержка. Собираются идти на «Склады». Это соседний кластер, перезагрузился три дня назад. Там раньше логистический центр был. Одежда, консервы, может, техника. Риск средний. Плата — пять процентов от хабара на группу плюс боевые, если будет контакт.

Я быстро прикинул в уме. Пять процентов от грузовика с консервами — это может быть очень хорошая сумма. Гораздо больше, чем неделя работы на стройке.

Я посмотрел на Катю и кивнул.

— Мы берем, — сказала она.

— Тогда дуйте в гараж, сектор «Ц». Спросите Бурого. Скажете, от Клерка. Если он вас не пошлет сразу — считайте, наняты.

Мы вышли на улицу. Солнце припекало. Работа найдена. Рискованная, грязная, но настоящая. Я похлопал по карману, где лежал пистолет.

Сектор «Ц» оказался огромным гаражным комплексом, огороженным сеткой-рабицей с колючкой поверху. Здесь пахло соляркой, горелой резиной и мужским потом — запах, который ни с чем не спутаешь. Всюду кипела работа: стучали молотки, визжали болгарки, кто-то матерился, пытаясь открутить закисшую гайку на колесе БТРа.

Техника здесь была разношерстная. От навороченных джипов, обшитых листами стали, до старых советских «УАЗиков» и грузовиков, которые, казалось, держались на честном слове и синей изоленте.

— Ищем Бурого! — крикнула Катя первому встречному — чумазому парню, который тащил канистру.

Тот махнул рукой вглубь ангара: — Вон там, у «Тигра».

«Тигр». Серьезная машина. Армейский броневик. Если у группы есть такая техника, значит, они не новички, собирающие объедки.

Мы подошли к указанной машине. Возле открытого капота стояли трое. Один — здоровенный, широкий в плечах мужик с густой бородой, в которой пробивалась седина. Он был одет в потертую «горку», на поясе висел здоровенный нож-кукри. Второй — жилистый, вертлявый парень с ирокезом на голове, чистил автомат, сидя на ящике. Третья — женщина лет тридцати, с коротким ежиком светлых волос и шрамом через щеку, курила, прислонившись к борту броневика.

— Вы Бурый? — спросила Катя, стараясь, чтобы голос не дрожал.

Бородач медленно выпрямился, вытирая промасленные руки ветошью. Взгляд у него был тяжелый, оценивающий. Как у медведя, которого разбудили раньше времени.

— Допустим, — прогудел он. — А вы кто такие? Очередные попрошайки или заблудились?

— Мы от Клерка, — Катя кивнула в сторону администрации. — Сказал, вам люди нужны. На Склады.

Бурый хмыкнул, переглянувшись с женщиной. Та лишь пожала плечами, выпустив струю дыма в потолок.

— Ему лишь бы галочку поставить, — проворчал он. — Присылает мне детский сад. Он шагнул к нам, нависая над Катей. — Девочка, ты хоть знаешь, с какой стороны автомат держать? Склады — это не прогулка за грибами. Там бегуны стаями ходят, а в ангарах может и кусач сидеть.

Катя не отступила. Она выпрямилась и посмотрела ему прямо в глаза. — Я сенс. Вижу на двести метров. Сквозь стены не очень, но живое чувствую четко.

Повисла тишина. Парень с ирокезом перестал чистить автомат и с интересом уставился на нас. Женщина отбросила окурок и подошла ближе.

— Сенс? — переспросил Бурый, уже без насмешки. — Точно? Или так, интуиция хорошая?

— Точно.

Бурый почесал бороду. Сенс в группе — это козырь. Это возможность не вляпаться в засаду.

— Ладно, допустим. А этот? — он ткнул в меня пальцем. — Телохранитель? Выглядит как будто месяц в лесу жил.

Я сделал шаг вперед. Взглянул на Бурого. «Месяц в лесу» — это комплимент. Я постучал себя по горлу, потом развел руками.

— Немой? — удивился Бурый. — И как ты команды подавать будешь? Свистеть?

Катя ответила за меня:

— Он всё слышит и понимает. А говорить буду я. Он… специалист по контролю.

— По контролю чего? Рождаемости? — загоготал парень с ирокезом.

Я медленно повернул голову в его сторону. Взгляд мой был пустым и холодным. Я не угрожал, я просто запоминал. Затем я повернулся к Бурому и жестом попросил что-то тяжелое.

— Чего он хочет? — не понял командир.

— Покажите ему зараженного, — перевела Катя мою мысль, хотя я этого не показывал. Она начала понимать меня интуитивно. — Или дайте цель.

Бурый прищурился.

— Зараженного здесь нет, мы в стабе, парень. Но если ты хочешь показать, что умеешь… Он огляделся. В углу ангара, на цепи, сидела здоровенная собака. Кавказец или алабай, огромный пес, который при виде чужаков начал глухо рычать и рваться с цепи. Пес был не зараженным, просто злым сторожем.

— Вон, Туз. Злой как черт. Подойдешь?

Это была проверка. Глупая, но наглядная. Собака — не бегун, у неё мозги другие. Но принцип тот же: примитивная агрессия и инстинкты.

Я кивнул. Медленно пошел к собаке. Туз вздыбил шерсть, оскалил клыки, с которых капала слюна. Рык перешел в лай. Он бросился на меня, натянув цепь до звона.

Я остановился в пяти метрах. Сосредоточился. Мой Дар был заточен под зараженные мозги, под грибницу. Но я уже знал, что эмоции — это универсальный язык. Страх, ярость, голод. Я не мог подчинить собаку полностью, как Пятницу. Но я мог ударить.

Я собрал волю в кулак и послал импульс. Не сложный приказ, а простую эмоцию: «Я — вожак. Я — смерть. Сидеть».

Собака поперхнулась лаем. Её уши прижались к голове. Хвост, который только что яростно метел воздух, поджался. Она заскулила, пятясь назад, в будку. В её глазах плескался животный ужас. Я сделал еще шаг. Пес упал на брюхо и пополз назад, скуля и отворачивая морду.

Я развернулся и пошел обратно к группе. Голова слегка гудела — работать с живым мозгом было сложнее, чем с мертвым, он сопротивлялся иначе. Но результат был.

Бурый смотрел на меня с уважением.

— Кукловод, — пояснила Катя. — Работает по зараженным. С собакой сложнее, но принцип тот же.

— Ну ни хрена себе, — присвистнул ирокез. — Туз меня чуть не сожрал вчера, а этот его взглядом уложил.

Бурый сплюнул на бетон.

— Добро. Берем. На испытательный срок. Один рейд. Выживете — получите долю. Накосячите — оставлю там. Он протянул мне руку. Ладонь у него была широкая, жесткая, как наждак. — Я Бурый. Это Штопор, — он кивнул на ирокеза. — А это Глория. Наш медик и снайпер. Выезд завтра на рассвете. Снаряжение своё, патроны свои. Еду на день. Вопросы?

Я отрицательно качнул головой. Вопросов не было. Была задача.

— Вот и славно, — подвел итог Бурый. — Штопор, покажи им карту сектора, пусть знают, куда мы лезем.

Мы склонились над капотом «Тигра», где была разложена карта района. Кластер «Склады» находился в двадцати километрах на северо-запад.

— Тут промзона, — водил пальцем Штопор. — Ангары, терминалы. Вкусное место. Но подъездов мало, вокруг лес и болото. Зайдем с трассы, пробьем периметр, загрузимся и валим. Главное — не шуметь лишнего. Если разбудим улей внутри ангаров — нас массой задавят.

Я смотрел на карту, запоминая ориентиры. Лес, болото. Места для засады идеальные. Если там засел кто-то умнее обычного бегуна, будет жарко.

— Всё поняли? — спросил Бурый.

— Да, — ответила Катя.

— Тогда свободны. Завтра в 5:00 быть здесь. Опоздаете — уедем.

Мы вышли из ангара. Солнце уже клонилось к закату. Первый шаг сделан. Мы в деле. Я посмотрел на Катю. Она выглядела уставшей, но довольной.

— Мы справимся, — сказала она. — Ты видел их лица? Они нас зауважали.

Я улыбнулся уголками губ и издал тихое, одобряющее урчание. «Справимся. Куда мы денемся с подводной лодки».

Остаток дня прошел в сборах. Мы докупили патронов — на это ушла еще добрая часть наших споранов, но экономить на свинце — последнее дело. Купили еще консервов и пару мотков крепкого скотча. В Улье скотч чинит всё: от порванных штанов до сломанных конечностей.

Вечером, сидя в номере, я чистил свой «калаш». Руки делали привычную работу, а мысли были далеко. Завтра мы выйдем за стену. Снова. Но теперь мы не беглецы. Мы охотники. И я надеялся, что этот статус поможет нам прожить чуть дольше.

Катя сидела на подоконнике, глядя на ночной город.

— Знаешь, — сказала она, не оборачиваясь. — Я боюсь не тварей. Я боюсь подвести. Если я не увижу вовремя… если ошибусь…

Я подошел к ней, положил руки на плечи. Развернул к себе. Посмотрел в глаза. И медленно, четко постучал себя кулаком по груди, в области сердца. «Я здесь. Я прикрою».

Она улыбнулась, слабо и благодарно.

— Спасибо, Молчун.

Мы легли спать рано. Завтрашний день обещал быть долгим. А в кармане моего рюкзака, завернутый в тряпицу, лежал мой главный козырь. Тот самый гвоздодер, который уже попробовал вкус элитной крови. Завтра он снова пойдет в дело.

Загрузка...