S-T-I-K-S Молчание

Глава 21. Глория

Катя ушла после обеда. У неё была идея-фикс — найти на рынке какую-то особую ткань для перетяжки сидений или что-то вроде того. Я не возражал. Женщине нужно иногда вить гнездо, даже если это гнездо — кабина ржавого грузовика посреди апокалипсиса.

Я остался в номере один. Лежал на кровати, закинув руки за голову, и смотрел в потолок. В голове крутились схемы электропроводки ГАЗ-66, которые я пытался восстановить по памяти, и цифры. Проклятые цифры, которые никак не сходились.

Стук в дверь был коротким, уверенным. Не как у горничной, и не как у Кати.

Я встал, подошел к двери. Замка всё еще не было, только щеколда. Откинул её.

На пороге стояла Глория.

Она выглядела иначе, чем обычно. Никакой разгрузки, никакого камуфляжа. Джинсы, плотно обтягивающие бедра, и простая черная майка, под которой угадывалось отсутствие белья. Волосы были влажными, пахли мылом.

— Впустишь? — спросила она, не улыбаясь. Взгляд был прямым, тяжелым.

Я отошел в сторону, пропуская её.

Она вошла, по-хозяйски огляделась. Убедилась, что мы одни.

— Катя ушла? — скорее утвердила, чем спросила она.

Я кивнул. «Уррр…» — вопросительно пророкотал я. Зачем пришла?

Глория прошла к столу, провела пальцем по пыльной столешнице. Потом повернулась ко мне, прислонившись бедром к краю стола.

— Дело есть, Молчун. Личное.

Она достала из кармана джинсов сложенный листок бумаги. Бросила его на стол.

— Я тут набросала список. Того, что нам нужно, чтобы твоя колымага поехала не через год, а через неделю. Кардан — мужик рукастый, но у него нет выходов на склады интендантов. А у меня есть.

Я подошел, взял листок. Список был впечатляющим. Новая резина, комплект прокладок, свечи, бронелисты, даже триплекс для лобового.

Я вопросительно посмотрел на неё. Откуда такая щедрость? И чем платить?

— Старые связи, — усмехнулась она, перехватив мой взгляд. — Есть тут один… кладовщик. Он мне должен. Сильно должен. Я могу надавить. И мы получим всё это почти даром. За символическую плату.

Я нахмурился. Бесплатный сыр в Стиксе бывает только в мышеловке, и обычно в качестве приманки там лежит чья-то оторванная рука.

Я вопросительно посмотрел на неё.

Глория сделала шаг ко мне. Теперь она стояла вплотную. Я чувствовал запах её кожи — терпкий, смешанный с запахом табака и какой-то едва уловимой горечи.

— Подвох в цене, Молчун. Но платить буду не я. И не деньгами.

Она положила руки мне на грудь. Ладони были горячими.

— Ты мне нравишься, немой. Я чувствую, как от тебя фонит жаром. Как от печки.

Она провела ладонями вверх, к моей шее. Её зрачки расширились.

— Я хочу тебя. Прямо сейчас.

Меня накрыло волной ярости. Чистой, горячей злости.

Она что, решила, что я шлюха? Что можно купить меня за комплект резины? Что я предам Катю ради запчастей?

Я перехватил её запястья. Сжал сильно, до боли. В горле заклокотал угрожающий рык.

— Урр-р-агх! — вырвалось наружу. «Пошла вон!»

Я оттолкнул её. Грубо. Так, что она ударилась спиной о шкаф.

Но Глория не испугалась. Наоборот. В её глазах вспыхнул дикий огонь. Она облизнула губы и рассмеялась — низко, гортанно.

— Злишься? — прошептала она. — Хорошо. Злость — это то, что нужно. Покажи мне своего зверя, Молчун. Покажи, кто ты есть на самом деле.

Она не ушла. Она бросилась на меня. Как кошка. Как хищник.

Она вцепилась в мои плечи, прижалась всем телом, впилась губами в мой рот. Это был не поцелуй — это был укус. Я почувствовал вкус крови.

Мой мозг кричал: «Нет!». Но тело… Тело, измененное Ульем, накачанное споранами и жемчугом, предало меня.

Ярость, которая должна была заставить меня вышвырнуть её за дверь, трансформировалась. Переплавилась в другое чувство. В темное, древнее, животное желание.

Запах женщины. Боль. Адреналин. Всё смешалось.

Я перестал соображать. Сорвался.

Я сгреб её в охапку, сминая ткань майки. Она зашипела, когда мои пальцы, ставшие жесткими как сталь, впились в её тело, но не отстранилась. Она выгнулась навстречу.

Это не было любовью. Это не было даже страстью в человеческом понимании. Это была схватка.

Мы рухнули на кровать, путаясь в одежде. Глория кусалась, царапалась, стонала, и я отвечал ей тем же. Мое урчание перешло в рык.

В этот момент не было ни Кати, ни «Шишиги», ни планов на будущее. Был только этот номер, запах пота и безумие двух иммунных, которые пытаются сожрать друг друга, чтобы почувствовать себя живыми.

Всё происходило рывками, вспышками. Дико. Жестко. На грани боли.

Она требовала силы, и я давал ей силу. Ту самую, которую обычно использовал, чтобы ломать волю тварей. Сейчас я выплескивал её в неё.

Когда всё закончилось, я отвалился в сторону, тяжело дыша. Сердце колотилось так, что казалось, ребра сейчас треснут.

В комнате повисла тишина, нарушаемая только нашим сбивчивым дыханием.

Глория села на краю кровати. Её спина была исполосована красными следами. Она нашла на полу свою майку, натянула её. Руки у неё дрожали, но движения были четкими.

Я лежал, глядя в потолок. Внутри была пустота. И гадкое, липкое чувство вины, которое начало подниматься со дна сознания, как только схлынул адреналин.

Что я наделал?

Глория встала. Подошла к зеркалу, поправила волосы. На шее у неё наливался синяк.

Она повернулась ко мне. В её глазах уже не было того безумия. Был холодный расчет и… удовлетворение?

— Завтра к обеду, — сказала она ровным голосом, словно ничего не произошло. — Подгоняй машину к третьему складу. Кардан знает, где это. Возьми грузовое такси, заберете запчасти.

Она подошла к двери. Обернулась на пороге.

— Не грызи себя, Молчун. В Улье нет праведников. Есть только выжившие. А ты… ты хорош.

Дверь хлопнула.

Я остался один. С запахом чужой женщины на коже и пониманием того, что я только что продал кусок своей совести за комплект резины и бронелисты.

Но самое страшное было не это.

Самое страшное было то, что мой внутренний зверь, тот самый, что урчал от удовольствия, ни капли не жалел.

Я успел. Когда в замке повернулся ключ, комната уже была проветрена, постель заправлена с армейской тщательностью, а сам я сидел за столом, разбирая и собирая пистолет. Вид у меня был сосредоточенный, руки заняты делом.

Только вот запах… Мне казалось, что запах Глории — терпкий, чужой — въелся в стены, в подушку, в мою кожу. Я вымылся дважды, стирая себя мочалкой до красноты, но фантомное ощущение её прикосновений осталось.

Катя вошла в номер, сияя, как начищенный пятак. В руках она тащила огромный сверток.

— Смотри! — она сбросила ношу на кровать. — Брезент! Настоящий, пропитанный, с люверсами. И еще поролон нашла. Обошьем сиденья, будет не кабина, а тронный зал.

Она тараторила, рассказывая, как торговалась с каким-то старьевщиком, как чуть не подралась за моток капроновой нити. Она была живой, настоящей, моей.

Я слушал её и чувствовал, как внутри ворочается ледяной ком.

Катя подошла ко мне, обняла сзади, уткнувшись носом в шею.

— Ты чего такой напряженный? — спросила она, почувствовав, как окаменели мои плечи. — Случилось чего?

Я медленно повернулся. Посмотрел ей в глаза. Я не мог врать голосом, но глаза… глаза выдавали. Я знал, что в них сейчас плещется тоскливая вина, которую не смыть никаким живчиком.

— Уррр… — я отрицательно мотнул головой и прижал руку к груди. «Устал».

Она посмотрела на меня внимательно, чуть прищурившись. Её дар сенса работал на эмоции, и она наверняка чувствовала, что фон у меня сбитый, тяжелый. Но списала это на стресс и безденежье.

— Ничего, — она поцеловала меня в лоб. — Завтра всё наладится. Ложись спать.

Я лег. Но спал я на самом краю, боясь прикоснуться к ней, словно моя измена была заразной болезнью.

Утро встретило нас суетой. Мы вызвали местное грузовое такси — раздолбанную «Газель» с шашечками, нарисованными маркером на двери, — и поехали к третьему интендантскому складу.

Таксист, болтливый мужик с золотой фиксой, всю дорогу травил байки про то, как он в прошлой жизни возил мэра, но я не слушал. Я смотрел в окно на серые стены ангаров и готовился к встрече.

Глория уже была там. Она стояла у распахнутых ворот склада, прислонившись плечом к косяку. На ней была чистая «горка», волосы убраны под бандану.

Ни следа вчерашнего безумия. Ни тени той женщины, что царапала мне спину и кусала губы в кровь.

Перед нами стоял профессионал. Холодный, собранный снайпер.

Рядом с ней, на паллете, лежало наше богатство: четыре новеньких, "зубастых" покрышки для «Шишиги», коробки с запчастями, листы бронестали.

— Привет, трудяги, — кивнула она, когда мы вылезли из такси. Голос ровный, спокойный. — Принимайте товар. Всё как договаривались.

Я прошел мимо неё, стараясь смотреть куда угодно, только не на неё. На колеса, на небо, на носки своих ботинок. Взгляд её глаз — насмешливый и знающий — жег мне затылок.

Я начал молча перетаскивать коробки в кузов «Газели».

Катя, которая поначалу радостно осматривала резину, вдруг замерла. Она перевела взгляд с меня на Глорию, потом снова на меня.

Я чувствовал этот взгляд. Вопросительный. Тревожный.

— Молчун? — позвала она.

Я не обернулся, делая вид, что занят тяжелым ящиком с тормозными колодками.

Катя подошла ко мне, тронула за плечо.

— Ты чего шарахаешься? Вы поругались? Или… что-то случилось, пока меня не было?

Я выпрямился. Вытер пот со лба. Посмотрел на неё и сделал жест рукой: отмахнулся. «Потом. Не сейчас. Работаем».

И снова схватил ящик, уходя к машине.

Глория наблюдала за этой сценой с непроницаемым лицом, лишь уголок губ едва заметно дрогнул.

— Грузите быстрее, — бросила она. — Кладовщик нервничает.

Мы отвезли всё Кардану. Старик, увидев новую резину и запчасти, только крякнул и уважительно почесал затылок отверткой.

— Ну, вы даете, молодежь. Ограбили кого или клад нашли? С таким приданым я вам эту ласточку за неделю на крыло поставлю.

Работа закипела.

Две недели пролетели как один день, полный скрежета болгарки, визга сварки и запаха мазута.

Днем я пропадал в гараже. Мы с Карданом перебрали двигатель, выкинули гнилую проводку, проложили новую. Катя и Глория, которая теперь официально была в доле, занимались салоном и покраской.

Но была и ночная сторона этой работы.

Глория приходила еще дважды.

Первый раз — через три дня. Она принесла нам новый генератор и танковый аккумулятор, способный запустить двигатель в любых условиях.

Она пришла вечером, когда Катя была на полигоне и тренировала свой дар кипятильника. Молча положила на стол список запчастей. И так же молча начала расстегивать ремень.

В этот раз не было ни разговоров, ни прелюдий. Только глухая, злая необходимость. Я брал запчасти. Она брала меня. Сделка.

Второй раз был через неделю. Она достала где-то триплексы для смотровых щелей и поворотный механизм для турели.

Я ненавидел себя в эти моменты. Ненавидел её холодную улыбку после. Ненавидел то, как предательски урчит мой зверь внутри, получая разрядку.

Но утром я шел в гараж и прикручивал новые детали к нашей машине.

Наш танк рос. Он обрастал броней, он получал новые мышцы и жилы. И каждый болт в нем был оплачен моей совестью.

Через две недели «Шишига» была готова.

Это был уже не тот ржавый уродец, которого мы купили у Зуба. Это был монстр.

Кабина, обшитая листами стали, выкрашенная в матовый темно-зеленый цвет. На окнах — решетки и узкие бойницы. Кунг превратился в жилой модуль-крепость: нары, рундуки, верстак, печка-буржуйка.

На крыше кабины гордо торчала турель, пока пустая, но готовая принять пулемет.

Двигатель, перебранный золотыми руками Кардана, работал ровно, сыто урча на холостых.

Мы стояли перед машиной. Я, Катя, Глория и Кардан, который вытирал руки тряпкой и довольно щурился.

— Ну что, — сказал Кардан. — Принимай аппарат, командир. Зверь, а не машина. Только масло меняй вовремя.

Я подошел к капоту, похлопал по теплому металлу. «Спасибо».

— Теперь последний штрих, — сказала Катя. — Экипаж.

Мы нашли Лошадь в том же баре. Он сидел на своем любимом месте, ковыряя ножом банку тушенки.

Увидев нас, он даже жевать перестал.

— Ну? — спросил он, глядя на наши довольные и грязные физиономии. — Сдали в металлолом или все-таки поехали?

— Поехали, — сказала Катя. — Идем.

Мы привели его в гараж.

Лошадь остановился в воротах. Он долго смотрел на грузовик. Обошел его кругом. Постучал костяшкой пальца по бронелисту. Заглянул в кабину, посидел на перетянутом брезентом сиденье.

Потом залез в кунг.

Вышел он оттуда с другим лицом. Без привычной ухмылки.

— Ну ни хрена себе… — протянул он. — Это ж не «Шишига». Это бронепоезд.

Он посмотрел на меня.

— Как вы это сделали? На какие шиши? Вы ж голодранцы были.

Я промолчал. Только Глория, стоявшая в тени, коротко хмыкнула и отвела взгляд.

— Неважно, — отрезала Катя. — Машина готова. Едет, стреляет, защищает. Ты говорил: «Почините — я ваш». Мы починили. Твое слово?

Лошадь сплюнул на пол, убрал нож в ножны и протянул мне руку.

— Мое слово твердое. Я в деле. Чур, мое место у правого борта, там обзор лучше.

Я пожал его руку. Команда была в сборе. Машина была готова. А цена… цену знал только я и Глория. И я надеялся, что этот счет мне никогда не предъявят.

Я запрыгнул на подножку, распахнул дверь и жестом пригласил всех внутрь.

Неделя пролетела в мелкой суете и обкатке машины. Мы гоняли «Шишигу» по полигону за гаражами, проверяли подвеску, притирали тормоза. Лошадь ворчал, привыкая к тряске в кунге, Глория пристреливала бойницы, а Катя училась спать под рев двигателя.

Машина получилась зверем. Тяжелая, приземистая, одетая в броню, она внушала уверенность.

Но у неё был один существенный недостаток. Она была беззубой.

Турель на крыше сиротливо торчала пустым гнездом. У нас не было пулемета. Даже захудалого РПК, не говоря уже о чем-то серьезном вроде «Корда» или «Утеса».

Денег на такое оружие не было даже в теории.

А потом земля в Новом Свете задрожала.

Это случилось утром. Сначала мы почувствовали вибрацию через подошвы ботинок. Потом услышали гул — низкий, тяжелый, от которого дребезжали стекла в окнах.

— Зараженные? — напрягся Лошадь, хватаясь за нож.

— Нет, — Катя прислушалась, закрыв глаза. — Люди. Много людей. И железа. Очень много железа. Это не злоба, это… сила. Уверенность.

Мы вышли к центральной улице.

В стаб входил караван.

Я видел разные колонны. Видел банды рейдеров. Но это было нечто иное. Это была движущаяся крепость.

Впереди, лязгая гусеницами по асфальту, ползли два танка. Настоящие Т-72, обвешанные динамической защитой и решетками. Их стволы лениво поводили из стороны в сторону, словно усы гигантского жука.

За ними шли БТРы, обшитые дополнительной броней так, что напоминали черепах.

А дальше — грузовики. Десятки огромных фур, тягачей, наливников. Все в броне, с пулеметными гнездами на крышах, с вооруженными людьми, которые смотрели на обитателей Нового Света поверх прицелов как на папуасов.

Этот Караван мог стереть наш стаб с лица земли, если бы захотел. Ни одна банда, ни одна стая мутантов, не рискнула бы встать у них на пути.

— Вот это мощь… — выдохнула Глория. В её глазах горел профессиональный интерес. Она смотрела на пулеметы.

Караван встал на площади и прилегающих улицах. Двигатели не глушили. Началась суета: местные торговцы бегали с накладными, грузчики тащили ящики. Это был гигантский пылесос, который скупал всё ценное и сбрасывал то, что привез издалека.

Я смотрел на это и в голове щелкнул план.

— Уррр… — я толкнул Катю локтем и кивнул на головную машину — огромный командирский кунг на базе «Камаза», окруженный охраной в экзоскелетах.

— Ты хочешь к ним? — поняла она.

Я кивнул. У нас есть машина. У нас есть пустой кузов. И у нас есть желание заработать то, что нельзя купить за спораны в местной лавке.

Пробиться к Караванщику — хозяину этого стального монстра — было непросто. Охрана смотрела на нас как на грязь под ногами.

Но Катя, включив свое обаяние и дар убеждения, а может, просто наглость, которой набралась от меня, сумела договориться с начальником охраны.

Нас пустили.

Хозяин каравана принимал прямо в своем кунге, который внутри напоминал офис крупной корпорации. Кондиционер, кожаные кресла, спутниковая связь, которая здесь, понятно, не работала, но выглядела солидно.

Звали его Варяг. Огромный мужик с седой гривой волос и шрамом через всё лицо. Он пил чай из тонкого фарфора, который в его лапище казался игрушечным.

— Сопровождение? — переспросил он, глядя на нас поверх чашки. — У меня два танка, четыре «бэтра» и рота головорезов. Зачем мне ваша тарантайка?

— У нас есть сенс, — выложила козырь Катя. — Дальность триста метров. Чувствует засады и элиту.

Варяг поставил чашку. Сенсы в дефиците даже у таких гигантов.

— Сенс — это аргумент. А машина?

— «Шишига». Бронированная. Свежая. Экипаж — четыре человека. Опыт есть.

— И что вы хотите?

Я вышел вперед.

Достал листок бумаги и быстро нарисовал пулемет. Крупнокалиберный. ДШК или «Утес». И ящик патронов рядом.

Варяг рассмеялся. Громоподобно, от души.

— Ствол захотели? Губа не дура. Хороший ствол стоит дороже вашей жизни.

— Мы отказываемся от оплаты, — твердо сказала Катя. — Мы берем ваш груз. Мы прикрываем фланг. Мы работаем сенсором. Весь рейд — бесплатно. Взамен — пулемет. Сейчас.

— Утром — стулья, вечером — деньги? — прищурился Варяг. — А если вы свалите с моим пулеметом за первым поворотом?

Я посмотрел ему в глаза.

— Уррр… — низко, уверенно. «Не свалим».

Варяг молчал минуту, разглядывая нас. Он был тертым калачом. Он видел людей насквозь.

— Наглость — это хорошо, — наконец сказал он. — Есть для вашей колымаги кое-что. Груз не тяжелый, но объемный и дорогой. В мои фуры не влезает, а гонять пустой «Урал» жаба душит.

Он нажал кнопку на селекторе.

— Оружейника ко мне.

Через пять минут в кунг зашел сутулый мужик в масляной робе.

— У нас на складе «Утес» лишний есть? Тот, с трофейного БРДМ?

— Есть, — кивнул оружейник. — Но он без станка. Только тело и лентопротяг.

— Поставь этим ребятам на крышу. И цинк патронов дай. Один. Остальное — если доедем.

Варяг повернулся к нам. Улыбка исчезла с его лица, сменившись жестким оскалом.

— Вы в деле. Но учтите, молодые. Мы идем не на прогулку. Маршрут — «Северная петля». Через Дикие Земли к стабу «Цитадель». Это на западе.

Он сделал паузу, давая словам впитаться.

— Практически у самой границы Пекла. Там твари такие, что танки жрут на завтрак. Если отстанете — ждать не буду. Если сбежите — найду и повешу на воротах. Вопросы?

Я покачал головой. Пекло так Пекло. Главное — у нас будут зубы.

Работа закипела сразу. Мы подогнали «Шишигу» к техничке каравана.

Оружейник, ворча под нос, приварил станину к нашей турели. Когда он водрузил на неё тяжелое, вороненое тело НСВ «Утес» калибра 12,7 мм, у меня зачесались руки.

Это была мощь. Это была смерть, отлитая в металле. С таким аргументом можно спорить даже с рубером.

Глория ходила вокруг машины, как кошка вокруг сметаны. Она забралась на крышу, проверила ход турели, заправила ленту.

— Красавец, — прошептала она, поглаживая холодный ствол. — Теперь потанцуем.

Мы с Лошадью грузили в наш кунг ящики с медикаментами. Места стало меньше, но мы потеснимся.

К вечеру мы были готовы. Пулемет смазан и накрыт брезентом. Бак залит соляркой каравана. Экипаж в сборе.

Я сидел в кабине, слушая, как гудит вечерний стаб.

Завтра мы уходим. Далеко. Туда, где заканчивается карта и начинаются легенды. К границе Пекла.

Катя положила руку мне на колено.

— Боишься? — спросила она.

Я посмотрел на турель, чернеющую на фоне заката.

— Уррр… — отрицательно.