S-T-I-K-S Молчание

Глава 18. Рутина

Дверь номера в гостинице «Уют» захлопнулась, отсекая нас от внешнего мира, от прокуренного коридора, от косых взглядов в баре и, главное, от того безумия, что осталось за бетонными стенами периметра.

Щелчок замка прозвучал как выстрел стартового пистолета.

Мы стояли в узкой прихожей, не разуваясь, не снимая рюкзаков. Я слышал, как тяжело дышит Катя. Она смотрела на меня, и в полумраке номера её глаза казались черными дырами, в которых плескался коктейль из пережитого страха и дикого, животного адреналина.

Мы только что вернулись из ада. Мы видели, как Топтун — бронированная машина смерти, способная разорвать человека, — застыл в воздухе по моей воле. Мы чувствовали запах его гнилой крови. Мы таскали тяжелые ящики, срывая спины. Мы выжили там, где обычные люди становятся кормом за считанные секунды.

Этот адреналин требовал выхода. Он жег вены, стучал в висках молотками, требуя подтверждения того, что мы всё еще здесь. Что мы — не куски мяса на асфальте, а живые, теплые, дышащие существа.

Катя сбросила свой рюкзак на пол. Глухой удар ткани о ламинат. Она шагнула ко мне, вцепилась руками в лямки моей разгрузки и дернула на себя.

— Мы живы… — выдохнула она мне в лицо. Её губы дрожали. — Молчун, ты понимаешь? Мы, мать его, живы!

Я хотел ответить, хотел сказать что-то успокаивающее, но горло выдало лишь низкий, вибрирующий рокот:

— Уррр…

Этот звук, родившийся где-то в глубине моей измененной грудной клетки, подействовал на неё как искра на порох.

Её губы накрыли мои — жадно, жестко, со вкусом соли и металлического привкуса крови, видимо, прикусила губу от напряжения. Это было не про романтику. Здесь не было места нежности или долгим прелюдиям. Это была первобытная потребность стереть с себя прикосновение смерти прикосновением жизни.

Мои руки, которые за последний месяц стали жесткими, как дерево, и сильными, как тиски, легли на её талию. Я притянул её к себе, чувствуя через ткань куртки жар её тела.

Одежда летела на пол вперемешку с амуницией. Тяжелые ботинки, пропитанные грязью промзоны, разгрузки, пахнущие оружейным маслом, джинсы, ставшие второй кожей.

Мы рухнули на сдвинутые кровати, и пружины дешевого матраса жалобно взвизгнули, принимая наш вес.

В ту ночь в номере 204 существовали только мы. Две загнанные, но огрызающиеся жизни, сплетенные в единый узел.

Я видел своё отражение в её расширенных зрачках — сероватая кожа, хищный оскал, напряженные мышцы. Я знал, что изменился. Я стал частью этого мира, наполовину монстром. Но Катя не отворачивалась. Её пальцы царапали мою спину, оставляя горящие следы, она шептала что-то бессвязное, мешая мат с молитвами.

Мое урчание заполняло комнату. Оно меняло тональность, становясь то угрожающим, то требовательным, то затихающим. Я не мог это контролировать — инстинкты, разбуженные боем и усиленные жемчугом, брали верх. Но Катю это не пугало. Казалось, этот звериный звук резонировал с чем-то темным и древним, что проснулось в ней самой после инициации.

Когда всё закончилось, мы долго лежали в темноте, слушая, как восстанавливается дыхание.

Пот остывал на коже. За окном, где-то далеко, выла собака, но этот звук больше не казался угрожающим. Мы были внутри. Мы были в безопасности.

Катя устроилась у меня на плече, накрывшись одеялом по самый нос. Её рука лениво поглаживала мою грудь, перебирая пальцами жесткие волоски.

— Ты теплый, — сонно пробормотала она. — Горячее, чем раньше. Это от жемчуга?

Я пожал плечами, не открывая глаз. Ответил коротким, мягким урчанием. "Наверное".

— Знаешь… — она помолчала. — Я боялась. Там, в ангаре. Когда эта тварь прыгнула на Штопора… я думала, всё. Конец. А потом ты… ты его просто выключил. Как лампочку.

Она приподнялась на локте и посмотрела мне в лицо. В темноте её глаза блестели.

— Ты становишься страшным, Молчун. По-настоящему страшным. Но… мне почему-то совсем не страшно с тобой.

Я притянул её обратно, уткнувшись носом в её макушку. Она пахла дешевым гостиничным шампунем.

Сон накрыл нас тяжелым, плотным одеялом без сновидений.

Утро ворвалось в номер наглым солнечным лучом, который пробился сквозь щель в плотных шторах и ударил мне прямо в глаз.

Я проснулся мгновенно. Привычка. Рука автоматически скользнула под подушку, нащупывая холодную рукоять ножа. Пальцы сомкнулись на стали, и только после этого мозг дал отбой тревоге.

Катя спала, раскинувшись на кровати и заняв почти всё пространство. Одеяло сползло на пол. На её бедре наливался синяк — память о вчерашней безумной ночи или о погрузке ящиков, не разобрать.

Я осторожно встал, стараясь не скрипеть половицами. Тело отозвалось легкой ломотой в мышцах — приятной, рабочей болью. После живчика регенерация работала как часы, синяки и ссадины затягивались на глазах.

Подошел к окну, чуть отодвинул штору. Новый Свет просыпался. По улице проехал патрульный "УАЗик", прошли двое рабочих в оранжевых жилетах, таща какие-то трубы. Мирная жизнь. Иллюзия, за которую мы платим кровью.

На столе, среди пустых банок из-под тушенки и гильз, которые я вчера высыпал из кармана, лежал тугой кожаный мешочек. Наша доля.

Пришло время бухгалтерии.

Я сел за стол, вытряхнул содержимое мешочка на деревянную поверхность. Серые, морщинистые шарики споранов раскатились с сухим стуком.

Пятьдесят штук. Ровно. Бурый не обманул, отсчитал четко по курсу.

И одна желтая горошина. Крупная, с неровными краями, похожая на кусок сахара. Бонус за спасение Штопора.

Я полез в свой рюкзак, достал наш "незгораемый запас". Высыпал рядом.

Еще тридцать два спорана. Четыре горошины.

Итого: восемьдесят два спорана и пять горошин.

Я смотрел на это "богатство" и в голове щелкал калькулятор.

Проживание в "Уюте" — 20 споранов в неделю. Оплачено еще на три дня. Значит, скоро платить. Еда — если не шиковать в баре, а брать консервы и крупу — еще 5–7 споранов в неделю. Патроны. Самая затратная статья. Вчера я сжег два магазина, прикрывая отход. Катя расстреляла почти пачку. Пополнить боезапас — это минимум 10–15 споранов, если брать качественный, а не самокрут от местных умельцев.

Итого, на жизнь нам хватит месяца на полтора-два, если сидеть ровно и не высовываться.

Но мы ведь не собираемся сидеть ровно?

Я взял огрызок карандаша и листок бумаги с логотипом гостиницы. Написал:

1. Снаряжение (разгрузки, оптика, связь) — ? 2. Транспорт — ?! 3. НЗ — 20 сп.

Цифры не сходились. Чтобы купить нормальную машину, нужно споранов пятьсот, не меньше. А чтобы оборудовать её под рейд — еще столько же.

С нынешними темпами — по 50 споранов за смертельно опасный рейд — мы будем копить на колеса полгода. И не факт, что доживем.

Катя зашевелилась, сладко потянулась, хрустнув суставами, и села в постели. Волосы всклокочены, на щеке отпечаток подушки.

— Доброе утро, добытчик, — хрипловатым со сна голосом сказала она.

Я кивнул на кучки на столе.

Она встала, накинула мою футболку, которая доходила ей до середины бедра, и подошла к столу. Оперлась руками о столешницу, разглядывая наш капитал.

— Не густо, — констатировала она без обиняков. — Для риска быть сожранным — совсем не густо. Пять процентов… Звучит как насмешка, когда видишь это на столе.

Я развел руками. "Что есть, то есть".

— Я пить хочу, — она взяла со стола кружку с водой, которую я налил с вечера. Вода была холодной.

Катя подержала кружку в руках, нахмурилась. Я увидел, как напряглись жилы на её шее, а лицо приобрело то самое сосредоточенное выражение, которое появлялось, когда она "сканировала" местность.

Секунда, две, десять.

От её ладоней не шло видимого свечения или пара, но я почувствовал, как воздух вокруг неё едва уловимо дрогнул.

Над поверхностью воды появился легкий, робкий дымок.

Катя отпила, поморщилась, но улыбнулась.

— Теплая. Градусов сорок. Уже быстрее, чем вчера.

Она поставила кружку на стол, довольная собой.

— Слабовато, конечно, — признала Катя. — В бою таким не убьешь, разве что рассмешишь. Но для завтрака сойдет.

Я показал ей большой палец. "Лиха беда начало". В этом мире любой дар, который не убивает носителя, — это благословение. Если она сможет кипятить воду без огня, мы сэкономим на спичках и сухом горючем в рейдах. А сэкономленный вес — это лишние патроны.

Мы позавтракали молча, доедая остатки вчерашней роскоши. Впереди был новый день, новые задачи и новая жизнь в статусе наемников на испытательном сроке.

Следующие два месяца слились для нас в одну длинную, серую, пропахшую порохом и кисляком полосу.

Мы притерлись к группе Бурого. Это были профессионалы — жесткие, циничные, но знающие свое дело. Мы стали частью механизма. Я работал "тормозом" — сбивал темп бегунам, путал мысли лотерейщикам, давая стрелкам секунды на прицельный выстрел. Катя работала радаром, сканируя "зеленку" и руины на предмет засад.

Мы ходили на заправки, потрошили мелкие магазины в пригородах, один раз даже сунулись в дачный поселок, кишащий мутировавшими собаками. Мой дар рос. Теперь я мог держать под контролем до трех бегунов одновременно или одного лотерейщика, не чувствуя, что у меня из ушей течет мозг. Катя тоже прогрессировала — её "кипятильник" стал мощнее, теперь она могла за минуту довести кружку воды до крутого кипятка, а радиус "чуйки" расширился до трехсот метров.

Но с каждым рейдом, с каждым возвращением на базу, во мне росло глухое, темное недовольство.

Это была простая арифметика.

Мы возвращались с фармацевтических складов. Грузовик Бурого просел на рессорах под тяжестью стволов из воинской части? Товар на тысячи споранов. Наша доля? Стандартные пять процентов.

Мы тащили генераторы. Пять процентов.

Мы отбили цистерну с соляркой у конкурентов. Пять процентов.

Мы рисковали шкурой наравне со всеми. Я лез в пекло, останавливая тварей в метре от себя. Катя срывала голос, предупреждая о засадах. Но мы оставались "молодыми", "принеси-подай", наемной силой, которой кидают кость с барского стола.

Безопасно? Да. Сытно? Вполне. Но это был потолок. Стеклянный потолок, о который я бился головой каждый раз, получая на руки жалкую горстку споранов, в то время как Бурый сдавал интендантам хабар мешками.

Терпение лопнуло в один из дождливых вторников.

Мы вернулись из трехдневного рейда на дальнюю птицефабрику. Грязные, мокрые, злые. "Тигр" застрял в болоте, пришлось вытаскивать лебедкой под вой приближающейся стаи. Я выложился по полной, удерживая ментальный барьер, пока парни возились с тросом. Голова раскалывалась.

Мы мечтали только об одном: горячий душ, еда и сон.

Поднялись на второй этаж гостиницы «Уют». Катя достала ключ, но вставлять его не пришлось. Замок был вывернут с мясом. Дверь была приоткрыта.

— Твою мать… — выдохнула она, толкая створку ногой. Пистолет уже был у неё в руке.

В номере было пусто и тихо. И грязно.

Кто-то перерыл всё. Вещи из шкафа валялись на полу вперемешку с грязными следами ботинок. Матрасы были вспороты — искали тайники.

— Суки, — заурчал я, чувствуя, как внутри поднимается холодная ярость.

Мы не были идиотами. Основную кассу — спораны и горох — мы всегда носили с собой, в специальных поясах под одеждой. Оружие тоже было при нас.

Но пропали мелочи. Те самые мелочи, которые делают жизнь в аду сносной. Хороший охотничий нож, который я купил неделю назад. Блок сигарет — твердая валюта. Запасной комплект термобелья. И, что обиднее всего, старый плеер Кати, который она нашла в одном из рейдов и берегла как зеницу ока.

Ущерб был невелик. Но сам факт… Кто-то влез в нашу нору. Кто-то рылся в нашем белье. Кто-то решил, что мы — легкая добыча.

— К администратору? — спросила Катя, опуская пистолет.

Я отрицательно мотнул головой. Рыжая на ресепшене ничего не видела и ничего не знает, это закон жанра.

Я взял листок бумаги и написал одно слово: "СБ".

— Служба безопасности? — поняла Катя. — Думаешь, помогут?

Я сжал кулак. Помогут. За спораны в этом мире помогают все.

Через двадцать минут мы уже были в административном корпусе. Пробиться к операторам видеонаблюдения было непросто — дежурный сержант пытался отправить нас писать заявление в порядке общей очереди, которая двигалась со скоростью улитки-инвалида.

Пришлось рыкнуть. Тихо, на инфразвуке, добавив к этому тяжелый, немигающий взгляд и легкое ментальное давление — "страх". Сержант поперхнулся, побледнел и махнул рукой на дверь с табличкой "Посторонним вход воспрещен".

Комната была темной, освещенной лишь десятками мониторов. Пахло кофе и нагретым пластиком.

За длинным столом сидел парень. Худощавый, собранный, среднего роста, комплекции. Самый обычный, на которого посмотришь и тут же забудешь как выглядел.

— Чего надо? — буркнул он, оборачиваясь. На груди бейджик с надписью «Феникс». Его пальцы всё так же летали по клавиатуре.

Катя подошла ближе.

— Нас обокрали. Гостиница «Уют», номер 204. Час назад обнаружили.

— И что? — Феникс устало потер красные глаза. — Пишите заяву. У меня тут периметр, два каравана на подходе и пьяная драка в секторе "Д". Мне некогда искать ваши трусы.

Я молча достал из кармана пять споранов. Положил их на стол рядом с его клавиатурой. Серые шарики глухо стукнули о пластик.

Феникс замер. Медленно повернул голову. Посмотрел на спораны, потом на меня.

— Время? — коротко спросил он, сгребая оплату в карман.

— Мы ушли три дня назад. Вернулись час назад.

— Диапазон большой, — поморщился он, но пальцы уже застучали по клавишам, вызывая архив. — «Уют»… коридор второго этажа… Так, мотаем…

На одном из мониторов замелькали кадры ускоренной перемотки. Люди входили, выходили, горничная с тележкой…

— Стоп, — сказал Феникс, нажимая пробел.

На черно-белом зернистом изображении у нашей двери крутился тип. Мелкий, щуплый, в надвинутом на глаза капюшоне. Он огляделся, поковырялся в замке какой-то отмычкой, навалился плечом. Дверь поддалась.

Через пять минут он выскочил обратно, сжимая в руках наш баул.

— Увеличить морду можно? — спросила Катя.

Феникс пощелкал мышкой, накладывая фильтры. Лицо воришки выплыло из пикселей.

Крысиная физиономия, бегающие глазки, характерный шрам над бровью.

— Знаю его, — хмыкнул оператор. — Кличка Хлыст. Местная шваль, крутится у рынка, подворовывает иногда. Думал, он умнее, чем лезть к рейдерам.

Он переключил камеры.

— Так… вышел из гостиницы… переулок… рынок… Ага. Зашел в ломбард "У Грызла". Сдал хабар. Вышел… направился в кабак "Синий Иней". Сидит там сейчас, гуляет на ваши деньги.

Феникс взял рацию.

— Дежурный, это Феникс. Ориентировка на Хлыста. Кража со взломом у группы рейдеров. Квадрат Б-4, бар "Синий Иней". Брать жестко. Полная конфискация. Имущество вернуть владельцам.

Он повернулся к нам и криво усмехнулся.

— Сервис "Премиум". Можете идти в комендатуру, минут через двадцать его приволокут.

В комендатуре было сыро. Хлыст сидел в "обезьяннике", уже изрядно помятый — видимо, сопротивлялся при задержании. Увидев нас, он заскулил и вжался в угол.

Офицер выложил на стол наши вещи. Нож, сигареты, плеер. Термобелье вор успел загнать кому-то с рук, но деньги за него изъяли из карманов Хлыста.

— Ваше? — спросил офицер.

— Наше, — кивнула Катя, забирая плеер.

— Претензии есть?

Я посмотрел на вора. В его глазах был животный страх. Он знал законы стаба.

— Есть, — сказал я жестом, проведя ребром ладони по горлу.

— Понял, — кивнул офицер. — Новый Свет крыс не держит.

Двое дюжих охранников выволокли упирающегося Хлыста.

— Нет! Не надо! Я отработаю! — визжал он.

Его не слушали. Его просто вышвырнули за ворота внешнего периметра. Ночью. Без оружия. Без еды.

Мы стояли на стене и смотрели, как маленькая фигурка бежит к лесу, а из темноты уже доносится радостное урчание ночных охотников. Через минуту раздался короткий, полный ужаса крик, и всё стихло.

В ту ночь мы долго не могли уснуть. Дверь мы подперли стулом и комодом — замок так и не починили.

Я сидел за столом, в свете тусклой настольной лампы, и рисовал цифры.

Очередная выплата от Бурого — 100 споранов. Плюс "боевые". Итого в нашем "банке" — около пятисот споранов.

Это была солидная сумма. Хватит, чтобы купить неплохую экипировку, или жить в стабе полгода, не вылезая из бара.

Но я рисовал другое.

Я нарисовал грузовик. Большой, крытый кунг, колеса с мощным протектором. "ГАЗ-66". "Шишига".

Рядом написал: "5000". Это примерная прибыль с одного удачного самостоятельного рейда, если загрузить такую машину под завязку.

Потом написал: "5 %". И зачеркнул жирным крестом.

Катя подошла сзади, обняла меня за плечи, глядя на листок.

— Ты всё еще думаешь об этом? — тихо спросила она.

Я кивнул. "Урр".

— Я тоже, — призналась она. — Сегодня, когда я увидела этого Хлыста… Я поняла одну вещь. Пока мы наемники, мы никто. У нас нет своего угла, нет своей крепости. Нас могут обокрасть, могут кинуть, могут послать на убой.

Она ткнула пальцем в рисунок грузовика.

— Нам нужна своя машина. Не просто транспорт, а дом на колесах. Броня. Сейф. Чтобы мы могли уйти в рейд и не зависеть от прихоти Бурого. Чтобы мы могли привезти всё, что найдем, а не то, что влезет в рюкзаки.

Я посмотрел на неё. В её глазах горел тот же огонь жадности и авантюризма, что и у меня. Мы были одной крови.

Я взял карандаш и написал:

"Надо 1000".

Это была цена. Цена свободы. Купить старую армейскую консерву, восстановить её, обшить броней, купить топливо, запастись патронами.

У нас было 500. Не хватало еще столько же.

Катя вздохнула.

— Еще пара месяцев с Бурым?

Я отрицательно качнул головой. Риск растет. Рано или поздно удача отвернется, и мы словим пулю за чужие интересы.

Я написал: "Кредит? Заем?".

— Кто нам даст? — усмехнулась она. — Мы безродные.

Я вспомнил Эльфа. Ментата. Он знал про черный жемчуг. Он знал про мой потенциал. Но просить у ментата — это продавать душу.

Нет. Мы найдем другой способ.

Я скомкал листок с расчетами и бросил его в урну.

Завтра мы пойдем на авторынок. Просто посмотреть. Прицениться. Может, там стоит наш шанс, ржавеет и ждет хозяев.

А деньги… Деньги в Стиксе валяются под ногами. Нужно только уметь нагнуться и поднять, не подставив шею под укус.

Я обнял Катю, притянул к себе на колени. Она уткнулась носом мне в шею.

— Мы сделаем это, Молчун, — прошептала она. — Мы купим этот чертов грузовик. И пошлем всех к черту.

Я согласно заурчал.

Утро встретило нас мелким, противным дождем, который превращал пыль Нового Света в жирную грязь. Но нам было плевать. У нас была цель и тугой кошель на поясе.

Авторынок находился на самой окраине промзоны, в секторе «Ц-2». Это было странное место. Здесь, бок о бок, стояли новенькие «Ленд Крузеры», сверкающие полировкой (видимо, прилетели с кластером из богатого района), и ржавые советские трактора, которые помнили еще Брежнева.

Здесь пахло соляркой, мокрой псиной и обманом.

Мы бродили между рядами уже час. Продавцы — ушлые типы всех мастей — наперебой расхваливали свой товар.

— Брат! Смотри какая «Тойота»! Муха не сидела! Климат-контроль, кожа! — кричал вертлявый мужичок в кепке.

Я прошел мимо, даже не повернув головы. Климат-контроль в Стиксе — это лишняя деталь, которая сломается первой. А кожаный салон отмывать от крови зараженных — то еще удовольствие. Нам нужно было что-то другое. Простое, как кувалда, и надежное, как автомат Калашникова.

— Может, «Патриот»? — Катя кивнула на темно-зеленый джип с усиленным бампером. — Запчастей навалом.

Я подошел, пнул колесо. Резина лысая. Заглянул под днище — рама вареная.

Мы шли дальше, вглубь рынка, туда, где стояла тяжелая техника. И там я его увидел.

Он стоял в дальнем углу, полускрытый разросшимся кустом бузины. ГАЗ-66. Легендарная «Шишига».

Вид у грузовика был печальный. Кабина выцвела до грязно-болотного цвета, брезентовый тент на кузове свисал лохмотьями, напоминая шкуру линяющего медведя. Одно колесо спущено, на бампере — следы давней встречи с бетонным блоком.

Но я видел не ржавчину. Я видел потенциал.

Высокий клиренс. Самоблокирующиеся дифференциалы. Лебедка на морде. Короткая база, позволяющая вертеться в лесу. И, самое главное, — кунг. Если снести эти гнилые дуги и наварить нормальный металлический каркас, обшить «тройкой» или «пятеркой», получится танк.

Я подошел к машине, положил руку на холодный, шершавый металл капота.

— Серьезно? — скептически спросила Катя, сморщив нос. — Это же корыто.

Я молча открыл дверь кабины. Внутри пахло старой резиной и пылью. Рычаг переключения передач торчал где-то сзади-справа — проклятие водителя «Шишиги», но я к этому привык еще в той, прошлой жизни.

— Эй, командир! Глаз-алмаз! — из будки, сколоченной из паллет, выкатился продавец.

Типичный барыга: пуховик на два размера больше, золотой зуб во рту, бегающие глазки.

— Зверь-машина! С консервации! Пробег — смешной, всего две тысячи!

— Ага, и три круга по спидометру, — буркнула Катя.

Продавец, которого, судя по бейджику, звали Зуб, расплылся в улыбке.

— Обижаешь, красавица! Стояла в части, прапорщик на ней только за водкой ездил! Двигатель — песня! Заводится с пол-оборота!

Я жестом попросил ключи. Зуб метнул мне связку.

Я залез в кабину, повернул ключ. Стартер натужно завыл: «Ууу-ууу-ууу…».

— Аккумулятор сел, долго стояла! — засуетился Зуб. — Сейчас «пусковое» принесу!

Через пять минут, с помощью пускового устройства и такой-то матери, V-образная «восьмерка» чихнула, плюнула черным дымом и заработала.

Звук был неровным, клапана стучали, карбюратор явно требовал чистки, но двигатель был живой. Давление масла поднялось.

Я вылез, вытирая руки ветошью. Обошел машину. Рама целая, не гнилая. Мосты сухие. Рессоры не просевшие.

Это был идеальный конструктор для взрослых мальчиков.

— Ну как? — Зуб заглядывал мне в глаза. — Берешь? Отдам недорого, как родному. Пятьсот споранов.

Катя поперхнулась воздухом.

— Пятьсот?! За этот металлолом? Да ей цена — сто в базарный день!

— Э, не скажи! — Зуб обиженно надул губы. — Это же военная приемка! Советское качество! Пятьсот — крайняя цена. Я и так в убыток торгую.

Я подошел к Зубу вплотную. Навис над ним, глядя сверху вниз своим тяжелым, немигающим взглядом. Моя серая кожа и неестественная неподвижность лица действовали безотказно.

Я медленно достал из кармана мешочек. Отсчитал триста споранов. Показал их на ладони.

— Триста, — перевела Катя. — И полный бак солярки в подарок.

— Да вы грабители! — взвизгнул Зуб. — Триста пятьдесят! И без солярки!

Я спрятал деньги обратно в карман и развернулся, чтобы уйти.

— Э! Стой! — Зуб схватил меня за рукав. — Ну ты чего такой резкий? Давай триста двадцать? Ну мне же тоже жить надо!

Я остановился. Повернул голову. Издал тихое, низкое урчание:

— Уррр…

Зуб отшатнулся, побледнев.

— Ладно! Черт с вами! Триста! Забирайте эту рухлядь! Только увозите прямо сейчас, чтоб глаза мои не видели!

Мы ударили по рукам.

Через полчаса, оформив купчую у местного нотариуса, да, бюрократия в Стиксе процветала, я снова сидел за рулем «Шишиги».

Катя забралась на пассажирское сиденье, брезгливо смахнув пыль.

— Ну, с новосельем нас, что ли? — нервно хихикнула она. — Надеюсь, мы доедем на ней хотя бы до гаража.

Я включил передачу. Коробка хрустнула, но скорость воткнулась. Грузовик дернулся и медленно, с достоинством бегемота, пополз к выходу с рынка.

Ехать было непривычно. Высоко, тряско, руль тугой, как штурвал на корабле во время шторма. Но это была моя машина. Не казенный «Тигр» Бурого, а собственная крепость на колесах.

У нас осталось еще двести споранов. Этого хватит на листы металла, сварочный аппарат, инструменты и, если повезет, на подержанный пулемет.

Я нажал на газ, и рев мотора слился с моим довольным урчанием.