S-T-I-K-S Молчание

Глава 22. Караван

Караван Варяга напоминал стальную гусеницу, которая решила прогрызть себе путь через гнилое яблоко. Два танка в авангарде, чадя дизелем, задавали ритм. За ними, ощетинившись стволами, ползли БТРы и тяжелые фуры, обшитые броней так, что от изначальных заводских форм там остались только колеса.

Мы шли в замыкании, прикрывая левый фланг.

Я сидел за рулем нашей обновленной «Шишиги», и мои руки чувствовали каждую вибрацию этой машины. Кардан сотворил чудо. Двигатель работал ровно, сыто, тянул многотонную тушу, одетую в стальной панцирь, с уверенностью локомотива. В кабине пахло не старьем, а смазкой, кожей и едва уловимым ароматом Катиных духов — единственной роскоши, которую она позволила себе в этом аду.

— Дистанция до «наливника» тридцать метров, — голос Кати в гарнитуре звучал спокойно, по-деловому. Она сидела справа, обложившись картами, но глаза её были закрыты. Она смотрела не на бумагу. Она смотрела сквозь броню.

Я коротко уркнул в ларингофон, подтверждая прием. «Принял».

Позади, в кунге, устроился Лошадь. Я знал, что он сейчас сидит у правой бойницы, положив на колени свой любимый тесак и автомат, и сканирует "зеленку". Глория заняла трон на крыше. Турель с крупнокалиберным «Утесом» была её царством. Она молчала, но я слышал, как лязгает металл, когда она поворачивает станину, проверяя сектора.

Мы ехали уже четыре часа. Асфальт под колесами давно кончился, сменившись разбитой бетонкой, местами переходящей в грунтовку. Лес вокруг стоял стеной. Высокие, корабельные сосны, перевитые каким-то плющом, создавали зеленый туннель.

Красиво. И смертельно.

Чем дальше мы уходили на запад, тем мрачнее становился пейзаж. Здесь не было следов недавних боев или свежих костровищ. Здесь пахло древностью и сыростью. И тварями.

— Слева, девять часов, движение, — голос Кати стал жестче. — Мелкая группа. Пять… шесть целей. Идут на перерез.

— Вижу, — отозвалась сверху Глория. — Дистанция двести. Бегуны. Какие-то они… крупные.

Я скосил глаза в триплекс бокового обзора. Серые тени мелькали между деревьями, параллельно нашему курсу.

Обычные бегуны у стаба — это ходячие скелеты, обтянутые серой кожей. Быстрые, но хлипкие. Эти же напоминали качков на стероидах. Мышцы бугрились, движения были резкими, пружинистыми.

— Лошадь, готовность! — скомандовала Катя. — Молчун, держи темп, не отставай от колонны. Варяг предупреждал: кто отстал, тот труп.

Я добавил газу. «Шишига» рыкнула, переваливаясь через корягу.

Твари решили, что пора обедать. Они вылетели из кустов единым серым комом, целясь в колеса идущей перед нами фуры.

— Работаю, — сухо бросила Глория.

«Утес» на крыше рявкнул. Грохот 12,7-миллиметрового пулемета в кабине ощущался как удары молотком по каске. Гильзы посыпались на крышу с веселым звоном.

Я видел, как тяжелые пули рвут тела бегунов. В обычных условиях одного попадания хватило бы, чтобы разорвать тварь пополам. Но здесь…

Первый бегун, получив пулю в грудь, не разлетелся на куски. Его отбросило, он кувыркнулся, но тут же вскочил и продолжил бег, роняя черную кровь.

— Живучие, суки! — азартно крикнул Лошадь, открывая огонь из автомата через бойницу кунга.

Я почувствовал, как напряглась Катя.

— Лотерейщик! — выкрикнула она. — Сзади группы! Он… он огромный!

Я перевел взгляд. Из чащи, ломая кустарник, выперлась туша.

Это был лотерейщик. Та самая переходная стадия между бегуном и чем-то серьезным. Обычно они размером с крупного человека, с раздутыми челюстями.

Этот же был выше меня на голову. Его плечи были шириной с дверной проем. Кожа уже начала покрываться роговыми пластинами, намекая на скорую эволюцию в топтуна или даже выше.

Он не просто бежал. Он пер как танк, прикрываясь стволами деревьев от огня каравана. Умный. Мой клиент. Я не мог бросить руль. Машина должна идти в колоне. Но мой Дар не требовал рук.

Я потянулся сознанием к твари. Раньше сознание лотерейщика ощущалось как грязная лужа — наступил и расплескал. Этот же ощущался как болото. Вязкое, густое, сопротивляющееся.

«Стоять!» — ментальный приказ ударил его на бегу.

Тварь мотнула башкой, сбилась с шага, но не упала. Я почувствовал ответный удар — волну дикой, неконтролируемой ярости, от которой у меня заломило зубы.

Он сопротивлялся. Обычный лотерейщик уже валялся бы носом в грязи, а этот только замедлился, рыча и вращая налитыми кровью глазами.

— Глория, бей крупного! — крикнула Катя в рацию. — Молчун его держит, но он срывается!

— Приняла!

«Утес» развернулся. Глория дала короткую, в три патрона, очередь.

Пули ударили монстру в плечо и шею. Брызги костяного крошева и мяса. Тварь взревела, но устояла на ногах!

— Да ты издеваешься! — заорал Лошадь. — Он что, бронированный?!

Я скрипнул зубами. Внутри закипела злость. Ах ты ж падаль перекормленная! Думаешь, ты здесь хозяин?

Я навалился на его сознание всем весом своего раскачанного Дара. Не просто «стоять». Я вбил ему в голову образ капкана.

«Лежать! Мордой в землю! Жрать землю!»

Лотерейщик споткнулся. Его ноги подкосились, и он с размаху, по инерции, пропахал мордой каменистую обочину.

— Есть! — выдохнула Катя.

Глория не упустила момент. Длинная очередь превратила спину и затылок лежащей твари в кровавое месиво. Только когда голову монстра практически оторвало крупным калибром, он перестал дергаться.

Остальных бегунов домолотили стрелки с фур и Лошадь.

— Отбой, — прохрипела рация голосом начальника охраны каравана. — Всем бортам, контроль периметра. Не останавливаться. Повторяю, остановки нет.

Я выдохнул, чувствуя, как по виску течет капля пота. Руки на руле дрожали.

— Ты как? — Катя коснулась моего плеча.

Я показал ей большой палец, но сам нахмурился.

Один лотерейщик. Всего один. А я потратил сил столько, сколько раньше уходило на удержание двух-трех целей. И пулемет его не сразу взял.

— Они здесь другие, — тихо сказала Катя, словно прочитав мои мысли. — Их меньше, но они… концентрированные.

Словно само место накачивает их силой.

Я кивнул. «Уррр…».

Мы приближались к границам Пекла. Здесь законы биологии, к которым мы привыкли у стаба, работали с поправкой на коэффициент смерти.

— Глория, расход? — спросила Катя в рацию.

— Четверть ленты, — отозвалась снайперша. Голос был спокойным, но я уловил нотки напряжения. — Эта тварь… она на рану не реагировала. Болевой порог отключен напрочь. Парни, экономьте патроны. Если тут каждый такой красавец будет, нам цинка не хватит.

Караван полз дальше. Лес становился гуще, темнее. Деревья-исполины нависали над дорогой, закрывая небо. В тени подлеска то и дело мелькали силуэты, но нападать они пока не решались — мощь колонны внушала уважение даже безмозглым тварям.

Пока не решались.

Я смотрел на дорогу, но перед глазами всё еще стояла та картина: пули 12,7 мм, вырывающие куски мяса, и тварь, продолжающая бежать.

Я покосился на Катю. Она сидела бледная, сосредоточенная. Её дар работал на пределе, выискивая угрозы в этом зеленом аду.

— Молчун, — вдруг сказала она, не открывая глаз. — Впереди… Большая масса. Очень большая.

Она стоит на месте. Ждет.

Я напрягся.

— Стая. Но очень организованная. Они перекрыли дорогу. Там… там рубер. И не один.

Я ударил по тормозам, сбавляя ход, но тут же вспомнил приказ: «Не останавливаться».

Рубер. Бронированный танк с интеллектом. Если их там несколько, и они устроили засаду…

Катя нажала кнопку связи с головной машиной.

— «Голове», это «Хвост». Впереди засада. Крупная стая. Руберы.

В эфире повисла тишина. Потом ответил сам Варяг. Голос его был тяжелым, как могильная плита.

— Принял, «Хвост». Видим их в оптику. Танки выходят вперед. Всем бортам — боевая готовность номер один.

Бой начался не с выстрела. Он начался с того, что лес взорвался.

Головной танк Т-72, шедший в ста метрах впереди основной колонны, внезапно окутался облаком огня и дыма. Нет, его не подбили. Он выстрелил.

Ударная волна от 125-миллиметрового орудия ударила по ушам даже сквозь броню и закрытые окна нашей «Шишиги». Деревья на обочине согнулись, сбрасывая хвою.

— Контакт! — заорала рация голосом Варяга. — Прямо по курсу! Танки, фугасным! Отсекать пехоту! «Коробочки», огонь по флангам!

Следом за танком заговорили КПВТ на бэтээрах. Грохот стал сплошным, давящим на перепонки гулом.

— Вижу их! — крикнула Глория сверху. Турель заходила ходуном, и над нашей крышей загрохотал «Утес». -Слева! Они обходят!

Я вдавил тормоз, удерживая машину в строю, но не давая ей уткнуться в задний бампер идущей впереди фуры.

В боковое зеркало я увидел то, что заставило бы поседеть любого нормального человека. Из леса, игнорируя шквальный огонь, вываливалась серая масса.

Бегуны. Сотни. Они текли между деревьями как ртуть, перепрыгивая через поваленные стволы, карабкаясь друг по другу.

Но страшнее всего были не они.

Среди серой массы возвышались фигуры, закованные в черно-багровую броню. Руберы.

Я насчитал троих только в нашем секторе. Огромные, горбатые твари, передвигающиеся на четырех конечностях, как гигантские гориллы в рыцарских латах.

Один из них, приняв на грудь очередь из крупнокалиберного пулемета БТРа, даже не замедлился. Пули высекали искры из его костяных пластин, сбивали куски ороговевшей кожи, но не могли остановить инерцию трехтонной туши.

— Лошадь, правый борт! — скомандовала Катя, сверяясь со своим радаром. — Там чисто, но они могут вылезти из болота! Глория, двенадцать часов! Рубер идет на прорыв к цистерне!

Я посмотрел вперед.

Один из Руберов, проигнорировав танк, видимо, понимая, что ту консервную банку ему не вскрыть, рванул к центру колонны. Туда, где шли самые уязвимые машины — топливозаправщики и грузовики с припасами.

Он двигался зигзагами, невероятно быстро для своей массы.

— Уррр — крикнул я сам себе, точнее, мысленно рявкнул своему Дару. Я потянулся сознанием к этой горе мышц. Удар.

Меня словно кувалдой по лбу огрели. Сознание Рубера было не болотом, как у лотерейщика. Это была стена. Монолитная, черная стена первобытной ярости, отполированная годами эволюции.

Я попытался ухватиться, найти хоть какую-то щель, чтобы вбить клин приказа.

«Стоять!»

Тварь споткнулась. Её повело в сторону, она врезалась плечом в сосну, переломив её как спичку. Но Рубер не остановился. Он тряхнул башкой, издал рев, который заглушил даже стрельбу, и снова рванул вперед.

Я почувствовал, как у меня из носа хлынула кровь, заливая губы. Голова раскалывалась. Моего ресурса не хватало, чтобы взять под контроль такую тварь.

Я мог только мешать.

— Глория, бей по ногам! — прохрипела Катя в рацию, видя, что я «поплыл». -Молчун его тормозит, но не держит!

«Утес» на нашей крыше захлебнулся огнем. Трассеры потянулись к Руберу.

Глория была снайпером от бога. Даже из трясущегося пулемета она умудрялась класть очереди кучно.

Пули ударили твари в колено. Брызнули осколки кости. Рубер взревел, припадая на одну ногу, но продолжал ползти к своей цели — тяжелому «Камазу», идущему перед нами.

В этот момент второй Рубер, которого мы упустили из виду, выскочил из лесу прямо напротив нас.

Он был меньше первого, но быстрее.

— Слева! — заорал Лошадь, открывая огонь из автомата в бойницу.

Тварь прыгнула. Я видел её полет в замедленной съемке. Раскрытая пасть, полная кривых зубов, когти, готовые рвать металл.

Он метил не в нас. Он метил в тот самый «Камаз» перед нами.

Удар был страшным. Рубер приземлился на кабину грузовика сверху. Крыша кабины вдавилась внутрь, как фольга. Лобовое стекло брызнуло осколками.

Грузовик вильнул, потерял управление и на полной скорости ушел в кювет, заваливаясь на бок.

— Твою мать! — выдохнула Катя.

Рубер, стоя на покореженной кабине лежащего грузовика, начал рвать металл когтями, пытаясь добраться до водителя и стрелка. Он вскрывал бронированную дверь, как консервную банку шпрот.

— Огонь по твари! — заорал Варяг в эфире. — БТР-4, прикрой хвост!

Башня идущего позади нас БТРа развернулась. КПВТ рявкнул.

Очередь 14,5 мм — это не шутки. Тяжелые пули ударили Руберу в бок, пробивая броню, вырывая куски мяса.

Тварь взвизгнула, отвлекаясь от грузовика. Она повернула морду к БТРу, и я увидел её глаза. В них не было страха. Только обещание смерти.

— Молчун! — крикнула Катя. — Сейчас прыгнет!

Я знал. Я чувствовал, как пружина в теле монстра сжимается.

У меня не было сил его остановить. Но я мог сбить прицел.

Я собрал остатки воли в комок. Представил, что у меня в руках не ментальные нити, а тяжелый молот.

И ударил им по зрительным центрам твари.

Рубер мотнул головой, дезориентированный. Прыжок получился смазанным. Вместо того чтобы приземлиться на броню БТРа, он пролетел чуть выше и врезался в башню по касательной, срывая с креплений прожектор и антенну.

Он упал на дорогу позади бронетранспортера, крутясь волчком.

Этого хватило. БТР сдал назад, и его колеса — восемь тяжелых, зубастых колес — наехали на пытающуюся встать тварь.

Хруст костей был слышен даже через шум боя. Многотонная машина просто вмяла монстра в бетонку, превращая его нижнюю половину в фарш.

Но верхняя половина была жива! Рубер, лишенный ног, рычал и пытался когтями разодрать днище БТРа.

— Добивай! — орала рация.

Глория развернула «Утес» назад и длинной очередью, не жалея ствола, превратила голову и горб Рубера в кровавое месиво.

Бой стих так же внезапно, как и начался.

Танки в голове колонны дожгли остатки стаи фугасными. Первый Рубер, которому Глория перебила ногу, был расстрелян из гранатометов охраной каравана.

Остальная мелочь — бегуны и лотерейщики — поняв, что вожаки мертвы, а добыча оказалась не по зубам, растворилась в лесу.

Наступила тишина, нарушаемая только шипением пробитых радиаторов и стонами людей.

— Отбой тревоги, — голос Варяга был тяжелым, усталым. — Контроль периметра. Всем доложить обстановку. Медиков к четвертому борту.

Я откинулся на спинку сиденья. Руки на руле дрожали мелкой дробью. Из носа все еще капала кровь, пачкая разгрузку.

— Ты как? — Катя протянула мне влажную салфетку. Сама она была бледной, как мел.

Я вытер лицо.

— Уррр… — "Живой".

Опрокинутый «Камаз» лежал в кювете. Кабина была вскрыта, как орех. Внутри… внутри было то, на что лучше не смотреть. Водитель и стрелок погибли мгновенно, когда многотонная туша рухнула им на головы.

Мы потеряли машину. И двух людей.

И это было только начало «Северной петли».

— Экипаж «Шишиги», — раздалось в наушниках. — Подойти к голове.

Это был голос Варяга. Я переглянулся с Катей.

— Кажется, нас сейчас будут или хвалить, или бить, — нервно усмехнулась она.

— Скорее, запрягать, — буркнула сверху Глория, лязгая крышкой ствольной коробки пулемета — перезаряжалась. — Патронов осталось полкоробки. Если так пойдет дальше, будем кидаться в них консервами.

Я открыл дверь и спрыгнул на бетонку, которая теперь была густо полита черной кровью тварей и красной кровью людей.

Я подошел к головной машине, перешагивая через лужи, в которых радужная пленка солярки смешивалась с густой, быстро сворачивающейся кровью тварей.

Варяг стоял возле первого убитого Рубера — того самого, которого «раздели» гранатометами. Он курил толстую сигару, выпуская дым в сторону леса, и выглядел мрачнее тучи.

— Живы? — спросил он, не поворачивая головы.

— Уррр… — подтвердил я.

— Это хорошо. Потому что у меня минус два человека и минус борт. Груз ценный — медикаменты и электроника. Бросать нельзя.

Он повернулся ко мне и ткнул тлеющим концом сигары в сторону туш убитых монстров.

— Ты, немой, и твоя команда. Вы на фланге хорошо отработали, я видел. Теперь вторая часть марлезонского балета. Потрошите их. Всех троих. Добыча — в общак, ваша доля — стандартная, плюс премия за наблюдательность.

Я кивнул. Работа грязная, но необходимая. В Стиксе оставить споровый мешок невыпотрошенным — это грех похуже убийства. Это расточительство.

— А потом, — добавил Варяг, — помогаете перегружать ящики из перевертыша. Времени у нас — полчаса. Если провозимся дольше, запах крови притянет сюда кого-то, по сравнению с кем эти Руберы покажутся щенками.

Я вернулся к машине, махнул рукой Лошади и Глории.

— Работаем, — коротко перевела Катя, высунувшись из кабины. Сама она осталась внутри — мониторить периметр. Её работа сейчас была важнее нашей: если кто-то подкрадется, пока мы по локоть в кишках, будет плохо.

Мы принялись за дело.

Рубер — это не бегун. У него шкура толщиной с палец, а мышцы жесткие, как дерево. Чтобы добраться до спорового мешка, пришлось поработать топором, разрубая костяной воротник на затылке. Вонь стояла такая, что слезились глаза. Смесь уксуса, аммиака и тухлого мяса.

Я вскрыл первый мешок. Запустил руку, никакого жемчуга там, конечно, не было. У руберов диета попроще. Но то, что я нащупал, заставило меня довольно хмыкнуть.

Спораны. Крупные, налитые, тяжелые. Их было много. Я выгребал их горстями, сбрасывая в подставленный Лошадью мешок. Десяток, другой, третий…

А потом пальцы наткнулись на «сахар». Горох.

В первом Рубере оказалось двадцать горошин. Крупных, желтых, неправильной формы. Во втором — семнадцать. В третьем, том самом, которого раскатал БТР, — целых двадцать шесть и длинные, спутанные нити янтаря.

Янтарь мы тоже срезали — он ценился у знахарей и химиков, из него варили «спек», мощнейший стимулятор.

— Неплохо, — оценила Глория, вытирая окровавленный нож о траву. — На пару сотен споранов потянет, если по курсу сдать.

— Меньше болтаем, больше таскаем, — буркнул подошедший начальник охраны каравана. — Давайте к «Камазу».

Перегрузка была адом.

Опрокинутый грузовик лежал в кювете под неудобным углом. Нам пришлось встать цепочкой, передавая тяжелые ящики с медикаментами из разбитого кузова в подогнанные фуры.

Мы работали молча, в бешеном темпе. Пот заливал глаза, спину ломило, руки скользили.

Рядом, на обочине, лежали тела погибших водителей. Их уже «подчистили» свои же. Оружие, боеприпасы, личные вещи, даже ботинки — всё было снято.

Жестоко? Да. Но мертвым ботинки не нужны, а живым еще топать и топать.

Здесь, на краю Пекла, сентиментальность стоила слишком дорого. Я смотрел на босые ноги мертвеца, торчащие из-под брезента, и думал лишь о том, чтобы не оказаться на его месте.

— Заканчиваем! — крикнул Варяг. — По машинам!

Мы забросили последние ящики, захлопнули борта.

Я бегом вернулся к «Шишиге». Руки были в чужой крови по локоть, отмывать некогда. Просто вытер их влажными салфетками, чтобы руль не скользил.

— Урр? — спросил я Катю, падая на водительское сиденье.

— Относительно, — она была напряжена. — Лес шумит. Они чуют кровь. Много мелких сигналов на границе зоны восприятия. Нам пора валить.

Колонна тронулась. Тяжело, с натугой, урча дизелями, стальная змея поползла дальше, оставляя позади искореженный остов «Камаза» и растерзанные туши мутантов. Пир для падальщиков.

Мы снова заняли свое место в замыкании.

Я посмотрел на одометр. Потом на карту, лежащую на коленях у Кати.

— Сколько? — спросила она.

Я постучал пальцем по карте, в точке, где была отмечена «Цитадель». Пятьдесят километров.

Всего пятьдесят километров отделяли нас от цели. По нормальной дороге — час езды. Здесь — вечность.

Лес вокруг изменился. Деревья стали ниже, уродливее, с перекрученными стволами. Листва приобрела какой-то болезненный, синюшный оттенок.

Мы въезжали в зону влияния Пекла.

Глория на крыше молчала, но я слышал, как она постоянно вращает турель, не останавливаясь ни на секунду.

Лошадь в кунге тоже притих, перестав травить свои бесконечные байки.

Я крепче сжал руль. В кармане лежала наша доля с убитых тварей — небольшая, но честная. Но сейчас меня волновало не это.

Меня волновало то, что, судя по карте, впереди нас ждал мост через реку. Единственный мост на сотню километров. И если твари умнее, чем мы думаем, то они будут ждать нас именно там.

— Уррр… — тихо пророкотал я, переключая передачу.