Как интересно. Письмо оказалось повесткой в областной суд и требовало явиться на заседание в качестве свидетеля к девяти часам. Сейчас уже десять.
— Знаете, что вы мне принесли? — поинтересовался я у курьера.
— Нет, — равнодушно пожал тот плечами. — Если буду интересоваться каждым доставленным мной письмом, то никуда не успею.
— А вы и так никуда не успели. Заседание уже идет, но я о нем только узнал. Нехорошо получается, да?
Курьер развел руками. Раскаяния в его глазах не наблюдалось. Скорее наоборот, на лице было написано: «Скажите спасибо, что вообще принес».
— Хорошо, идите, — отпустил его, получив расписку с указанием числа и времени доставки.
Что ж, попробую успеть. Вряд ли меня сегодня уже вызывал судья, и вряд ли вообще вызовет, но мне нарываться на неприятности, даже на мелкие, нельзя. Я хочу вернуть себе адвокатский статус.
— Да, хочу, — пробормотал я несолидно прыгая вниз через несколько ступенек (к счастью, людей здесь не было). Хотя не знаю, удастся или нет.
Он отбирается навечно, и возвратить его может лишь Император (вот так — ни больше, и ни меньше). Понятно, что он подписывает таких документов сотни в день, но их ему на стол еще надо положить. Ходатайствовать должно лицо из близкого круга государя, поэтому я работаю с адвокатской конторой, почётным председателем которой является Великий князь Батурин.
К их делам он, разумеется, никакого отношения не имеет, и хорошо, если помнит о том, что он где-то председатель. Но если настоящий глава конторы попросит его включить мою фамилию в списки, то для него это займет минуту времени.
Поэтому я часто помогаю адвокатам Батуринской организации. В основном, добываю информацию, которую бумажным путем не получить. В результате меня порой вызывают в суд свидетелем. Господа адвокаты довольны и не устают обещать через два года договориться с Императором. Увы, но быстрее не выйдет, два года — срок минимальный.
Сказать, что мне все это не нравится — не сказать ничего. Раз сто я уже хотел все бросить, но приказывал себе терпеть. Для меня адвокатский статус — знак того, что я живу нормальной жизнью, а не бегаю ночами по грязным московским подворотням с револьвером в руке. Хочется выйти на освещенную дорогу. Я люблю ночь, но боюсь остаться с ней навсегда.
Здание областного суда напоминало крепость. Огромную, неприступную. Даже окна маленькие, словно бойницы. Забор из черных металлических пик высотой метров десять, и ворота, перед которыми бессилен любой таран. Но сейчас ворота открыты. С девяти до шести в суде рабочий день.
Я преодолел один «пропускной пункт», тот, что сразу за воротами, и зашагал по вымощенной красным кирпичом дорожке к зданию. Лучше не торопиться. Уважаемые люди делают вид, что не торопятся.
У входа традиционная статуя Фемиды с весами в руке и с завязанными глазами. Почему ей нельзя хоть одним глазком глянуть, не бросил ли кто на весы пачку денег, не понимаю. Ну да не моего ума это дело. Фемида огромная, железная. Лицо у ней мрачное, безразличное ко всему. Мелкие существа под названием «люди» суетятся у ее ног. Кто они по сравнению с богиней правосудия?
Миновав охрану на входе, поднялся на четвертый этаж. Так, где зал № 4, в котором идет наш процесс? Вот он. Перед дверью — никого. Как я понимаю, все, кто должен был прийти, уже внутри. Поэтому лучше побуду здесь. Если что, меня позовут.
Я сел на лавку и даже решился подремать. Люди тут почти не ходят, никто не увидит. Дни последнее время суматошные, не высыпаюсь. Даже если рано ложусь, все равно сплю плохо. Кошмары — мои верные ночные спутники. Одного меня они не оставляют.
Дверь сарая заскрипела и открылась, в темное помещение проник дневной свет. Молодой парень в очках и в белом халате, сидящий на корточках перед огромной железной клеткой, испуганно вскочил.
В сарай вошли двое мужчин. Первый — крупный, лет пятидесяти, похожий на бывшего штангиста, с грубым и властным лицом. Левую щеку пересекал кривой шрам. За его плечами стоял другой — того же возраста, повыше первого, но худощавый. Он улыбался, а на его пальце поблескивало кольцо с большим драгоценным камнем.
Парень в очках поклонился и замер, не решаясь заговорить первым.
— Как он? — спросил первый вошедший, указывая рукой на клетку, в темном дальнем углу которой лежало какое-то темное существо, напоминающее огромную обезьяну.
— Очень хорошо! — быстро ответил человек в белом халате, явно волнуясь. — Даже лучше, чем ожидалось!
— Выполняет приказы?
— Еще как! Почти без нареканий! Как солдат-новобранец, хахаха!
— Почти? — мрачно прищурился мужчина со шрамом. — Что значит «почти»?
— Иногда медленно понимает, чего от него хотят, но потом все делает! Я не обманываю! Я могу показать! Он спит, но я разбужу его!
— Не надо, — усмехнулся собеседник. — Пусть отдыхает… набирается сил. Они ему скоро потребуются. У тебя на работе все хорошо?
— Да… Никаких проблем…
— Полиция или Имперская безопасность не появлялись?
— Нет… никого не было. Я никому не нужен, хахаха! — нервно рассмеялся парень.
— Можно подумать, они сообщат, что начали тебя проверять, — хмыкнул худощавый. — Как тяжело иногда с этими научными деятелями.
Парень опустил голову и ничего не ответил.
— Ладно, не отвлекайся, — сказал мужчина со шрамом. — Но если что — немедленно сообщай. И напоминаю — еще раз захочешь принести с собой мобильник, не обижайся, будет еще хуже. Что-что, а больно делать мы умеем. По расположению телефона тебя, а значит, и нас, можно запросто отследить. Неужели это так сложно вбить в свою тупую башку?
— Нет, я все понял, больше не повторится, извините пожалуйста…
— Занимайся, — последовал короткий ответ, и пришедшие покинули сарай, закрыв дверь.
Человек в халате облегченно вытер ладонью вспотевший лоб.
Даже не успел задремать, как зазвонил телефон. О… сестра. И по видеосвязи. Что-то случилось. Точно.
— Привет!
Личико встревоженное. Явно не знает, как сообщить мне новости. И еще грохот какой-то доносится из телефона, будто по железу стучат.
— Что у тебя стряслось?
— Понимаешь… — издалека начала Оля, сделав виноватую мордашку, — я три недели назад познакомилась с парнем…
— Можешь не продолжать, — вздохнул я. — Расстались, а теперь он ломится к тебе в квартиру. Пытается таким нехитрым способом добиться взаимности.
— Да! Как ты догадался?
— Работа такая. Кто на что учился.
— Скажи, что мне делать? Он пьяный. И сильный, почти такой же, как ты! Боюсь, он дверь выломает… Звонить в полицию — но ты сам знаешь, как полиция к таким вызовам относится…
— Я в суде. У меня повестка.
— Что же мне теперь⁈ — она не закончила фразу, испуганно оглянувшись на звук в коридоре, съежилась, вобрав голову в плечи и всхлипнула.
— Ждать меня. Сейчас приеду.
— А как же заседание?
— Посадят на десять суток за неуважение к суду, только и всего. Скоро буду.
Я отключился и побежал к выходу.
Насчет десяти суток, конечно, соврал. Даже штрафа не выпишут за первую неявку, тем более, что повестку вручили полчаса назад.
Единственная проблема — восстановление адвокатского статуса. Для этого надо вести себя идеально. Или, по крайней мере, сделать так, чтобы о некоторых поступках не стало известно.
Летел по дороге, как угорелый. Сестра, все-таки. Младшая. Как бы научить ее не связываться с подозрительными личностями? Хотя ей они не кажутся подозрительными, пока не возникают проблемы.
Я поднялся на лифте и пошел на крики и звуки ударов. Какой упрямый, однако. Но дверь, кстати, почти не пострадала. Качественная. Я покупал.
А бывший-то ее — парень крупный. Спортсмен, наверное. Повыше меня, плечи атлетичные. Этим, что ли, пронял слабое женское сердце? Но явно пьяный. Нехорошо пить в середине дня.
— Открой! — кричал он, колотя по двери руками и ногами. — Оля, открой, я не могу без тебя жить!
Моего присутствия он не замечал.
— Можешь, — цинично сообщил я ему, схватив за рукав. — Особенно, если не напиваться.
Парень в бешенстве уставился на меня, однако вырвать рукав не смог, хотя и попытался.
— Ты кто такой?
— Брат Оли. А кто ты?
— Это касается только меня и ее! — свирепо ответил он. — Проваливай!
Разговаривать с ним бесполезно. Можно втолковывать что-то вроде «если не уйдешь, у тебя будут неприятности» и тому подобное, но смысла никакого. И пьяных, и буйных мне довелось повидать немало.
Поэтому я коротко, несильно, без замаха врезал ему кулаком в нос. Голова дернулась, потекла кровь, и парень отступил на несколько шагов, чтобы не упасть.
— Лучше уходи отсюда, — предложил я.
Но никакой пользы слова не принесли.
— Тебе конец, — сообщил он, бросаясь на меня с вытянутыми руками.
Похоже борец. Но тем хуже для него
Наклонившись вниз и вправо, я ударил его навстречу локтем. Удар пришелся в лоб, а не в челюсть, однако и этого оказалось достаточно, чтобы парень рухнул на пол.
Сестра, судя по всему, подслушивала под дверью, поскольку тут же приоткрыла ее и выглянула в коридор. Совсем как лесная белочка высовывается в дупло.
— Что ты с ним сделал⁈
— Ничего особенного. Жить будет.
Парень, будто желая подтвердить мои слова, заворочался на полу и начал медленно приподниматься.
Сестра ойкнула и захлопнула дверь.
Он сел, ощупал голову и осмотрелся по сторонам. От удара парень будто протрезвел. Его лоб быстро приобретал синий оттенок, а ровно посередине набухала большая шишка.
— Где я? — спросил он.
— В Москве.
— А почему на полу?
— Мне пришлось тебя ударить.
— Аааа, — кивнул парень. — но за что⁈
— Ты в пьяном виде ломился к моей сестре, Оле.
— Да? А зачем?
— Кто тебя знает. Давай-ка ты иди отсюда. У меня нет времени с тобой возиться.
— Хорошо, — неожиданно быстро согласился парень, пошел к лифту и уехал. Я глянул вниз — он вышел из подъезда, и, пошатываясь, побрел к метро.
Оля открыла дверь, но на этот раз настежь, выскочила из квартиры и повисла на моей шее.
— Ты спас меня от пьяного чудовища! — драматически воскликнула она. — Но зачем ты ударил несчастного мальчика?
Я раздраженно махнул рукой. С женщинами иногда тяжело разговаривать.
— Перестань дурачиться и как-нибудь разберись, кто он… несчастный мальчик или пьяный громила. А вообще-то меня ждут в суде. Совершенно нет времени. Я поехал. Тебя подбросить в институт или сама доберешься?
— Подбрось! Я боюсь!
— Тогда бегом!
— Конечно-конечно!
Собралась она действительно мигом, и мы помчались. Ее институт находился по дороге к суду.
Поначалу ехали молча.
— Ты не злишься на меня? — виновато посмотрела она на меня, захлопав ресницами и чуть сморщив носик.
— Нет.
— Злишься, — ответила она. — Я вижу. Но сейчас ты меня простишь!
Она поводила пальцем, и в воздухе появилась огромная снежинка. Поблескивая и поворачиваясь, она начала медленно летать по салону.
Оля умеет рисовать иллюзии. В институте это у нее получается чуть ли не лучше всех. Когда мы встречаемся, Оля часто рисует что-то для меня. Знает, что я люблю такие вещи. Жаль, они недолговечны. Пара минут — и все, тают в воздухе, как дым.
— Правда, красиво?
— Очень, — коротко ответил я.
— Вот теперь, вижу, ты на меня точно не сердишься! — она облегченно выдохнула.
Тем временем справа показался институт. Я припарковался и повернулся к своей пассажирке.
— Впредь спрашивай у парней, сохраняют ли они разум, если немного выпьют. А лучше встречайся с трезвенниками.
— Так и буду делать! — проворковала сестра.
Оля — девочка умная. Но когда начудит, притворяется ничего не понимающей школьницей. И на меня это действует. Долго сердиться на нее не могу.
Когда вернулся в суд, узнал, что заседание еще не закончилось. Вызвать меня могли, но в этом случае мне бы позвонил секретарь. Однако пропущенных нет, так что можно опять сесть и попытаться подремать.
Подобие сна длилось довольно долго. Стрелки на часах миновали отметку «шесть», затем «семь», а потом и «восемь»… Затем наконец-то двери открылись, и из зала потянулся народ, в том числе и два Батуринских адвоката.
Крепко за пятьдесят обоим. Невысокие, один седой, второй лысый. Холеные, сытые, довольные собой. Костюмы стоят половину моей «тойоты», портфели в руках из кожи какого-то редкостного африканского зверя.
Судя по их довольному виду, все хорошо. Неужели дело выиграли? Когда они, улыбаясь, подошли ко мне, догадка подтвердилась. Действительно, выиграли. Суд закончился, причем раньше, чем предполагалось, больше заседаний не будет. Одна фирма хотела не дружественно поглотить другую, та, в свою очередь, не дружественно отбивалась и старалась доказать, что деятельность первой ведется незаконно.
Наша — вторая. Наша потому, что она нас наняла и платила деньги. А так, если откровенно, сволочи работали как в одной организации, так и в другой. Мораль у руководителей напрочь отсутствовала. Они ее отбросили, как вылезшие миллионы лет назад на сушу рептилии хвост. Он мешал быстро бегать и пожирать себе подобных. Атавизм, если говорить научно. Сейчас атавизмом обычно является совесть.
Я готовил часть материала к процессу, но узнав, что к чему, был готов все бросить. Ради чего защищать этих людей? Ах, да. Ради денег, совсем забыл. Миром правят деньги. Но если верну адвокатскую лицензию, никогда таким заниматься не буду. Пусть жрут друг друга, как пауки в банке. А как они это сделают, не дружественно или по взаимному согласию, мне без разницы.
— Мы большие молодцы, — заявил лысый адвокат Андрей Петрович.
— Все втроем! — поддержал его седой Михаил Борисович. — Вы, Павел, нам очень помогли. Поэтому предлагаю сейчас поехать с нами и отметить нашу победу.
Я попытался отказаться, но они насели. Значит, без вариантов. Их повезли к дорогущему ресторану на конторских автомобилях. Я же добирался на своей. Правда, ее придется оставить на стоянке у ресторана. Без алкоголя там не обойтись.
Ненавижу рестораны, но этот, под названием «Небо», мне нравился (пока со стороны, потому что я в нем никогда не бывал). Он располагался на крыше высоченного здания и с него открывался потрясающий вид на Москву. А вечерний город — зрелище удивительное. Особенно, когда столик оказывается у окна.
Пока сделали заказ, пока обсудили, как шло дело, темнота поглотила город, оставив лишь огни. Там светится Красная площадь, там — Императорский дворец, а вон там — Москва-река. По вечерам над ней частенько запускают салюты, и сегодняшний день исключением не оказался.
Полетели над водой горящие птицы, драконы, расцвели сверкающие сады, огромное чудовище съело луну… Великолепно, что и говорить. Но мне надо не отвлекаться, а принимать участие в беседе. А то получится некрасиво.
— Император, — осторожно произнес Андрей Петрович, понизив голос и оглянувшись по сторонам, проверяя, не слышит ли кто его, — человек хороший, но он на-и-вен! Пытается что-то сделать, что-то изменить, но не доводит до конца, и получается ерунда! Дальше будет только хуже, ему уже сорок лет! Люди в таком возрасте не меняются!
— А чего вы хотите от человека, который всю жизнь провел среди дворцовых стен? — согласился с ним Михаил Борисович. — Он только советников слушает. А те свои интересы продвигают. Где ему столкнуться с реальностью? Если только любовницу заведет из простых, а та ему во время процесса что-нибудь и поведает, хахаха.
— Любовниц у него каких только нет, но делу любовь не помощник! Ручаюсь, он и на сотую долю не знает, как живет народ! Тем более, за пределами Москвы!
— Особенно мне нравится, — хмыкнул Михаил Борисович, — как Император хочет обуздать князей. То требует принять законы, ограничивающие права аристократии, то сам же вносит в них поправки, после которых эти законы становятся бессмысленными.
— Будем надеяться, что нашего почетного председателя нововведения не коснутся. Хотя представляю, сколько мерзостей про него говорят Императору.
— Нет причин для волнения, он в этой воде плавать умеет. И сам скажет Императору все, что знает… и все, что не знает, хахаха! Там иначе нельзя. Сожрут!
Затем у Михаила Борисовича зазвонил телефон.
Выслушав собеседника, он недовольно поджал губы и хмуро посмотрел на нас.
— Вадим сейчас приедет.
М-да. Похоже, видеть Вадима они явно желанием не горели, а я, наоборот, обрадовался. С ним намного проще. И веселее.
Барон Вадим Горчаков был немного старше меня и обеспечен деньгами на миллион лет вперед. Это было наследство, оставшееся от его папочки, который владел несколькими заводами и какими-то акционерными обществами. Сам же Вадим по жизни особо не напрягался.
В производственные дела он не влезал, отдав их на откуп управляющим, ведь эта рутина так не интересна! Поэтому практически все его время занимали кабаки, карты, охота, новые девушки и другие развлечения.
Но, на удивление, невзирая на все свои аристократические привычки, он зарекомендовал себя неплохим человеком. В свое время я оказал ему небольшую помощь, и он этого не забыл — тут же свел меня с коллегией Батурина, чтобы я попробовал вернуть адвокатский статус.
Его можно было назвать приятелем, но не другом, Настоящих друзей у меня в этом мире как-то и не появилось. Приятелей и знакомых — много. Однако на нынешний момент именно Горчаков был, скажем так, ближе всех к этому определению. Он легкий в общении человек. Иногда даже чересчур. И смелый. Не боится никого и ничего. Любит адреналин и риск… не то, что я. Мне адреналина в работе с головой хватает.
Барон появился через пятнадцать минут. Высокий, черноволосый, худой, с длинным носом. В его внешности есть что-то южное, хотя взяться ему неоткуда — все предки и родственники хорошо известны. И как обычно, модный прикид. Молодежный. Классические костюмы мой приятель терпеть не мог.
— Ну что, — широко улыбнулся он, поздоровавшись со всеми, — победили супостатов в героической битве при областном суде?
— Победили, — кивнул Михаил Борисович, — хотя схватка была нелегкой.
— Это надо отметить! — он подозвал официанта и сделал заказ.
После того, как его принесли, народ расслабился. Да и в обществе Горчакова серьезным оставаться трудно, даже если ты солидный адвокат. Как обычно, через короткое время Вадим стал очень шумным.
— Граф Делицын — негодяй, каких свет не видывал! — почти кричал он, не реагируя на то, что мы просили его вести себя потише. — Записывает в книжечку, кто его чем обидел или просто криво посмотрел. Ненавижу мелочных людей! И жена у него такая же. Хотя до свадьбы была другой. Как говорится, с кем поведешься…
— Его друг Ирецкий еще хуже, — вскользь заметил Михаил Борисович.
— Про это существо я и говорить не хочу, — поморщился Вадим. — Хотим мы признавать или нет, но чем дальше от Москвы, тем больше дикости. Устроил в имении порку крестьян! У нас что, семнадцатый век на дворе?
— Государь взял дело на личный контроль, — возразил Андрей Петрович.
— И правильно сделал! Иначе бы Ирецкий занес десяток миллионов в прокуратуру и вышел сухим из воды! А так — лишится титула и посидит в Петропавловской крепости с мышами и тараканами несколько годиков, подумает.
— Из-за таких, как он, с каждым годом все сложнее решать вопросы, — тяжело вздохнул Михаил Борисович. — Как хорошо было раньше. А сейчас все идет к тому, что закон будет один для всех — что для князей, что для народа, все привилегии исчезнут.
— Это замечательно! — воодушевился барон Горчаков. — Да здравствует свобода, равенство и братство! Наполним наши рюмки, господа!
Господа мрачно переглянулись, но перечить не стали.
Через пару часов настало время расходиться.
Мне заплатить за себя не дали, поскольку я был приглашенный. Адвокаты уехали на тех же конторских автомобилях, а Вадим, как выяснилось, прикатил сюда на такси.
— Подбросишь меня? — спросил он и назвал адрес.
— Я, как бы, не совсем трезв!
— Не бойся гаишников, — ухмыльнулся Вадим. — Я пока что при деньгах и при титуле. Великое время торжества законов, к счастью, пока не настало.
Пришлось везти. Не так быстро, как обычно езжу. Очень не хотелось задеть чью-нибудь машину, хотя пьяным я себя не чувствовал.
— К девчонке направляешься? — поинтересовался я.
— Конечно! Хороша, сил нет! Балерина! Какое тело, какое тело… Немного костлявое, но изумительное.
Потом он повернулся ко мне.
— Я чего сюда приехал-то! Вопрос, на самом деле, серьезный. Даже звонить не стал! Через неделю или около того в Москву вернется человек, ты его не знаешь, он очень силен в оккультных науках. Доверять ему можно, хотя спецслужбы, как я слышал, сейчас интересуются всеми, так или иначе связанными с магией. Почему — кто знает. Не удивлюсь, если Император считает их опасными для государства. Так вот, я рассказал о твоем «даре», он очень заинтересовался и ответил, что хотел бы познакомиться с тобой. Ты можешь помочь ему, а он — тебе. Как идея?
— Почему бы и нет? — кивнул я. — Если человек надежный.
— Меня пока не подводил, — заверил Вадим. — Вот тут останови, немного пройдусь пешком, освежусь. Надо разогнать кровь, потому что организму сейчас предстоит большая нагрузка.
— Пока, — засмеялся я. — Успехов в твоем нелегком труде.