Тиран Золотого острова

Глава 14

Феано положила в люльку маленького сына, который рос на удивление спокойным и крепким мальчишкой. С тех самых пор, как у него прекратил болеть животик, он почти не доставлял беспокойства. Только ел и спал. Надо сказать, дочь кузнеца уже вполне освоилась со своей новой ролью. Она наложница царя, но не рабыня, а свободная и небедная дама, а ее сына признали по всем правилам. Он будущий царь, и это моментально выделило Феано среди прочих, оградив непроницаемой стеной ненависти. Другие рабыни люто ей завидовали, особенно потому, что прибрала она Менелая к рукам так крепко, что все просто глазам своим отказывались верить. Незаметно дом перешел под ее руку, да так, что басилей нарадоваться не мог, что с него упало это бремя. Царицы в Спарте не было, а потому Феано, как самая знатная из женщин дома, незаметно взяла хозяйство в свои руки. Она оградила Менелая от любых новостей, и теперь почти все они шли через нее, проходя жесткий фильтр. Поначалу некоторые рабы из старых пробовали было поднять голос, да только заткнули рты, когда их поколотили собственные товарищи, подкупленные новой хозяйкой. Менелая все устраивало, а терета, управляющий полями и царским скотом, в ее дела больше не лез. Она с готовностью показывало ему все, что он хотел, а поскольку честность Феано оказалась безукоризненной, он поневоле встал на ее сторону. Ему тоже надоели дрязги бесконечные служанок, с которыми должна была разбираться хозяйка дома. Да и полотно, выходящее из царской мастерской, стало куда лучше по качеству. Бывшая рабыня спуску не давала никому, и как только видела пропущенные нити, виновная получала несколько пощечин. Ее теперь было от полотна не оторвать, она его только что не обнюхивала. Феано и сама себе не могла признаться, что ей очень нравилось бить других по щекам. Так, как ненавистная мачеха била когда-то ее саму. Никакое другое занятие не приносило ей такого удовольствия.

Хотя… пожалуй, нет. Было еще кое-что. Почти весь свой досуг Феано посвящала тому, что держала в поле зрения не только всех симпатичных баб на день пути от Спарты, но даже и тех, кто обещал вырасти таковыми. И она прилагала все усилия к тому, чтобы они либо не попадались на глаза ее повелителю, либо начинали выглядеть хуже, чем могли бы. Так, в тяжелой конкурентной борьбе она добилась того, чтобы одну рабыню продали из-за скверного полотна, выходившего из-под ее руки, а вторую выдали замуж в деревню, где она за пару месяцев на палящем солнце превратится в тощую головешку. Сейчас вроде бы у нее все получилось. Она вычистила дворец от потенциальных соперниц, а Менелая ублажала в постели так, что тот только щурился, как обожравшийся пес. И лишь одно не давало девушке покоя. Тиран Эней, ее покровитель, был так далеко, что и не выговорить. Феано, прикованной к этой захолустной дыре, нечем покупать его милость. Да и сведения передавать тоже непонятно как. Купцы на Сифнос ездят, дай боги, если раз в год. Того и гляди забудет он про нее, и тогда она вновь останется в одиночестве против всего мира.

— Почтенный Кадм, — сказала она, когда купец в очередной раз появился во дворце, чтобы забрать ткани на продажу.

— Да, высокородная, — осторожно ответил купец, для которого стремительное возвышение бывшей рабыни стало некоторой неожиданностью.

— Когда будешь на Сифносе, будь добр, передай тирану Энею, что его родственница Феано тоскует, не имея возможности поклониться богам своего народа. Если он устроит подобающий его достоинству храм, как это водится в Вилусе, то я непременно приеду туда, чтобы поклониться им.

— Храм? — почесал затылок купец. — Но у нас здесь нет никаких храмов. И даже в самих Микенах нет. Жертвенники есть, и все.

— А там, откуда я родом, они есть, — пояснила Феано. — И я тебе скажу, никакого сравнения с тем, что здесь. Вот ты как думаешь, кого бог послушает? Того, кто ему лепешку на костре сжег или того, кто ему красивый дом построил?

— А, ну да… — ответил, подумав, купец. — Оно конечно. Непременно передам, высокородная. Кстати, я когда на острове том был, удивлялся еще. Железо плавят, корабли строят, шахты копают. Там горы лысые уже, леса не осталось, почитай. Где они уголь берут?

— Так передай тирану, — стараясь не закричать от восторга, сжавшего сердце, ответила Феано, — что я, его преданная родственница, этим углем его по самую макушку завалю. Понял? И совсем недорого. У нас в Спарте леса мало, что ли?

— Да, высокородная, — поклонился купец. — Я передам тирану каждое ваше слово, без малейшего изъятия.

Спартанский купец удалился, сжимая в кулаке очередной браслет, а я, передав с ним подарки для Феано, погрузился в глубокие размышления. Получалось так, что неграмотная девчонка видит и понимает то, что не видят и не понимают другие. И я в том числе.

Храм! Первый храм в этих землях по примеру святилища в Делосе. И как я сам не догадался! Да одно это поставит меня так высоко, что остальным царям никогда не дотянуться. Здесь уже лет пятьдесят не строят ничего монументального. С тех самых пор, как стало чуть холоднее и почти прекратились дожди. Мне не нужен размах, как в Парфеноне. Достаточно просто большого, красиво украшенного здания и нескольких одержимых, которые будут наперебой кричать по всем портам Великого моря, что они помолились здесь, и после этого у них поперла удача в делах. А кому помолились, кстати? Аполлону, как в моей реальности? Тут его не знают. Это восточный божок, ничуть непохожий на поздний извод самого себя. Зевсу, который сейчас Диво? Не факт, он сейчас на вторых ролях. Великой Матери? Ее пока почитают здесь, но потом забудут. Посейдону? Точно! Ну, конечно же! Тем более что он сейчас повыше бога Диво стоит. Здесь пока еще только зачатки мифологии складываются, и привычной иерархии богов не существует. А если я его с одним из бесчисленных Баалов объединю, то это же ого-го! Сюда еще и финикийцы попрут!

Решено! Храму быть! Ну, бог Поседао, держись! И окрестные басилеи держитесь тоже! Вся божественная благодать моя!

Настроение у меня стало просто радужным, а на фоне открывающихся политических перспектив поставка бесконечных объемов древесного угля казалась теперь сущей мелочью, хотя мы на Сифносе лес уже почти под ноль свели. Я уж думал сам ехать договариваться, а тут вон как удачно все получилось.

— И ведь до чего умна! — удивился я, смакуя каждое слово, переданное мне купцом. — Надо же было так сказать: «я буду безутешно молиться за господина своего Менелая, который с первыми весенними ветрами поплывет в Трою. Я принесу жертвы и за две сотни знатных спартанцев, что пойдут вместе с ним, и за две сотни аргосцев, и за полторы сотни мессенцев и аркадян. А еще за фиванцев, саламинцев, ионийцев, локров и многих других. За все пять тысяч славных воинов на ста кораблях». Песня просто! Всех вломила и непойманной осталась.

Я встал со своего трона и, насвистывая, поднялся на стену. Я через купца передал, чтобы она грамоте научилась. Вот смеху будет, когда она мне письмо пришлет. Тут ведь простые люди читать и писать не умеют. Это божественное умение, которое нужно исключительно для учета кувшинов с маслом и трудодней каждого из рабов. Здесь нет литературы и научных знаний, а потому и записывать больше нечего. Дикие места, не в пример Вавилонии, Египту и стране Хатти, царствие ей небесное.

Я всмотрелся вдаль. Там, на просторе, раздавались мерные удары барабанов. Гребцы учились ворочать веслами, а кормчие, раскрыв рты, слушали критянина Кноссо, который уже рассказал им кое-что о здешних ветрах и мелях, став непререкаемым авторитетом. Я, грешным делом, думал, что только наши дарданские проливы коварны, но я ошибался. Все Эгейское море такое, потому-то пираты, досконально знающие свой клочок родных вод, почти непобедимы.

— Храм… Храм… — думал я, поворачиваясь по сторонам. — Да где же тебя поставить-то? В порту, чтобы клиентура не утруждалась, сбивая ноги на камнях? Или, наоборот, гнать всех в горы, чтобы прочувствовали как следует?

Я повернулся налево, чтобы обозреть открывающиеся красоты, потом направо, а потом меня озарило.

— На мысе у порта и построим, — решил я. — Пусть наш храм заодно и маяком поработает. Плюс сто в карму! И плюс корабли мне в гавань! А из чего бы его построить? Из мрамора, конечно! А где у нас мрамор? На Паросе! Значит, по весне, когда эпические герои пойдут на свою последнюю войну, я отожму Парос и Наксос заодно. В тех водах миграция тунца идет, а это значит, что Парос обречен. Он мне нужен позарез. Действительно, а чего теряться? Кто мне помешает-то? Агамемнон, что ли? Так он надолго застрянет под Троей. Но, с другой стороны, он же потом вернется.

Да, Агамемнон — это проблема. Он этого точно не потерпит. Надо с ним что-то решать. И я снова погрузился в размышления.

Оказывается, если отвезти в Египет не оружие, а кирки, простые топоры и долота, то заработать можно даже больше. Потому как возни с этим товаром меньше, и он всегда нужен. Как ни крути, а стрела — изделие тонкое, ее абы кто не сделает. А у великого царя Рамзеса свои мастерские имеются, потому-то большого объема туда не протолкнуть. Остается работать кузнецами для египтян, поставляя наконечники. А это уже совсем не тот заработок. Так мне в один голос заявили Кулли и Рапану, разнюхавшие тамошнюю конъюнктуру. И еще, если поплыть в Пер-Рамзес не вдоль берега, через Родос и Кипр, а напрямую, обогнув восточное побережье Крита, то можно управиться дней за десять в одну сторону вместо полного месяца. А учитывая, что скоро навигация остановится до начала марта, это для нас критично. Отчаянные парни ходят по морю и в декабре, но делают они это у побережья Африки, где куда теплее.

Еще один удачный рейс для нас — это сытая весна, а весна — то самое время, когда пойдут на юг косяки тунца, которых здесь пока еще бьют гарпунами с лодок или ловят убогими сетями. Это я исправлю. Тунец — это жизнь для тысяч людей, благо соли у меня просто завались. Ее выпаривают из морской воды прямо на солнце. Но это будет весной, а пока мне позарез нужен еще один караван судов, загруженных амфорами с пшеницей и ячменем. Дело осталось за малым: требуется надежная база на восточном побережье Крита, до которого от Сифноса два дня пути.

Мы тронулись в путь целым флотом. Три биремы, кораблик критянина Кноссо, который поклялся мне в верности своими богами, и караван купцов, нагруженных всем, чем можно: от расписной керамики и обсидиана до амфор с вином и оливковым маслом, которое здесь было превосходным.

Критянин и впрямь стал бесценным приобретением. К стыду своему, по сравнению с ним мы казались пастухами, никогда не видевшими моря. Ему, чтобы понять принцип работы косого паруса, понадобились считаные часы. Он шептал что-то на своем древнем наречии, гладил ладонью раздувшуюся под напором эфира ткань, а потом слюнявил грязный палец, поднимая его вверх. Ветер явно не был попутным, но корабль бодро бежал вперед, и это его поначалу удивило. Купцы тоже не стали теряться. Они переделали паруса на косые, попросту подтянув край. Не то, конечно, но уже существенно лучше, чем раньше. Видимо, я потеряю монополию на это изобретение, и очень скоро.

В первый день мы заночевали на берегу Санторини, разорив селение пиратов-ахейцев и спалив их лодки, вытащенные на сушу. А вот к полудню дня второго оказались в месте, которое бередило в моей памяти слово Сития. Я туда на машине ездил, когда посещал минойские руины в Палекастро и Като-Закрос.

— Итан! — весело оскалился Кноссо, который после того, как прошлым вечером лично перерезал глотку какому-то старому знакомому, пребывал в приподнятом настроении и всем своим видом показывал, что жизнь-то налаживается. Да, мы на месте. Славный портовый город античности возникнет здесь позже, а пока это обычное селение этеокритян, название которых с языка ахейцев переводилось как «критяне истинные».

Он пересел на свой кораблик и помчал к берегу, пока бабы с детьми не разбежались по окрестным горам, а мужики не ввязались в перестрелку. Тут, по его словам, жили свои. Свои для него — это исконные хозяева острова, а не ахейцы и пеласги, прогнавшие критян из их домов. Он передаст здешнему вождю заверения и клятвы, что мои люди здесь даже горшка битого не тронут.

Деревня, стоявшая на берегу лагуны, не примечательна ничем. Каменные домишки простонародья, крытые тростником, и большой дом здешнего басилея, где второй этаж выложен из обожженного на солнце сырцового кирпича. Этот дом квадратный, с внутренним двориком. Первый его этаж — загон для скотины и склад, второй — жилой. Тут строят так с незапамятных времен, с тех самых, когда на Крите еще умели покрывать фресками стены. Сейчас здесь делать этого не умеет никто. Бывшие утонченные эстеты, купающиеся в бассейнах с горячей и холодной водой, превратились в рыбаков и пахарей, пастухов и пиратов. И им точно не до фресок и не до игр со священными быками. Большую часть своего времени они посвящают тому, чтобы просто выжить.

Местный владыка чиниться не стал и принял нас сразу. Немолодая тетка в длинном, расшитом пеплосе, отделанном тесьмой, пригласила нас во внутренний двор, благо вечерний ветерок уже принес с собой долгожданную прохладу. Наступило то благословенное время, когда дух раскаленной за день земли скрывается соленым запахом моря. Я люблю здешние вечера.

Ячменные лепешки и рыба. Таково было угощение царя городка Итан, правившего гигантской территорией на полдня пути во все стороны. Седой мужик, с чисто выбритым по критскому обычаю лицом, откликался на имя Арксад. Его волосы, украшенные лентами, густой волной спадали на спину. Но, несмотря на это, впечатление он производил серьезное, как и Кноссо, который относился к нему с некоторым пиететом.

— Прими мои подарки, славный Арксад, — я протянул ему очередную порцию серебряных браслетов, золотой обруч на шею и отменное копье с железным наконечником, в которое он вцепился с непосредственностью маленького ребенка.

— Дары богатые, — сказал он наконец и честно признался. — Я не смогу одарить тебя так, чтобы это было соразмерно. У меня нет Золотого острова, как у тебя.

— Одари меня своей дружбой, — ответил я. — И мы будем в расчете. Стань моим гостеприимцем. В той земле, откуда я пришел, такие узы священны. Они ближе, чем родственные. У нас скорее обидят брата, чем того, кто преломил с тобой хлеб.

— Чего ты хочешь от меня, тиран Эней? — прямо спросил Арксад, который дураком отнюдь не был. — Я не стану воевать за тебя. Такая дружба сделает меня врагом с теми, кто живет на закат отсюда. Мне невыгодна такая вражда, я могу не вынести ее. Ахейцы Крита ненавидят тебя, это все знают. Здесь новости идут с той же скоростью, с какой ветер наполняет паруса наших кораблей.

— Я воюю за себя сам, — улыбнулся я. — И я не боюсь рыбаков, которые возомнили себя повелителями волн. Мне нужен проводник по этим водам, нужен приют для моих купцов, и тот, кто даст им спокойный сон. И здесь, на северном побережье, и на восточном, у руин древних дворцов. Я буду давать за это железное оружие для мужчин и украшения для женщин. Ты будешь сыт и силен, а твоя жена будет хвастаться новыми серьгами перед соседками. С хорошим оружием ты надерешь задницу ахейцам и возьмешь себе их поля и скот.

— Это мне подходит, — весело оскалился Арксад. — Хорошая сделка! Мы не тронем твоих людей, а ты будешь давать нам за это железо и золото. Мы договорились, Эней! Я клянусь Ванакой, Великим Богом, творцом сущего, и девой Бритомартис, покровительницей морских охотников, что не трону ни твоих людей, ни их добра. Они будут гостями в моем доме, под защитой наших богов и наших обычаев.

— Я клянусь богом Поседао и Апалиунасом, покровителем моего рода! — поднял я правую ладонь. — И ты сам, и любой, кто ходит под твоей рукой, будете желанными гостями в моем доме. Никто не обидит вас и не тронет вашего добра, а если и тронет, то я возмещу взятое, а обидчика примерно накажу.

— Друзья! — протянул руку вождь. — Выпить надо за это.

— Выпьем, конечно, — согласился я. — Я вернусь весной, когда день станет равен ночи. Собери, славный Арксад, других царей острова на пир. Я приеду с подарками.

— Ты имеешь в виду истинных царей? — насупился критянин. — Мы не знаемся с данайцами, которые живут сейчас у священной горы Ида и в Кноссе. Царь Идоменей — враг нам.

— Только критяне, — успокоил я его. — Я и сам не люблю ахейцев. Уж слишком их много. Надо бы сделать поменьше.

— Да! Точно! — заревел Арксад и полез обниматься.

Вот теперь мы с ним настоящие друзья. Здесь дружить просто. Дари подарки, наливай вино и говори то, что хотят слышать эти люди. И тогда они твои… Ровно до того момента, пока им самим это выгодно.