Купец Кулли отлично знал, что такое ипотека. Правда, в Вавилоне долг под залог недвижимости называли по-другому, но смысл оставался тем же. Дом можно было и заложить, и выкупить потом. Так делали издревле. Но вот получить свободу в ипотеку… С таким Кулли пока не сталкивался. Он вспоминал последний разговор с хозяином.
— Ты не понимаешь! — господин уже начинал сердиться. — Это у вас в Вавилоне раб может быть купцом, врачам или строителем, и жить при этом припеваючи. Здесь раб — не человек, он вещь! Понимаешь? Вещь! Да, где-то в сельской глуши его могут посадить за общий стол и считать младшим родственником, но в городах все совсем не так. С рабом не будут вести дела, потому что его слово ничего не стоит. Ты подпишешь договор с собакой? А с вон тем кувшином? Одно дело быть пленником, который выплатил за себя выкуп, а совсем другое — рабом, которого отпустили на волю. Пленник рабом не считается. Он свободный человек, которому просто немного не повезло в жизни. Вот ты и станешь таким пленником.
— Но у меня же нет серебра на выкуп, — покорно смотрел вниз Кулли, который нехотя признал правоту хозяина.
— Ты будешь свободным, но останешься моим должником и слугой, — пожал плечами Эней, и Кулли проникся новым для себя знанием. Он прямо как тот дом, на который наложено обременение и подписан договор на глиняной табличке. Удивительное ощущение!
Кулли очнулся от воспоминаний, получив чувствительный тычок в бок. Сфанд, командир карийских наемников, склонился над ним, закрывая солнце.
— Эй, купец! — заявил кариец. — Под парусом идем, парням скучно. Рассказал бы чего, а?
— Это я могу, — кивнул Кулли, и гребцы навострили уши. — Так вот, торгую я однажды на рынке и вижу бабу красоты неописуемой. Сиськи — во! Что твоя голова! И в золоте вся. За ней сзади служанка идет и крепкий раб. Непростая баба, думаю, раз с такой свитой на рынок пошла. Наверное, писца какого жена, или купца богатого. Ну, думаю, вот бы к ней подкатить половчее. Закрыл я лавку, проследил, где она живет, а потом поспрашивал у людей, чей это дом. Оказывается, и правда, купца богатого дом, а купец тот уехал в Каркемиш за грузом тирского стекла. Ну, думаю, порадуюсь я сегодня.
— И что было дальше? — жадно спросили парни, сгрудившиеся вокруг.
— Прихожу я к ее дому вечером, прямо перед первой стражей, — Кулли взял длинную паузу и осмотрел публику, которая слушала его с детским любопытством, — стучу в дверь и говорю рабу: «Я знаменитый заклинатель духов Набу-Энлиль. Духи велели мне прийти сюда и изгнать зло, поселившееся в этом доме». Ну, слуга, понятное дело, перепугался до икоты и побежал к хозяйке доложиться, а я за ним иду с амулетом в руке. Захожу в спальню, а там кто-то из окна вылезти пытается. Голый! Окно маленькое, жопа большая, он и застрял.
«Вот оно, зло!» — ору я. — «Духи велели изгнать его!» — И давай дубасить прямо по заднице. Он в окно и вывалился, а жена того купца, тоже голая, падает мне в ноги и голосит, что я спаситель ее. И что я от злого духа ее избавил. А потом два сикля серебра мне сует, за изгнание того духа, значит. Сказала, что проник он к ней в окно в виде птицы Зу, орла с львиной головой, а потом обратился в доброго молодца и в постель залез. А поскольку она своему мужу верна, то такое только промыслом злого духа и могло случиться. А вообще-то она женщина высоконравственная и уважаемая, хоть кого спроси! Она в храм Иштар, голову в знак смирения веревкой повязав, еженедельно ходит, чтобы богиню славить. И она там не одному паломнику отдается, как остальные нерадивые прихожанки, а не меньше чем троим подряд, потому как набожна очень, и великую богиню почитает всей душой.
— Так мы не поняли! — жадно спросили гребцы. — Она тебе дала или нет?
— Не-а, — сожалеюще развел руками Кулли. — Не дала. Говорю же, она мужу не изменяет. Очень порядочная баба оказалась.
— А жопа в окне? — не поняли гребцы.
— Это был злой дух, — с самым серьезным лицом ответил Кулли. — В виде птицы Зу. И я за два сикля серебра его изгнал. История, в общем-то, об этом была.
— Не нравится! — возмущенно заорали парни, которые остались недовольны финалом. — Другую историю рассказывай! Там, где баба дала!
— Ну, слушайте, — вздохнул купец.
— Погоди! — остановил его Сфанд, который все же суть истории уловил. — А что в Вавилонии с гулящими женами делают?
— Да в Евфрате топят, что же еще, — отмахнулся от него Кулли. — А у вас не так разве? Так вот! Иду я, значит, из лавки домой, и вижу молоденькую жрицу богини Инанны…
Рапану горделиво выпятил грудь. Он впервые провел целый караван до самого Египта. Отец гордился бы им. От Сидона до Пер-Рамзеса — неделя неспешного хода, и если бы не две попытки нападения, они даже заскучать не успели бы. Первыми напали ахейцы с Кипра, а потом, когда проходили окрестности хананейской Газзаты[4], им навстречу бросилась целая стая лодок, забитых тамошними пеласгами. Они понемногу просачивались на эти земли, селясь промеж гарнизонов египтян[5]. Если бы не корабли с охраной, караван нипочем не прошел бы те воды. Когда на корабле два-три десятка лучников, то морские разбойники предпочитают бежать, а то и вовсе не вступать в бой. Стражники засыпали нападающих ливнем стрел, и те, потеряв многих, развернулись и ушли к берегу. Они поищут добычу попроще.
Сейчас стоит время Шему, или время Засухи. В Египте нет весны, лета, зимы и осени. Здесь эти понятия не имеют смысла. Тут время течет совсем по-другому, оно подчинено ритму Нила, дающего жизнь этой земле. Потому-то здесь знают лишь время засухи, время всходов и время высокой воды, когда половина страны превращается в огромное озеро.
Время Шему — это пора сбора урожая и, судя по тому, что Рапану видел с борта корабля, урожай в этом году был хорош. Голые крестьяне, копошившиеся везде, куда ни кинь взгляд, даже пели за работой. Раз есть пшеница и бобы, значит, еще год жизни отпущен народу Земли Возлюбленной. Видимо, фараон Рамзес хорошо чтит своих богов, и они благоволят ему. Не то, что его предшественнику Мернептаху, в правление которого страна голодала десять лет кряду, а потом налетели «северяне, пришедшие отовсюду»[6], и Египет едва отбил их набег.
Время Шему узнать легко. Сейчас Египет желто-серый, а зелень его садов становится блеклой и тусклой. Ветер несет из пустыни тучи песка, а крестьяне спешат убрать урожай, со страхом и надеждой поглядывая на жрецов, проверяющих показания ниломеров. Вот-вот пойдет высокая вода, которая сюда, в Дельту, докатится на месяц позже, чем в южные септы. Там Нил уже вовсю заливает освобожденные от посевов поля, заполняя земляные клетки, которыми крестьяне пытаются задержать живительный ил, напитанный бесценной влагой.
— Вот он какой, Пер-Рамзес, — прошептал стоявший рядом Кулли, невольный спутник Рапану и партнер. Господин навязал его, и молодой купец всю голову сломал, размышляя, как бы избавиться от общества вертлявого, болтливого вавилонянина, который потешал экипаж своими бесконечными рассказами, как правило, весьма похабного свойства.
— Да, вот оно, сердце мира, — Рапану повел по сторонам с таким величественным видом, как будто этот город построил он сам.
Длинная зубчатая стена с округлыми башнями опоясывала столицу, построенную Рамзесом Великим лет сто назад. Город соединял Египет с Ханааном, и из него куда проще отбивать набеги ливийцев, налетающих из пустыни. А еще здесь не так сильны фиванские жрецы, который подмяли под себя весь юг страны. Цоколь крепостной стены построен из гранитных камней, которым не страшно подтопление. Внешняя и внутренняя часть выложена из блоков известняка, привезенного сюда баржами с юга, а пространство между ними забито окаменевшим нильским илом, перемешанным с соломой.
— Великий Мардук! Помоги мне! — шептал Кулли, который, хоть и привык к исполинским стенам городов Междуречья, оказался впечатлен не на шутку. Он, проходя через ворота, посчитал шаги. Семнадцать шагов толщина стен! Семнадцать!
— На тот конец города полдня добираться[7], — просветил его Рапану, — поэтому мы туда не пойдем.
— А что там? — жадно спросил Кулли, показывая вдаль, где возвышались уступы огромного здания с колоннами.
— Там Великий Дворец, — охотно пояснил Рапану, — а вокруг него кварталы, где живут вельможи, писцы и воины, стоят мастерские, склады и царские конюшни. А на другом конце города живут купцы-хананеи. Там даже храм Баала есть. Я схожу туда, чтобы великий бог дал мне удачу в этом деле.
— Нам дал удачу! — со значением посмотрел на него Кулли. — Нам, Рапану! Ты даже хеката[8] ячменного зерна не купишь без меня! Я тебя насквозь вижу, угаритский проныра!
— Не знаю я, что ты там видишь, бродяга черноголовый, — скривился купец. — Сегодня заплатим пошлины в порту, а завтра пойдем целовать сандалии самого господина Ими-ра пер-херет, начальствующего над арсеналами великого царя.
— Это самый главный здесь? — с любопытством спросил Кулли.
— Нет, — покачал головой Рапану. — Над ним стоит великий господин Ими-ра меш, начальствующей армией. Только он не воинами командует. Он заведует оружием, складами с едой, конюшнями, мастерскими и прочими службами. А еще выше стоит визирь, чати по-здешнему. Его зовут То, и к нему нам нипочем не попасть. Он подчиняется самому царю, а царь здесь — живой бог. Нам даже не позволят поцеловать землю, по которой он ходил.
— А зачем нам землю целовать? — с подозрением посмотрел на него Кулли. — Я не хочу целовать землю. Она грязная.
— Ты не знаешь здешних обычаев, — хмыкнул Рапану. — Великий царь дозволяет целовать свои сандалии только в знак особой милости, а для чужестранца такое и вовсе немыслимо. Так что даже самые богатые вельможи целуют следы фараона, а нам о таком счастье не стоит и мечтать.
— Хм, — задумался Кулли. — Странно тут все. Пить хочется.
— Не вздумай здесь пить воду! — вскинул голову Рапану. — Помрешь от поноса. Только пиво!
— У нас то же самое, — отмахнулся Кулли. — Пойдем, парням скажем. Они северяне, могут не знать. Ну что, пошли к этому… как его… который закупает оружие!
— Тебе надо многое узнать об этой стране, — с издевкой посмотрел на него Рапану. — Думаешь, все так просто? Сначала мы найдем мелкого писца и дадим ему подарки. Потом он нас сведет с тем, кто держит опахало над секретарем господина Ими-ра пер-херета, и тому мы тоже дадим подарки. Потом подарки нужно будут дать самому секретарю…
— И каждый новый человек обойдется нам дороже предыдущего, — продолжил за него Кулли. — А потом мы попадем к самому господину начальнику над складами, и он выдоит нас досуха.
— Ты, хоть и бродяга с длинным языком, но быстро учишься, — хмыкнул Рапану. — Видишь, как быстро ты понял, как делаются здесь дела. Да, там подарки будут такими, что тебе плохо станет.
Амоннахт, великий господин Ими-ра пер-херет, начальствующий над арсеналами самого фараона, телосложением слегка напоминал гиппопотама, которого Кулли видел отдыхающим на мелководье Нила. Он носил парик на бритой голове, а одутловатое лицо его было тщательно выбрито. Это очень непривычно для «черноголовых», у которых уход за бородой представлял собой целый ритуал. На губах вельможи застыла брезгливая гримаса, а его глаза подведены краской, как у женщины. Кулли рассмеялся бы в голос, но, во-первых, он лежал лицом вниз, раскинув руки, а во-вторых, этого человека окружало такое плотное облако силы и власти, что шутить с ним не хотелось вовсе. Заплывшие глазки на жирном лице жили своей жизнью. Они оказались хитры и проницательны, а презрения к чужеземцам слуга повелителя мира даже и не думал скрывать. Настоящий египтянин презирает всех, кто не заботится о достойном посмертии, и тем заставляет страдать Ба, свою душу. У чужестранцев есть лишь Хат, бренное тело, которое после смерти рассыплется в прах. Ничтожные людишки эти чужестранцы.
Кулли, скашивая глаза, разглядывал золоченую кожу сандалий, собранную в мельчайшую складку юбку-схенти и драгоценные браслеты на запястьях господина Амоннахта. Да, жулик Рапану не обманул. Этот человек не удовлетворится сытным ужином и серебряным кольцом. Здесь придется изрядно потратиться.
— Вам дозволяется встать! — секретарь вельможи, стоявший рядом с ним, сделал жест, махнув рукой снизу вверх. Он отлично говорил на аккадском, родном языке Кулли. Именно на нем велась вся мировая торговля и деловая переписка.
Купцы поднялись на ноги и, не смея отряхнуться, опустили взгляды вниз, на уровень золотого ожерелья, тускло сверкающего на сиятельной груди.
— Вам дозволяется преподнести дары, — сказал секретарь, и купцы, униженно кланяясь, подали ему несколько тончайших ахейских кувшинов, три штуки пурпурной ткани и стеклянный кубок.
— Вам дозволяется говорить, — продолжил секретарь, когда вельможа едва заметно кивнул, давая понять, что удовлетворен полученным.
— Оружие, высокородный, — Рапану прокашлялся и двумя руками, поклонившись, протянул стрелу. — Мы привезли груз оружия. Мы хотим обменять его на зерно.
— Полхеката за каждую, — важно произнес вельможа, внимательно осмотрев наконечник.
— Осмелюсь возразить, высокородный, — медовым голосом сказал Кулли. — Это не то железо, что раньше попадало вам в руки. Этот наконечник не уступит бронзовому. Поэтому два.
— Два чего? — выпучил накрашенные глаза вельможа.
— Две меры зерна за каждую, — спокойно ответил Кулли. — Вы можете испытать ее. Она бесподобного качества.
— Ты спятил, «черноголовый»? — прошипел вельможа, который от возмущения даже пошел пятнами. — Бронзовый наконечник копья стоит хекат… пусть два хеката.
— Олова сейчас почти нет, высокородный, — покачал головой Рапану. — Его не везут из-за опасностей на торговых путях. Угарит разрушен, а в степях моря Аззи поселились дикие кочевники. Вам не нужно самим добывать металл и платить кузнецам. Мы привезли вам готовые стрелы, которые прилично использовать воинам великого царя. Это не дрянь с тростниковым древком, которой даже утку не убить! И это не ветка тамариска, в которую вставили осколок кремня! Здесь древко из лучшего дарданского кизила! Это дерево самое крепкое и упругое из всех! Такой стрелой можно сразить льва или коня, несущего колесницу! Она пробьет даже толстый нагрудник изо льна! Вам нужно лишь дать нам зерно, которого у великого царя больше, чем песка на морском берегу.
— И в этой цене учтены подарки вашей светлости за следующую поставку, — подхватил Кулли. — Мы просто засыплем вас добрым железом.
— Это очень дорого, — покачал головой вельможа, который слегка оживился при слове подарки. — Мы вовсю пользуемся наконечниками из камня!
— Но остров Милос тоже захвачен, высокородный, — сохраняя самое почтительное выражение лица, ответил Рапану. — И мы, рискуя жизнью, заехали туда и привезли вам груз острого камня, который там добывают. Кроме нас, его вам больше не привезет никто.
— Не так уж и много нам нужно стрел с наконечником из бронзы, — брюзгливо выпятил губу вельможа. — И уж тем более из железа, и за такую цену! Мы делаем кремневые наконечники, и они ничуть не хуже.
— Тогда нам придется продать их на Кипр, — умильно посмотрел на него Кулли. — Тамошние ахейцы очень нуждаются в оружии. Из-за того, что его не хватает, они и не нападают на Землю Возлюбленную. Купите его у нас, высокородный, и мы не продадим его этим разбойникам.
— Мы не боимся морских бродяг, — презрительно ответил начальник арсеналов. — Войско великого царя утопит вражеские корабли в Ниле, а их мужские корни принесут к подножию храма Сета[9]. Три хеката за четыре наконечника! Так и быть! И только в том случае, если они окажутся хороши.
— Пять хекатов за три стрелы, высокородный, — обронил Рапану. — Они весьма хороши! Воины великого царя сразят ими любого, кто посмеет прийти к вашим границам.
— Пять хекатов за шесть стрел! — парировал вельможа. — И пять штук пурпурной ткани мне.
— Пять хекатов за три стрелы, — ответил Рапану. — А вам две штуки пурпурной ткани, стеклянный кувшин с благовониями и красивые сандалии. И мы возьмем только зерном. Нам не нужно золото, черное дерево или бивни слона. Пшеница и ячмень!
— Все цари Ханаана, Лукки и Тархунтассы шлют униженные письма, чтобы получить зерно Страны Возлюбленной, — презрительно фыркнул чиновник. — Один хекат за стрелу! И часть я заплачу льняным полотном. Это последняя цена. Не нравится — убирайтесь отсюда, обнаглевшие чужаки!
— Мы ничего не просим, высокородный, — парировал Кулли. — Мы даем взамен лучший товар из всех. И мы готовы взять немного льняных тканей.
— И сушеных фиников! — добавил Рапану. — Мы готовы взять много сушеных фиников!
— И сухие бычьи жилы, — добавил Кулли. — Мы готовы хорошо за них заплатить.
— Жилы не дам! — поднял подбородок начальник складов. — Из них делают тетиву.
— Но вы еще не выслушали наше предложение! — торопливо сказал Рапану. — И нам нужно совсем немного, высокородный. Никто даже не заметит…
Дело пошло на лад, — с удовлетворением подумал Кулли, с азартом торгуясь. — Им нужно оружие, нам нужно зерно. А ведь тут можно очень неплохо развернуться. Египет — единственное место в этой части мира, где пока еще в достатке еды. Правда, дорога сюда уж очень тяжела. Великая Зелень, безопасная когда-то давно, на глазах превращается в бандитское гнездо.