— Пусть до скончания веков эринии терзают твою черную душу, сволочь! Предатель проклятый! Ванакс Агамемнон не простит тебе…
Эти слова выкрикнул басилей Сифноса аккурат перед тем, как Кимон провел лезвием ножа по его горлу. Сотни людей, стоявших на площади перед мегароном, выдохнули как один и замерли в упавшей на них тугой, вязкой тишине. Только что их жизнь прервалась вместе с жизнью их царя. Власть поменялась, но чего ждать от новой власти, они пока не знали. Они боялись, я чувствовал их страх даже из отдаления. Да и чего бы не бояться, когда перемены пока что не принесли ничего хорошего, только кровь.
— Добрые люди! — крикнул я, выйдя во всей красе, включая бронзовый панцирь и львиную шкуру на голове. — Я, тиран Эней, сын Анхиса, из рода царей Дардании, на веки вечные беру Сифнос под свою руку. Расходитесь по домам и живите, как прежде. Никто не обидит вас, и никто не возьмет даже битого горшка из вашего имущества. А если и возьмет, то я возмещу взятое и примерно накажу виновного.
Рудокопы, рыбаки, горшечники, углежоги и кузнецы загомонили в недоумении и потянулись понемногу в свои дома, что стояли под горой. Здесь, в акрополе, жил басилей, писцы, мастера-рудокопы и воины. А теперь вот буду жить я. Черта с два я уеду куда-либо из крепости, охраняющей золотые рудники. Это же полным идиотом быть надо.
Как взяли неприступный город, опоясанной стеной с восемью башнями? Да очень просто. Кимон прибыл к своему соседу с дружеским визитом, а ночью он и его слуги перебили стражу и открыли ворота моему войску. Одна группа действовала в Верхнем городе, а другая — в Нижнем. Сюда еще не дошли новости с соседнего острова, ведь минул всего лишь день. Некому было передать злую весть. Мы с Милоса ни одной рыбацкой лодки не выпустили, а купцы появляются там весьма и весьма нечасто.
Здесь тоже все население сгрудилось в одном месте, уезжая на хутора лишь на время полевых работ. Каждый кусочек пахотной земли на острове засеян и засажен. Здесь много солнца и мало воды, а потому хорошо родит лишь ячмень, просо, олива, инжир и виноград. Если бы не рыба, которой в здешних водах водится неимоверное количество, на Сифносе и половины всех этих людей не прокормить.
Верхний город стоит на высокой скале, царящей над бухтой, а город Нижний прилепился к нему снизу, словно подол юбки. Здесь строят так же, как и везде на Кикладах: кварталы-инсулы, где дома лепятся друг к другу стена к стене, и крыши из плоских сланцевых плит. Все это великолепие разделено узкими прямыми улочками, где едва разъедутся две тележки и, если смотреть сверху, напоминает спину огромного дракона, мирно свернувшегося калачиком вокруг акрополя.
— Можешь отправляться к себе, — сказал я мрачному Кимону, который только что принес мне присягу кровью. — Ни тебе, ни твоей семье больше ничего не грозит. Готовь груз обсидиана. Его отвезут в Египет, а ты получишь за него хорошую цену.
— Благодарю, господин! — коротко поклонился Кимон, упрямо сжав зубы. — Это не будет лишним.
Еще бы было. Вся его казна, запасы бронзы и меди, ткани и украшения жены попали в общий котел. Я забрал это все себе, а теперь должен вознаградить воинов. Моя доля — пятая часть, а остальное делится между командирами ватаг и их людьми. Лицо басилея оставалось непроницаемым, только желваки ходили, и он покрылся багровыми пятнами весь, до самой груди. Новость была такой, что он должен от счастья прыгать, да только клеймо предателя теперь на нем до конца жизни повиснет. Ну, да это его личная проблема. Басилей Кимон мог просто отказаться и с честью погибнуть в бою, но он выбрал жизнь. Он ненавидит меня, но не знает, как теперь поступить. Он по уши извалялся в грязи, и ему не остается ничего другого, кроме как служить мне. Он растерян и зол до того, что у меня мурашки по коже бегут. Мне придется следить за ним в оба глаза, но убивать его сейчас невыгодно. Пусть держит свой островок и ту тысячу человек, что там живет. Если все пойдет так, как задумано, скоро я просто забуду о нем.
— Можешь ехать к себе, — отпустил я его. — Подати останутся в том же объеме, что ты слал Агамемнону. Вези товар, я отплываю совсем скоро. И помни, твоя семья будет в Дардане в безопасности. К ним отнесутся там с полным уважением.
Басилей Милоса ушел, а я повернулся к пожилому мужичку с небольшим пузиком и тоскливым взглядом. Он теребил нарядную накидку, переброшенную через плечо, и явно не ждал ничего хорошего. Это был здешний хранитель шахт.
— А покажи мне, почтенный Алкаст, как вы добываете серебро и золото? — спросил его я. — И куда потом деваете свинец? Если я хоть что-то понимаю в добыче серебра, у вас свинца должна оставаться просто уйма.
— Конечно, господин, — склонился хранитель. — Нам его девать некуда. Продаем рыбакам, они из него грузы для сетей делают. Еще пращники из него свои пули льют. Я сейчас все вам покажу. Насколько я понял, у меня ведь и выбора нет.
Копи располагались совсем близко, ведь этот город построили именно из-за них. Штольни уходили метров на пятьдесят в глубину. Деревянные подпорки держали потолок шахты, и лезть туда было страшно до ужаса. Я сжал зубы и сделал первый шаг, почти физически ощущая, как над головой висят тысячи тонн скал и грунта. Идти можно только согнувшись, и когда встречаешь рудокопа, который тащит на плечах корзину, то едва получается разойтись.
Работа здесь построена примитивно и убого. Люди рубят породу бронзовыми кирками и клиньями, а там, где она не поддается, разводят костер и заливают водой, чтобы она лопнула. Такая вот прикладная физика для школьников Микенского периода. Потом руду тащат корзинами наверх, дробят каменными молотами и промывают получившийся порошок, отделяя более тяжелый галенит, а затем металлы плавят в глиняном горшке, где серебро оседает на дне в виде яркой капли. При необходимости, для повышения пробы, плавку повторяют. Все! Железа здесь пока что не знают, хотя бурые камни гематита валяются в пяти стадиях от города буквально под ногами. С золотом все еще проще. Островитяне промывают золотоносный песок в решетах.
Насколько я помнил, добычей драгметаллов здесь занимались еще критяне, а потом эстафету у них перехватили ахейцы. Столетиями Сифнос считался богатейшим островом древней Эллады, пока греки не выгребли отсюда все, до последней крошки. Дивное местечко, мне здесь уже нравится. Жаль только, семью пока нельзя привезти. Не хочу рисковать, визит Агамемнона не за горами. Он ни за что на свете не простит потери своей кубышки. У него же не абы какие Микены, а самые что ни на есть Златообильные. Вот именно отсюда это злато и ехало, потому как на Пелопоннесе никаких месторождений и в помине нет.
— Когда отправка товара в Микены? — спросил я. — Где золото и серебро?
— А почти ничего нет, господин, — низко склонился мастер Алкаст. — Двух недель не прошло, как все отправили великому царю.
А ведь я догадался, почему эта сволочь поклонилась. Чтобы я не увидел глумливой усмешки на его лице. Он думает, что мальчишка-налетчик будет локти кусать оттого, что потерял добычу. Ну и дурак! Да я же счастлив без памяти. У меня теперь есть минимум два-три месяца в запасе.
— Абарис! — повернулся я к своему родственнику, лицо которого разочарованно вытянулось. Он-то как раз разжиться золотишком был бы не прочь. — Я ухожу в Угарит. Ты остаешься за старшего.
— Мне эта рожа доверия не внушает, — Абарис кивнул в сторону мастера. — Если он обманывать начнет, что с ним сделать… царь?
— Поджарь ему пятки, вызнай все и, если виновен, распни у ворот вместе со всей семьей, — сохраняя самое серьезное выражение лица, сказал я. — А на его место назначишь помощника.
— Слушаюсь, — поклонился Абарис, прижав ладонь к сердцу.
Его доля в добыче была такой, что он теперь свято верил каждому моему слову. Я подарил ему дом, несколько молодых рабынь, меч, шлем и доспех, взятый с казненного басилея. Младший сын из знатной семьи зубами готов держаться за свое место в новой жизни. И, кажется, он так и не понял, что я пошутил насчет того, чтобы распять почтенного Алкаста. Я решил было посмеяться над удачной шуткой, но, увидев бледное лицо мастера и его трясущиеся губы, не стал ничего говорить. По-моему, так даже лучше получилось.
Я бродил по развалинам великого города вместе с Рапану, который плакал, размазывая слезы по лицу, когда гладил почерневшие камни своего дома. Он до сих поверить не мог, что места, где жили десять поколений его предков, больше нет. И что он теперь не уважаемый купец, защищенный властью царей, законами и обычаями, а безродный скиталец, которого носит по свету словно лист, оторвавшийся с дерева. Его семья осталась в Дардане, а он сам с товаром приплыл сюда. Рапану совсем скоро поплывет в Египет, где поменяет железное оружие на зерно и лен, а оттуда отправится в Сидон и Тир, чтобы часть его продать там, снова загрузиться пурпуром и стеклом, и отправиться дальше. Доходность ожидалась такой, что эта схема живо напомнила мне выкладки начинающих кролиководов, когда к концу второго года такого бизнеса все они становились долларовыми миллиардерами. Правда, я никогда не встречал ни одного богатого кроликовода, зато людей, досрочно поседевших на этом, видел немало. Все время находились какие-то необъяснимые причины, которые препятствовали их устремлениям. Как правило, неблагодарные грызуны просто дохли непонятно почему и категорически не хотели обогащать своих хозяев.
Высокая доходность всегда уравновешивается низкой безопасностью, в этом и есть весь секрет. Угарит, на обгоревших руинах которого копошились сотни людей, свидетель этому. Он напоминал мертвеца, на теле которого еще жили паразиты в тщетной надежде найти себе пропитание. Этот город умер, я шкурой чувствовал его тоску. Люди жили здесь пять тысяч лет, и никто и подумать не мог, что все закончится в один миг.
— Они скоро уйдут отсюда, — сказал Рапану, показывая на развалины и редких горожан, что копошились в них. — Здесь больше нечего делать. Здесь нет защиты, нет еды и законов. Это место мертво.
Я смотрел на людей, которые тенями бродили по пепелищу и прятались тут же, едва увидев чужеземцев. Я затылком чувствовал их испуганные взгляды. Они явно не ждали ничего хорошего от группы вооруженных людей.
— Скажи мне, ты нашел хороших мастеров? — спросил я Рапану.
— Конечно, — непонимающе посмотрел на меня купец. — Это же великий и славный Угарит. Тут живут… жили искусные гончары, плотники, кузнецы, корабелы…
— Стоп! — поднял я руку. — Корабелы! Приведи мне их. Где запасы леса? Они целы?
— Целы! — улыбнулся во всю свою кошачью морду Рапану.
Я заметил, как вавилонянин Кулли, который шел рядом, горделиво выпятил тощую грудь. Не будь его, запасы бесценного кедра сгинули бы в вихре неспокойных времен. Он просто уверен, что только из-за него жулик Рапану еще не разворовал весь товар. Я продолжаю укреплять его в этом мнении, ведь от этих двоих зависит доход моего крошечного царства.
— Лес уже прибрали кое-какие людишки, господин, — медовым голосом сказал вавилонянин. — Но мы знаем, кто они. Они хотят начать торговлю, но им пока не до этого. Тут даже есть нечего.
— Так чего теряемся? — удивленно посмотрел я на него. — Возьми два десятка парней и забери все! Не хватало еще, чтобы кто-то у меня из-под носа утащил доску из сухого ливанского кедра.
— Слушаюсь, господин, — расплылся в улыбке Кулли.
— Горожане увидели корабли с людьми, — продолжил я, — и попрятались, как крысы. Ты же знаешь всех этих людей, Рапану. Тащи их сюда! Скажи, что царь Сифноса обещает им достойную жизнь на новом месте.
— Разве ты уже захватил остров? — испытующе посмотрел на меня Рапану. Это он так тонко намекнул, что я могу оказаться вруном.
— Захватил, — проникновенно сказал я и выложил беспроигрышный козырь. — И твоя семья скоро приедет туда. И сестра Анат тоже! Я подарю тебе дом в Верхнем городе. Ну что, разве Баал послал меня тебе зря?
— Нет! Не зря! Я пойду и приведу старейшин! — просветлел лицом Рапану, который после такого поверил мне безоговорочно. Я, в отличие от него, относился к поминанию здешних богов всуе крайне легкомысленно. Я в них просто не верил.
Не прошло и получаса, как к порту подошли три десятка горожан со скорбными лицами. Многие из них потеряли сыновей, жен и дочерей, и абсолютно все из них потеряли свою жизнь. Угарит больше не был царством. Теперь это две сотни деревень и руины города, в котором они ищут хоть что-то, имеющее ценность.
— Я Заккар-Илу, мастер кораблей, — поклонился мужчина лет сорока, с длинной бородой, в которой мелькали седые пряди.
Он смотрел прямо и открыто, невзирая на то, что был оборван и изможден. Здесь, в Угарите, жители питались тем, что находили на руинах своих домов. Захватчики, хоть и ограбили город дочиста, но оставили здесь многое. Не утащить за один раз то, что люди копили тысячелетия.
— Кто эти люди с тобой? — спросил я.
— Со мной мастера-горшечники, кузнецы, медники, ювелиры, плотники, столяры, купцы, колесники и стеклодувы, — сказал Заккар-Илу. — Но какие мы все теперь мастера, господин? Мы нищие изгои, без рода и племени. Наши дома, наши семьи, наши товары и мастерские… Так много погибло, что и не передать.
И он просто махнул рукой, не находя больше слов. Горожане были грязны и оборваны, а их глаза горели голодным огнем. Они нашли кувшины с жалкими остатками обгоревшего зерна, которое не смогли унести грабители, и теперь питались им. Они меняли то, что находили в руинах, на сушеные финики в окрестных деревнях. Они перебили всех собак и ослов, что имели глупость остаться здесь. Они кое-как пытались ловить рыбу найденными сетями. Все люди до единого, что стояли сейчас передо мной, были тощими, словно весло.
— Я Эней, сын Анхиса, царь островов Сифнос и Милос, — выпятил я грудь, — предлагаю вам свою защиту. Вы получите место для поселения и освобождение от податей на три года. Я сам готов оплатить ваши инструменты и сырье для работы, а вы возвратите мне их стоимость товаром и трудом. И я объявлю награду за ваших жен и детей. Их вернут за выкуп, в какой бы конец Великого моря ни продали.
— Великие боги! — загомонили горожане растерянно и начали кланяться как заведенные. — Чем мы милость такую заслужили, добрый господин?
— Чем заслужили? — задумчиво посмотрел я на них. — Пока ничем, но можете заслужить. Мне нужен корабль. Лучший корабль на свете! И ты, почтенный Заккар-Илу, построишь его мне за два месяца. Я нарисую на папирусе то, что мне нужно. Если промедлишь, нашей сделке конец. Живите на развалинах Угарита, подыхайте с голоду и ждите, когда за вами придет новая шайка разбойников с Крита.
— С Кипра, господин, — несмело поправил меня высокий нескладный мужчина лет двадцати пяти, с умильным лицом и грязными руками, никогда не знавшими труда. — Простите за дерзость! Банды данайцев, сикулов, карийцев и шарданов делят Кипр, и там теперь самое настоящее разбойничье гнездо. Кипр процветает, господин, ведь туда тащат награбленное со всего Великого моря.
— Тогда в ваших интересах управиться как можно быстрее, — любезно сказал я. — Тут ведь до Кипра рукой подать, всего-то день пути на закат. Полагаю, ваши родные еще там. Чем быстрее построите корабль, тем быстрее вернете жен и детей.
— Я Аддуну, — низко склонился нескладный мужчина, — писец покойного царя Аммурапи. Я знаю всех этих достойных людей и прекрасно помню, сколько и какого товара производит каждый из них. Никто не скроет даже сикля податей от моего глаза. Я знаю, кто из них спрятал корабельный лес, и кто из них нашел в развалинах бронзу. Буду рад служить вам, величайший.
М-да… А ведь точно, люди никогда не меняются. Он только что вместе ними дерьмо с помойки жрал, а теперь, как в том анекдоте: два аморея — партизанский отряд, три аморея — партизанский отряд с предателем. Какой, однако, полезный человек!
— Писец Аддуну назначается моим наместником в Угарите, — сказал я, и тот подбоченился и свысока посмотрел на присмиревших горожан. — Но только пока не построят корабль и, только если он не будет уличен в мздоимстве. Если подтвердится, почтенный, что ты торгуешь моей волей, я сам отвезу тебя к ахейцам на Кипр и сброшу в море в двух стадиях от берега. По частям.