Тиран Золотого острова

Глава 16

Уютно сопящая рядом Креуса грела мой бок жарким телом. Она уже и забыла, как боялась поначалу супружеской жизни, и как плакала тайком тетка Андромаха, жена Гектора. Скажем так, моя жена не плакала, и в семейную жизнь втянулась очень даже неплохо, заставляя меня изрядно потрудиться. А ведь мы до этого почти не проводили времени вместе. Я вечно в отлучках, а теперь нам придется прожить бок о бок целую зиму. Неужели я познакомлюсь, наконец, с собственной женой?

Я даже хмыкнул от удивления. Да, Креуса не писаная красавица, просто симпатичная девчушка, невысокая, пухленькая и наивная до невозможности во всем, что не относится к дому и хозяйственным делам. Да и как ей быть другой, когда она росла за стеной троянского дворца, покидая его раза четыре за год? У нее даже здесь впечатлений больше, чем в огромном портовом городе, и она впитывает их как губка, наслаждаясь незнакомым раньше знанием. А ведь Креуса совсем не глупа, просто обычаи предписывают ей свой круг обязанностей, и она свято следует им. А может, это и неплохо. По крайней мере, ей и в голову не приходит делать мне мозг, и за это я ее очень ценю. Я уже был в браке с сильной и независимой, не понравилось.

— Пора вставать! — она открыла глаза и мечтательно улыбнулась. — Ила покормить нужно, а я опять заснула в твоих покоях.

— Ну, ничего страшного, — чмокнул я ее в теплую щечку и сел на кровати.

— Господин мой, — дрогнувшим голосом сказала вдруг Креуса. — Не бери других жен, молю. Я тебе много крепких сыновей рожу. Целую дюжину!

— Ты чего это с утра начинаешь? — удивился я. Ведь только что радовался, какая у меня покорная и беспроблемная жена. Сглазил, наверное.

— Тут не в обычае брать много жен, я узнавала, — с жаркой надеждой посмотрела она на меня. — Рабыни есть у царей, а вторых и третьих жен нет. Ни у кого нет!

— Да я не собирался, — удивленно посмотрел я на нее. — Ты чего это с утра начинаешь? Приснилось чего?

— Приснилось, — Креуса смахнула ладошкой набежавшую слезу. — Видела во сне тебя с ней… Вещий это сон. Боги нам посылают их, когда хотят предостеречь от беды.

— Кто такая? Красивая хоть? — спросил я, деловито похлопывая жену по пышному бедру.

— Красивая, — закусила та губу. — Как богиня Аштарт красивая, а сердце черное, словно царство ахейского Аида. Я боюсь, господин мой. За сына нашего боюсь.

— Это называется ревность, — шепнул я ей на ухо. — Мы с тобой на острове живем. Тут все бабы наперечет. Если бы тут такая была, я бы ее знал. Есть хочу!

— Сейчас прикажу подать! — вскочила она так, словно в ее голове перещелкнул нужный тумблер. Все, что касается дома, для нее было свято.

Небольшая мастерская, которую вынесли подальше в горы, постепенно превратилась в целый поселок. Два десятка домов, домиков и хижин облепили здание кузни и склады для инструмента, криц, угля и готовой продукции. Тропу в это место защищал акрополь и два поста стражи, которые разворачивали всех, кто вдруг сбился с пути и зачем-то пошел в это место. Здесь брал начало ручей, вода которого теперь питала городок на побережье, и его вполне хватало и на нужды деревушки тоже. Что я там сделать должен? Построить мельницу, где будет тяжелый молот, поднимаемый силой воды? Очень смешно, особенно когда видишь могучий поток, через который даже перепрыгивать не нужно. Его переступит пятилетний ребенок.

— Господин! — мастер Урхитешуб склонился с почтением, но без надоевшего до оскомины раболепия.

Он как-то почувствовал, что мне это неприятно, и принял новые правила игры. Он был готов принять любые правила, потому что Нана, его жена, и пятеро детей прямо сейчас пугливо пялились на меня из дверей крепкого дома, сложенного из кирпича. Нана приоделась, а на ее шее и запястьях блестит серебро. Это совсем не та тощая, испуганная замарашка, обнимающая голодных малышей, что привезли когда-то в Дардан. Это уверенная в себе женщина, которую защищают законы и обычаи. А муж плотно сидит у нее под каблуком.

— Ты сделал то, что я просил? — задал я вопрос, отводя взгляд от семейства своего кузнеца.

— Да, господин, вот!

— Да-а! — обрадовался я не на шутку, взяв в руку увесистое копье, наполовину состоящее из бесценного железа.

Это же пилум! Тяжелый римский пилум, который в наших условиях стоит как крыло от Боинга. Полтора кило летящей смерти, от которой нет спасения. Если кто-то думает, что я буду таким оружием вооружать свою пехоту, глубоко заблуждается. Мне это просто не по карману. Это штучное изделие, персонально для меня любимого. Сердце подсказывает, что мне нужно что-то этакое, бескомпромиссное. Против чего нет пока противоядия. Зачем он мне? Да просто жить очень хочется. Вот зачем! Надо его опробовать.

— Щит принесите! — скомандовал я. Острие должно быть науглерожено и закалено, а вот остальная часть — из мягкого железа. Все по классике.

Мастера повесили щит на заранее собранную раму из жердей и отошли в сторонку, бурно обсуждая предстоящее зрелище. Им, для которых наконечник стрелы — это два дня сытой жизни, развлечение царя кажется полнейшим сумасбродством. Все равно, что если бы я стал делать грузы для рыболовных сетей из чистого золота. А пошли они! Могу себе позволить. Царь я или не царь!

Я подержал в руке легендарный дротик, почувствовал его непривычный баланс, а потом метнул в щит, что стоял в пятнадцати шагах от меня. Неплохо! Слоеная кожа оказалась пробита насквозь. Длиннейший наконечник прошел на две ладони, изогнулся, и пилум уныло повис, коснувшись древком каменистой почвы. Ременную петлю нужно приделать. Это я забыл сказать.

— То, что надо! — одобрительно похлопал я по плечу своего мастера, хотя тот уже закрыл глаза от ужаса, предвкушая получение порции палок.

— Правда, господин? — он несмело приоткрыл один глаз, не смея поверить в свое счастье. — Кинжалы посмотрите? У меня готово первое лезвие. Я не решился без вашего дозволения делать дальше.

— Показывай, — кивнул я, и помощник мастера, приезжий из Угарита, побежал в сторону кузницы.

Да, похоже, это именно то, что нужно. Передо мной лежит грубая поделка без рукояти, но от этого она не кажется менее смертоносной. Выбор у меня был невелик. Идеальный вариант — делать бронзовые мечи, но об этом даже речи быть не может. Никакого золота не хватит. Мне предстояло либо отковать подобие германского сакса с толстым обухом, либо нечто вроде римского пугио. Я остановился на втором. В тесных схватках на кораблях его широкое лезвие будет вне конкуренции. Бить им можно без замаха, а дыра в боку не оставит ни малейших шансов на выживание. Да и, положа руку на сердце, он выйдет куда дешевле, чем сакс. Сделаем лезвие длиной в ладонь, чтобы сэкономить металл. Меча он все равно не заменит, а для корабельных схваток его вполне достаточно.

— Разбогатеем, перейдем на ксифосы, — пробурчал я, разглядывая заготовку ножа. — Ксифос тоже не особенно сложная штука, а пока и это сойдет.

Я повернулся к мастерам, которые рассматривали меня с жадным ожиданием, и заявил:

— Делайте. Мне нужно двести штук. Если управитесь до похода, получите награду. Мастера — по десять драхм, помощники — по пять.

— Господин, — склонился передо мной Урхитешуб. — Я прошу вас никому не говорить об этом. И я вас уверяю, вы получите свой заказ точно в срок.

— Наверное, награду лучше выдать монетами по одному оболу? — прищурился я. — И так, чтобы жена ничего не узнала?

Красноречивое молчание и жадно горящие глаза сказали обо всем лучше всяких слов. У нас как-то незаметно открылась харчевня, где развеселые вдовушки подают обладателям вожделенных драхм и оболов вино и немудреные закуски. Моя собственная харчевня, между прочим. Я ведь давно уже знаю, что люди не меняются, а сегодня убедился в этом еще раз.

Сейчас еще утро, и обед довольно нескоро, а потому воины, с которыми контракт заключен до следующего Дня, Когда Рождается Новое солнце (зимнее солнцестояние будущего года, если на понятном языке), должны потеть на полигоне. Кстати, нормального календаря тут тоже нет. У нас же не Египет и не Вавилон. Тьфу ты, проклятье! Да что тут вообще есть?

— Первый десяток! На позицию! — донесся до меня крик полусотника.

Я ввел регулярные тренировки, стандартные команды на ахейском языке и единообразные пули, потому как свинца у меня выше крыши. Реформа армии тоже продвигалась весьма туго, ведь всё мое войско — это несколько нанятых ватаг, где все говорят на своем наречии и зачастую приходятся друг другу соседями и близкой родней. Боевые качества у моих наемников весьма средние. Если прямо сейчас нарвемся на гвардию Агамемнона, он нас в тонкий блин раскатает, и ему для этого героического деяния даже колесницы не понадобятся. Слишком уж несопоставим уровень потомственных воинов, аристократов в десятках поколений, и бывшей караванной стражи вперемешку с оголодавшими пастухами.

Есть и другие сложности. Нечего и думать поставить в один десяток карийца и ахейца. Они, во-первых, едва поймут речь товарища, а во-вторых, эти народы открыто недолюбливают друг друга. Слишком многих ахейцы согнали со своих мест. И с этим тоже придется что-то делать. Именно поэтому у меня вполне приличные десятки, но вот полусотни просто отвратительные. Вместо единого строя они мгновенно разбиваются на привычные банды, относясь с полнейшим равнодушием к судьбе товарищей по оружию. У одного командира может быть двадцать бойцов, а у другого — сорок пять. Какое подразделение я должен из них организовать? Приходится резать по живому, льстя, доказывая свою правоту и угрожая разрывом контракта.

— Второй десяток! На позицию! Тяжелые пули!

У меня три десятка отличных пращников с Родоса, и еще человек двадцать из нового пополнения, что подают надежды таковыми стать. Поэтому я свел их вместе, пока они не раскололись на землячества, и это стало основным условием продления договора. Пока вроде бы все идет без поножовщины.

— Третий десяток! На позицию! Тяжелые пули! Длинная праща!

Да, пули у нас двух размеров, как было у римлян, по четыре сикля весом и по семь. И запас в шестьдесят штук. Тьфу ты, пропасть! Воины ведь тоже приучены вести счет до дюжины, используя для этого фаланги четырех пальцев, а десяток для них — это две полных руки. Дальше для абсолютного большинства населения начинается полнейшая математическая абстракция, и даже ученые писцы выкладывают ряды камушков, чтобы умножить шесть на восемь.

— Бей! — заорал родосец Пеллагон, командир полусотни.

В этот раз бросали с пятидесяти шагов в ростовую фигуру, грубо вытесанную из камня. К моему величайшему удивлению, одна пуля из трех била точно в цель и превращалась в лепешку, сплющенная чудовищным по силе ударом. Остальные попадали в отвесную скалу, рядом с которой и происходили стрельбы. Тяжелая коническая пуля промнет даже бронзовый доспех, она легко перебьет руку, а мозг в черепной коробке превратит в суп-пюре. Если на голове несчастного будет надет шлем, то мозги останутся внутри него, но вот без шлема такой выстрел просто разнесет голову вдребезги. Попадание куска свинца в башку — это гарантированная смерть. Пуля пращи может разбить деревянный щит, проломить кирасу и вывести из строя коня. Страшное оружие, если оно в умелых руках. Полусотня пращников, на боку которых кожаная сума со свинцовыми зарядами, разомнет пехотный строй за несколько минут. Больше у стрелков времени не будет, им придется уходить под защиту фаланги.

— Пельтасты! Бей! — орал полусотник Сардок, командовавший фракийцами и небольшим отрядом из Карии, отменными метателями дротиков. Копьеметалок здесь не знают, используя для удлинения броска ременную петлю. Эти тоже вроде бы пока не режут друг друга. Тьфу-тьфу. Пельтасты просто незаменимы, когда нужно засыпать дротиками наступающую тяжелую пехоту, отбежать на два десятка шагов, а потом сделать еще один залп, а потом еще. Они все как один худые и быстроногие, а их выносливости позавидует любой олень. Работа у них сложная. Не зря элитным пельтастам из Фракии платили даже больше, чем тяжелым гоплитам.

— Лучники! Бей! — это следующий кусок полигона, где дырявят тростниковые и соломенные мишени. Сотня выстрелов на каждого. Я и сам бываю здесь ежедневно, чтобы не терять форму. Стрелки у меня набраны из дарданцев и карийцев, где издревле знают составной лук. Да-да, я, по понятной причине, делаю упор на дистанционные атаки. На море в основном только такие и будут.

— Фаланга! Щиты сомкнуть! — заорал Абарис, которого я аккуратно повысил так, чтобы это не казалось увольнением из капитанов.

А вот тут все сложнее. Воюю я все больше на кораблях, мне тяжелая пехота нужна только для абордажа. Вывести в чистое поле мне почти некого. У меня шесть десятков воинов, построенных в три ряда. Круглые щиты, копья с широкими наконечниками и полотняный доспех пробили ощутимую брешь в моей казне. Я, конечно, все это из зарплаты вычитать стану, по три драхмы в месяц, но даже без шлема воины будут выплачивать стоимость такого оружия года два. А если потом добавить бронзовый шлем и кинжал, то и все три. Потому-то с фалангитами, куда я набрал дарданцев, ахейцев и пеласгов, контракт у меня заключен на три года. Иначе я непременно вылечу в трубу. У меня просто нет столько льняного полотна и бронзы.

Такая себе фаланга получается, скорее новоассирийская, чем классическая. В той было от восьми рядов, которые сминали своей тяжестью любой строй, а в моей всего три. Нет у меня сотен бойцов, потому как кормить их нечем. Я и так имею невероятное по размеру войско, если привести его к численности населения, а серебром и золотом не насытить молодых здоровых мужиков, которые всю зиму будут пахать как лошади, отрабатывая строевой шаг и сомкнутый строй.

Я сам гоняю этих людей, зная военную науку лишь в теории. Три ряда воинов. Первый бьет копьем в бедро, второй — от груди, третий — сверху. Получается пока скверно, строй то и дело рассыпается, сбиваясь с шага и разрывая стену щитов. Значит, будем повторять до самого обеда, а потом вечером. У меня только одна надежда, что тут и такого никто не умеет. Для этой жизни стена щитов — это прорыв в военном деле, супертехнология на уровне Стелс. Греческая фаланга совсем не случайно продержалась полтысячелетия, пока ее не сменила фаланга македонская, а ту — римские манипулы. Спешить незачем, будем вводить новации постепенно, держа в рукаве старший козырь. Отрабатывать реальный бой в таком строю начнем уже совсем скоро, при абордаже кораблей и при зачистке непокорных островов и пиратских селений.

А ведь навигация остановится со дня на день, и тогда мы будем нырять в свои пифосы, с тоской наблюдая, как они постепенно показывают дно. Великие боги, да когда же Кноссо приведет корабли с зерном? Если не будет зерна, придется идти на разбой, иначе просто передохнем с голоду.

Я развернулся и пошел на мыс. Там мои мастера уже размечают основание будущего храма. Фундамент мы сложим из блоков известняка, а дальше поднимем стены из мрамора на свинцовых скобах. Тут без этого никак нельзя, ведь Киклады регулярно трясет. Мне не нужен большой храм, в этом нет необходимости, все священнодействие будет происходить снаружи. А внутри мы поставим статую божества, увидеть которую смогут только самые заслуженные паломники.

— А кто у нас жрец? — задал я риторический вопрос пустоте. — А я сам у себя жрец! Тут цари жрецами работают! Нет, ну не красота ли!

Впереди зима, которую я проведу на острове безвылазно. У меня будет полно времени, чтобы натаскать свою армию как следует. А еще мне пора перестать нестись вскачь, нужно остановиться и как следует обдумать свои дела. Клянусь богом Поседао, мне предстоит непростой год.

— Что такое? — завертел я головой, услышав дребезжащий звук, от которого по спине побежала ледяная струйка пота. Закричали женщины, забегали в суматохе горожане, хватая в охапку немудреные пожитки. На редкость гадостный звук у сигнального колокола. Да, это не ошибка. Часовой, следящий за морем на башне акрополя, увидел чужие паруса. Я белкой взлетел на ближайшую скалу и впился взглядом в горизонт, не веря своим глазам.

— Да чтоб вы провалились, сволочи! Не то ахейцы с Крита пожаловали! А я и не знал, что их там столько.