Сидеть в осаде — безумная скука, даже тогда, когда осаждаешь ты, а не тебя. Великий и славный Энгоми, стоявший в десяти стадиях от моря, сдаваться не собирался. Его стены были семи стадий в окружности, они высотой в пятнадцать локтей, а толщиной в половину от этого. Его пифосы полны зерна, а склады — медью. Воины кипрского царства Алассия отважны, а царь Тантос — толковый правитель, он давно понимал, что его ждет. Из города своевременно выгнали всех, кто оказался лишним, и не пустили туда чернь из соседних деревень, что искала спасения. Царь не собирался тратить на них зерно. Порт Энгоми, раскинувшийся в широченном устье реки Педиэос, пустовал. Отряды мелких вождей морского народа плотно обложили его со всех сторон, а потом и кипрские царьки подтянулись на запах крови и пожаров. Они не хотели оставаться в стороне, лишившись богатой добычи. Великий город был похож сейчас на оленя, которого окружила стая волков, но пока что башни его, сложенные из камня и кирпича, смотрели на пришельцев с нескрываемой насмешкой.
Тимофей зевнул и перевернулся на другой бок. Жестко лежать, в кожу впиваются мелкие камешки, которым, видимо, тоже не нравятся морские разбойники. Они успели сюда одними из первых и отхватили самый лакомый кусок. Их банда держала ворота напротив порта, и поначалу это дало свои плоды. Несколько купцов, не готовых к такому сюрпризу, оказались в нежных объятиях Гелона, а их добро разделили воины. Впрочем, фонтан изобилия иссяк довольно быстро. Дураки на Великом море долго не живут.
— Скучно! — сказал сам себе Тимофей. — Дядька!
— Чего тебе? — ответил Гелон, который после сытного обеда ленился даже муху согнать, которая с непонятным упорством пыталась обосноваться на его носу. Им повезло. Они нашли неразграбленную деревню, подпалили пятки парочке тамошних крестьян и разжились зерном, сыром и козлятиной.
— А когда мы Энгоми разграбим, что дальше делать будем?
— Добычу поделим, что же еще? — удивился Гелон.
— А потом? — не унимался Тимофей. — Хаттусу ограбили, Угарит ограбили. Надолго нам этого хватило? Ведь все в корабли и в оружие ушло. Живем так, что не знаем, что завтра жрать будем. Как саранча по земле идем. Объели все дочиста и дальше полетели.
— Ты чего хотел-то? — открыл один глаз Гелон и разозлился, непонятно почему. — Ну, не знаю я, что дальше делать будем! Не знаю! Понял? Мы уже в Ханаане пробовали осесть, а толку? В Угарите делать нечего, там все дотла разорено. Те земли уже князья Каркара[18] и Хатарикки на зуб пробуют. Южнее сунулись, к Газзате, так нас и оттуда турнули! Забыл? На Кипре тоже ногу поставить некуда. Только кажется, что годной земли много, а на самом деле ее и вовсе нет.
— Я пойду в море, вдруг купца какого встречу, — сказал Тимофей, который все это слышал уже раз сто, не меньше. — Не могу больше так сидеть, скоро мхом покроюсь. Три корабля возьму.
— Возьми пять, — Гелон зевнул так, что едва не вывихнул челюсти. — Сегодня ничего не будет, нутром чую. Вдруг с зубами купец попадется. Они сейчас тоже не промах пошли.
Шторм налетел внезапно и так же внезапно прекратился. Так бывает у побережья Египта, особенно тогда, когда заканчивается Время Высокой Воды. Рапану, который молился в трюме, обещая щедрые жертвы всем морским богам, каких знал, вышел на палубу и осмотрелся по сторонам. Вокруг него разливалась безбрежная ласковая синева, которая ничем не напоминала серые водяные горы, которые обрушивались на них еще совсем недавно. Белоснежная пена нежно трогала своими пальцами борт корабля и отдергивала их, словно испугавшись. Ничто не напоминало о буйстве стихии, прошедшем совсем недавно.
— Вот дерьмо! — выругался Рапану. — И где мы?
Вопрос повис в воздухе и остался без ответа. Старый отцовский кормчий лишь поморщился и пожал плечами. Их целый день носило туда-сюда, и он едва держался на ногах. Немолодой уже мужик шатался от накатившей усталости, опираясь на свое весло. Он сутки ничего не ел, стер руки в кровь, но держал корабль носом к волне.
— Так где мы можем быть? — перефразировал свой вопрос Рапану.
— Не знаю, господин, — виновато ответил кормчий. — Если боги к нам милостивы, то где-то между Ливийским берегом и Критом, а если нет, то нас отнесло к самой Газзате. И тогда путь боги помогут нам. Пройти мимо тех берегов в одиночку нечего и думать. В тех местах обосновались пеласги, из разбойников разбойники.
— Тогда правь на север, — вздохнул Рапану и ткнул рукой в розовеющий горизонт. — Солнце садится, а значит, север там. Великое море не так уж и велико, если подумать. Дня через три-четыре мы увидим какой-нибудь берег. Лепешки у нас есть, вода есть. Раз бог Йамму не захотел взять наши жизни, значит, он доведет нас до места.
Рапану не ошибся. Через пару дней на горизонте показалась какая-то земля, в которой кормчий, бывавший здесь не раз, уверенно опознал Кипр, его юго-восточный берег.
— Нам лучше пройти там, господин, — кормчий показал рукой на север. — Цари Алассии и Родоса еще держат порядок в своих водах, а если нам придется обогнуть Кипр с юга, то вся здешняя шваль сбежится тут же, как только увидит наш парус.
— Она уже сбежалась! — Рапану ткнул рукой в сторону моря, где появились пять точек, которые, к оракулу не ходи, совсем скоро превратятся в суда разбойников. — Не так-то уж и держат эти воды цари Алассии.
— На весла, бездельники! — заревел кормчий и виновато посмотрел на хозяина. — Я попробую взять покруче к ветру, господин, но у нас мало что выйдет. Торговая ведь лохань, да еще и загруженная под завязку. Нам не уйти от них.
— Попробуем! — Рапану упрямо закусил губу, не замечая боли. Он и сам видел, что их догоняют. Пузатый кораблик торговца не идет ни в какое сравнение с гребным судном, которое было нацелено только на то, чтобы мчаться за жертвой. У него на борту полтора десятка стражников, которые при необходимости садились на весла, но что они сделают, когда их догонят узкие и длинные корабли морских разбойников, набитые воинами.
Их настигли меньше, чем за час и, к своему удивлению, Рапану увидел на носу самого большого корабля старого знакомого, Тимофея. Тот радостно скалился, всем своим видом показывая, что безмерно счастлив лицезреть бывшего нанимателя. Он махал рукой: спускай парус, мол. Рапану даже плюнул от огорчения, спустился в трюм и вытащил наружу ларец, набитый серебром. Он взобрался на корму, поднял ларец над головой и заорал в сторону Тимофея, который шел параллельным курсом, немного отставая.
— Эй ты! Тут три мины серебра!
— Давай их сюда! — обрадовался афинянин.
— Я сейчас их в воду брошу! — пообещал Рапану.
— Я тебе кишки выпущу! — занервничал Тимофей. — Не вздумай!
— Поклянись, что оставишь нас в живых и позволишь выкупиться! — решительно заявил Рапану. — И тогда я отдам ларец тебе!
— Клянусь, что не убью вас! — скривился Тимофей. — И позволю выкупить свою жизнь!
— По честной цене! — настаивал Рапану. — И ты не станешь нас бить и калечить. И будешь нас кормить, пока мы не попадем домой!
— Только если кормежку оплатишь отдельно, жирная твоя рожа! — крикнул Тимофей, которого веселье разобрало не на шутку. Три мины серебра — большая сумма. Целое стадо крепких волов купить можно в родных Афинах. Обычная семья не один год на то серебро прожить может. В общем, жадность накрыла парня с головой.
— Оплачу! Поклянись богом Поседао и Атаной градодержицей! — кричал Рапану, пока гребцы рвали жилы, чтобы не дать разбойникам приблизиться и бросить крюки.
— Клянусь именем бога Поседао и богиней Атаной! — заорал Тимофей. — Я забираю все, что есть на корабле, и за это позволю вам выкупить свои сраные жизни. Да только кто за вас заплатит, купчишка? У тебя еще что-то есть, но откуда такие деньги у простых стражников?
— Ванакс Эней заплатит, — с достоинством ответил Рапану. — Он не оставит своих людей в беде. Не такой он человек.
— Вот это поворот! — растерялся Тимофей. — Я сейчас на борт к тебе взойду, и ты мне все расскажешь. Спускай парус!
— Давай, — обреченно ответил Рапану и махнул рукой гребцам.
Ловкий, как обезьяна, афинянин перебежал по веслу, которое положили между бортами, и встал перед старым знакомцем, сверля его недоверчивым взглядом.
— Рассказывай, — требовательно произнес он, — когда это дарданец Эней успел ванаксом стать?
— Расскажу, — вздохнул Рапану. — Слушай…
— Ну и как ты собираешься все это проделать? — неприязненно посмотрел на племянника Гелон. — Ты хочешь бросить осаду и поплыть на Сифнос? Здравствуй, ванакс Эней, я тут малость морским разбоем промышляю. Вот, кораблик твой ограбил. Выкупи своих людей! Я того Энея хорошо помню, у него зубы как у волка. Паренек в одиночку на пять сотен полез и не зассал. Ты, олух, даже договорить не успеешь, как будешь на море с самого высокого креста любоваться. Да ты чем думал, Тимофей, когда такую клятву давал? Тебя же этот купчишка облапошил, как ребенка!
Тимофей только зло сопел, а Рапану, стоявший рядом, благоразумно молчал, опустив глаза в пол. В его курчавой башке зрела безумная мысль, которую он тщательно обдумывал всю дорогу до порта Энгоми. Он ведь и не знал, что город в осаде. Вот и еще одна морская дорога превратилась в место вольной охоты. Беда прямо!
— Я знаю, как тебе получить свое серебро, отважный Гелон, — сказал Рапану, когда флер безумия схлынул прочь, а осталась лишь одна четкая, словно вырубленная в камне, идея. — Ты готов выслушать?
— Говори! — Гелон скривил обожженное солнцем лицо, на котором белел старый шрам, и показал на камни, которые усеивали берег. — Садитесь. Мой племянник сделал глупость, но я не стану рушить его клятву. Тогда ведь и меня постигнет гнев богов.
— Напротив, — промурлыкал Рапану, в голове которого все встало на свои места. — Твой племянник — любимец небожителей. Они хранят его и шепчут мудрые мысли. Вот скажи, чем набит мой корабль?
— Зерном из Египта, — непонимающе посмотрел на него Гелон, сомкнув в замок костистые кулаки. — Сам не знаешь, что лежит в трюме твоего корабля?
— А чего много за стеной этого города и чего там не хватает? — спросил Рапану.
— Там не хватает жратвы, — не задумываясь, ответил Гелон. — И там полно меди.
— Точно! — поднял палец Рапану.
— Ты хочешь продать зерно в осажденный город?!!! — голос Гелона превратился в неприличный для такого громилы писк, а на его устрашающей физиономии появилось невероятно глупое выражение. — Ничего более странного не слышал!
— Да, я хочу продать зерно в осажденный город, — терпеливо ответил Рапану. — И я тебя уверяю, отважнейший, я возьму очень хорошую цену. Втрое от обычной! Или даже впятеро! Что толку в меди, когда ее и так скоро возьмут бесплатно.
— Ушам своим не верю! — пробормотал Гелон, а Тимофей захохотал, согнувшись пополам. Он почти плакал, представляя себе эту картину. Ворота осажденного города открываются, и туда заносят амфоры с зерном!
— Здесь еще не наступил сезон штормов, — продолжил Рапану. — Поэтому мы быстро меняем зерно на медь, плывем в Египет, меняем медь на зерно и плывем назад. Если боги будут к нам благосклонны, то мы успеем сделать так два раза. Мы разделим прибыль пополам. Так вы заработаете куда больше, чем на выкупе, а я весной вернусь к своему господину с тем грузом, что должен.
— Я, наверное, с ума схожу, — медленно произнес Гелон, — но это дело мне кажется стоящим. Даже если взять город, то нам достанется меньше, чем при такой торговле. Придется делиться с остальными басилеями. Тебе понадобится охрана, купец.
— Несомненно, господин, — с достоинством ответил Рапану, который и не надеялся, что его отпустят в Египет одного. — Эти воды очень опасны. От разбойников никакого спасу нет.
— Дядя, — снова захохотал Тимофей. — Мне кажется или нас снова наняли охранять караваны?
— Сам в Египет поплывешь, раз уж втравил нас в это, — Гелон не разделял его веселья. — Я пока буду держать порт и восточные ворота, а ты пристроишь нашу добычу из Угарита. Что толку в тряпках и в красивом стекле, когда нет своего дома! Возьмешь зерном и золотом. Оно занимает мало места.
— Не советую брать золото Страны Возлюбленной, достойнейшие, — покачал головой Рапану. — Египтяне — отчаянное жулье. Они обманывают на пробе даже соседних царей, когда шлют им свои подарки[19]. Возьмите льняные ткани, вы продадите их на Сифносе с хорошей прибылью. Ванакс Эней купит его у вас за честное серебро. Видите, я уже начал зарабатывать для вас.
Восточные ворота Энгоми приоткрылись, и Рапану боком скользнул внутрь, прожигаемый насквозь взглядами писцов, которых позвали, чтобы поглазеть на этакое диво. Огромная створка захлопнулась, а запорный брус с грохотом упал на свое место. Воины облегченно выдохнули. Они до самого конца подозревали, что это какой-то коварный план чужаков, обложивших город. Впрочем, сам купец у них никаких подозрений не вызвал. Молод, правда, очень, но это не преступление.
Энгоми не был похож на другие города. Его улицы прямы как копье, и все они ведут в центр, где стоит царский дворец и храмы богов. Его дома тесно лепятся боками друг к другу, а внутри них трясутся от страха счастливцы, которые молят богов избавить их от напасти.
Рапану угадал. Зерно в городе еще есть, но оставшиеся горожане уже туго затянули свои пояса. Даже глаза писцов горят голодным блеском, а пышные когда-то телеса уныло обвисли под роскошными одеяниями. Синие и красные платья, перетянутые богатыми поясами, сильно контрастировали с впалыми щеками своих хозяев. Царь сытно кормил только воинов, беспощадно срезав пайку всем остальным.
— Говори, слуга разбойников, — презрительно произнес старший из писцов, пожилой мужчина с окладистой бородой.
— Я не слуга разбойников, — поморщился Рапану. — Я честный купец с острова Сифнос. Я сам попал в плен и пытаюсь выкупиться. Но перейдем к делу, почтенные. У меня в порту стоит корабль с зерном из Египта. Я готов его продать.
— Цена? — резко спросил писец.
— Дебен[20] меди за хекат зерна, — ответил Рапану и услышал общий вздох.
— Боги помутили твой разум, торговец? — писец посмотрел на него как на умалишенного. — Это впятеро дороже обычной цены. За дебен меди дают пять хекатов ячменя.
— Такую цену дают в Египте, почтенный, — не стал спорить Рапану. — А зерно еще нужно сюда привезти. Видишь ли, у меня очень дорогостоящая охрана… Поднимись на стену и посмотри сам, если сомневаешься.
— Все равно это слишком дорого! — угрюмо засопел писец, но тут Рапану выдал фразу, которую слышал когда-то от самого ванакса Энея. Купец повел рукой по сторонам и произнес.
— Ну, походи по базару, почтенный, поищи дешевле!
— У нас не продают зерно на базарах, его слишком мало, — писец не оценил искрометного юмора купца. — Сам царь распределяет зерно своей милостью.
— Так, а я только что о чем сказал? — голос Рапану превратился в лед. — Я могу пойти в Египет и привезти для вас еще один корабль ячменя. А могу подождать пару недель и сделать тебе новое предложение. Например, два дебена за хекат зерна. И я тебя уверяю, почтенный, ты его купишь. У тебя и выхода не останется, потому что на базарах Энгоми нет ни единого зернышка. Ты сам только что об этом сказал.
— Цена велика. Я должен испросить дозволения у великого царя, — задумчиво произнес писец, которому нечем было крыть. Они уже долго сидят в осаде. Когда закончится еда, им просто придется отворить ворота врагу.
— Никуда не уходи, торговец, — сказал он. — Я скоро вернусь.
Писец ушел, по-стариковски шаркая и загребая пыль нарядными сандалиями, а Рапану привалился к почерневшему от времени дереву ворот, прикидывая прибыль по этой сделке. Получалось так, что он не только приведет корабль с зерном на Сифнос, но даже с лихвой отработает то, что отдал Тимофею.
— Какое, однако, хорошее дело эта осада, — сказал он вдруг сам себе. — Тут можно неплохо заработать, просто печенкой чую! Надо поговорить с Гелоном, пусть весной нанимает еще парней. Нам придется защищать нашу золотую жилу от всяких негодяев. Это ж выходит так, что вся медь, которая лежит в Энгоми, теперь наша с ним. Только знай, подвози зерно, пока в городе запасы не закончатся. Главное, чтобы об этом не узнали остальные вожди и не открутили мою умную головушку. А они точно узнают… и точно открутят… Думай, Рапану, думай…