Тиран Золотого острова

Глава 8

Тимофей с тоской разглядывал дно глиняной плошки, откуда выскреб все до последнего зернышка.

— Кто копье в руки взял, того на землю уже нипочем не посадишь, — сплюнул он и с тоской осмотрел до блеска вылизанную посуду.

Пайка зерна медленно, но неуклонно сокращалась, ставя воинов на грань голодного бунта. Пока еще авторитет дядьки Гелона незыблем, но скудная жизнь неизбежно приведет к тому, что большая часть людей просто разбежится. Тимофей понимал: либо они найдут себе достойное место для жизни, либо им скоро придет конец. Те, кто пришел на Кипр раньше, устроились отлично. У них есть земля, крестьяне и медные рудники. Да еще и добыча от пиратских рейдов обогащают казну здешних басилеев. Мелкие княжества Кипра процветали.

А вот тем, кто пришел сюда недавно, остались лишь объедки. Доброй земли не взять, у них просто сил не хватит, а налеты на корабли уже не дают того, что раньше. И купцов стало куда меньше, и идут они сейчас такими караванами, что сами кого хочешь ограбят. Они, кстати говоря, регулярно этим и занимаются. Даже сюда разок заглянули. Совсем озверел торговый народ. Людей воруют, рыбацкие деревни разоряют дотла. Никакого спасу от них нет. Парень и сам понимал, что злость его просто смешна, но сделать с собой ничего не мог. Он обижается на людей, которые поступают с ним точно так же, как он сам поступает с другими.

Тимофей подошел к берегу и присел, чтобы вымыть плошку. Он ополоснул ее, а потом, не удовлетворившись результатом, протер ее изнутри горстью песка и ополоснул снова. Сели они здесь, конечно, просто бесподобно. Дядька лихим налетом захватил полуостров, что длинной косой выдается далеко на восток. Пять сотен бойцов оттеснили живших тут ахейцев вглубь Кипра и заняли самый дальний мыс, который огибали все купцы, шедшие на север из Египта и Ханаанских городов. Казалось бы, золотое дно, но нет. Пропитание «пахарям моря» достается все тяжелее.

Тимофей снял набедренную повязку, аккуратно придавил ее камнем и нырнул в теплое до противности море. Он сделал сотню взмахов руками и, отплыв от берега на стадий, лег на спину и уставился в небо. Он любил полежать вот так, в тишине и одиночестве, качаясь на ласковых волнах.

Они кое-как зацепились здесь, на самом востоке острова. Кипр поделен на множество мелких и мельчайших княжеств, крупнейшим из которых оставалось царство Алассия, которое контролировало основную добычу меди. Резня за землю и рудники шла нешуточная, и ввязываться в нее Гелон не спешил. В этой войне голову сложить — как высморкаться. Вот потому-то он держался за клочок здешнего берега, и даже крестьян и рыбаков запретил обижать. Только их скудная дань еще кое-как питала разбойный народ.

— Надо делать что-то! — решил Тимофей и поплыл к берегу, разрезая теплую воду подбородком. — Сколько недель на одном месте сидим. Скоро совсем жрать нечего будет.

Парень сердцем чуял: кочующая банда дядьки Гелона вот-вот развалится на части, и у него снова останется полсотни верных парней из Аттики. Все те, кто прибился к их ватаге в Трое и Хаттусе, вот-вот уйдут, потому как грабежа одного Угарита им было мало. Золото и серебро нельзя есть, а тех баб, что там похватали, тоже, оказывается, нужно кормить. Кто бы мог подумать!

Лагерь бывших наемников представлял собой нагромождение шалашей из веток, каменных хижин, откуда выгнали старых хозяев, а то и просто расстеленных на песке кусков грубого полотна. Воины разбились на свои старые ватаги, где и держались вместе, поочередно охраняя свое добро. Тут не особенно доверяли друг другу, а в ватагах все же ходило много родни. Так было и у афинян. Вон сидят парни, которых Тимофей знает уже который год. У них котелок кипит? Не то рыбой разжились? В животе Тимофея призывно заурчало, но счастливцы гордо отвернулись, показывая, что ему тут ничего не светит. Самим мало.

Тимофей заглянул в котел и, увидев скудное варево, разочарованно отвернулся. Два небольших крабика, которых выловили из-под камней, весело подпрыгивали в струях бурлящей воды. Да, тут делиться нечем, и Тимофей, сплюнув набежавшую густую слюну, пошел к своему шалашу. Его пристанище стояло рядом с домом рыбака, который служил здешнему владыке дворцом. Дядька Гелон обитал именно тут.

— Господин! — умоляюще посмотрела на него наложница из Угарита, которую он взял для утех. Дородная когда-то белолицая красавица, вытащенная за косы из богатого дома, почернела на солнце и высохла как щепка. Пышная грудь опала, а через тонкую кожу начали проглядывать ребра. На полном когда-то лице только одни глаза и остались, и они смотрели так, что по заскорузлому сердцу афинянина словно острым когтем провели, оставив кровавый след.

— Кушать, господин! — торопливо заговорила она, коверкая полузнакомые слова. Еда, господин! Я все делать, что ты сказать. Накормить только. Я не плакать даже.

— Тьфу ты! — расстроился Тимофей, развернулся и пошел прочь. — Да провались ты, стерва!

Продать бы ее кому, да здесь ее никто не возьмет даже даром. Дядька Гелон зерно только на воинов выделяет, и то помалу. Вот потому-то жратва нынче в цене, а женская ласка подешевела и не стоит почти ничего. Эта баба и раньше одними объедками питалась, выскребая остатки каши из горшка своего хозяина, а теперь и вовсе не видела еды уже второй день. Нечего Тимофею дать своей женщине, и от осознания этого на душе парня было невероятно погано. И вроде рабыня, чуть выше собаки, а все равно как будто гложет что-то изнутри. Словно и не человек он, раз свою женщину накормить не может. Надо придумать что-то, не собственную же пайку ей отдавать. Еще чего не хватало!

Тимофей снова разделся и, оставшись в чем мать родила, пошел по мелководью, переворачивая крупные камни. Он ничем не хуже тех олухов, что поймали крабов. Он накормит свою бабу. Он больше не может видеть эти наполненные голодной мукой глаза.

— Ну ты только посмотри! — протянул вперед руку Тимофей, показывая на величественный город, оседлавший гору, царящую над гаванью. Они приплыли сюда под парусом, благо идти-то всего ничего, если с крайнего мыса их полуострова отчалить. На рассвете вышли, а к вечеру на месте уже.

— Вот что нам нужно, дядька!

— Щеки подрезать не забудь, — хмыкнул Гелон, с завистью разглядывая порт, забитый купеческими кораблями. — А то кусок в рот не влезет. Это же Энгоми[11], парень! Самая сильная крепость на Кипре. Нам ее нипочем не взять.

Да, перед ними раскинулся великий и славный Энгоми! Город, цари которого правили Кипром с незапамятных времен. Им принадлежат медные рудники, а потому здешняя гавань всегда полна кораблей. Стены огромной крепости опоясывают город неприступным кольцом. Сначала укрепления выложены из блоков известняка, а потом подняты на пятнадцать локтей сырцовым кирпичом. Множество полукруглых башен обещают штурмующим теплый прием. Только полезешь на стену, как из бойниц вылетит туча стрел.

— Давай других басилеев в помощь позовем, — польстил дядьке Тимофей, и тот даже смутился немного. Бродяге-наемнику приятно вождем стать, и он еще не привык к такому обращению.

— С ними делиться придется, — недовольно произнес Гелон, а Тимофей усмехнулся.

— Так все равно будет больше, чем сейчас!

— И то верно, — хохотнул Гелон. — Ну давай займемся делом, от которого отвыкли, племяш. Будем пошлины портовым мытарям платить.

— Не жалко, — хищно оскалился Тимофей. — Потом назад заберем. Пошли, дядька, на рынок, лишних баб продадим. Может, отсыплют за них зерна или оливок с финиками. Все не кормить лишние рты.

— Пойдем, — кивнул Гелон, который приплыл сюда не столько торговать, сколько на разведку. Он рассматривал цепким взглядом укрепления самого богатого города в этой части мира. Не взять его в одиночку, нипочем не взять. Но если несколько басилеев свои войска приведут, то почему бы и нет… Порт перекрыть с моря, а ворота — со стороны суши. Недолго царь Алассии высидит в своей крепости без подвоза еды.

Кимон ошалело крутил головой, не узнавая привычного места. И вроде бы все так, как было раньше, да только куцая гавань забита кораблями, из которых тащат огромные амфоры с зерном. Интересно, откуда взялась такая роскошь? Вторым, что поразило басилея, стала необычайная многолюдность городка. Сколько времени прошло с момента захвата Сифноса? Да меньше трех месяцев. А тут народу чуть ли не вдвое больше стало, и незнакомый говор то и дело режет ухо царя Милоса.

— Кто это такие, господин? И откуда они все взялись? — негромко спросил Перимед, старый воин, служивший еще отцу басилея. — Я гостил на Сифносе год назад, тут и половины этих людей не было.

— Не знаю, — сквозь зубы ответил Кимон, который крутил головой словно филин.

Десяток ослов, груженных корзинами с землей, прошли рядом, и басилей с удивлением увидел, что заросший кустарником пустырь расчистили, а на его месте размечают новый квартал. Вот две смуглые девчонки в прозрачных вуалях, стрекочущие на незнакомом языке, как сороки, прошли мимо басилея и его свиты, обдав их непривычным тяжелым ароматом. А вот два гончара, перепачканные глиной, тащат обожженную трубу, в которую можно просунуть голову. Куда они ее тащат? И главное, зачем? Этого Кимон так и не понял. Суета, которая ключом била вокруг, ничуть не напоминала сонную тишину, обычно царившую на островах. Люди здесь стали вдруг деловиты и куда-то спешили, все как один. Кимону даже показалось, что они ходить стали немного быстрее, чем раньше. А еще эти люди выглядели довольными жизнью. Они смеются и шутят, свистят вслед красивым женщинам, а в их глазах появилось что-то такое, что давно уже позабыли на истерзанных набегами островах. Если бы Кимон был легкомысленным мальчишкой, то он подумал бы, что все эти люди счастливы.

— Эй ты! — Перимед, который, видимо, терзался схожими сомнениями, схватил за локоть гончара. — Это чего за штуковина, а?

— По ней вода течь будет, — ответил гончар. — Руку отпусти, а то стражника позову. У нас тут нельзя свободного человека хватать. Штраф два сикля серебра. Указ тирана не слышал, что ли?

— Ишь ты! — Перимед так удивился, что руку убрал тут же. — Гончар какой-то, а туда же! За руку его не схвати. А где они воду возьмут, господин?

— Да сам не пойму, — все так же, сквозь зубы сказал Кимон, страдающий от накатившей зависти. Он тоже страдал от скупости небес, которые уже несколько месяцев не посылали на его остров дождей.

Узкая тропа, которая, петляя, поднималась к цитадели, закончилась у ворот, где скучали двое дарданцев с копьями. Далековато акрополь построен, добрых десять стадий от порта, да только нет здесь места удобнее. С этого холма и залив, куда приходят корабли, и весь остров как на ладони. Один из стражников поднял руку и приказал.

— Стой! Кто такие и к кому?

— Басилей Кимон я, правитель Милоса, — растерялся царь. Тут такого раньше не было, да и знали его все.

— Пройди во двор, царь, и обожди немного, — сказал стражник, на запястье которого болтался широкий серебряный браслет. — Мне доложиться надо.

— А что это за люди в городе, воин? — спросил он.

— А… эти… — воин махнул рукой. — Из Угарита много семей на жительство приехало. Тот город морской народ дотла спалил.

Да что тут вообще происходит? — билась в висках Кимона запоздалая мысль. — Оружие у простого воина из железа. И наконечник на диво широкий и длинный, на него много металла пошло. У одного стражника браслет серебряный, да такой, что и самому басилею не стыдно надеть. У другого — обруч на шее, и тоже из серебра. Откуда у простых наемников такое богатство? Если слух об этом на Милос дойдет, ему плохо придется. Его люди не захотят за еду служить, и тоже себе такого потребуют. Мальчишка что, все серебро на Сифносе выкопал и воинам раздал? Кимон осмотрелся по сторонам и увидел, что и в Верхнем городе тоже многое поменялось. Дома, что раньше занимала здешняя знать, теперь заселены совершенно другими людьми.

Амореи из Угарита! — догадался он. — Странно, а почему это беглецам честь такая, рядом с царем жить?

Мимо него прошла невысокая полненькая девушка с круглым лицом и вытянутыми дудочкой губами. Кимон пристально уставился на нее, смущая настойчивым взглядом, и та отвела глаза зардевшись. Не красотка, но довольно мила, а за серьги, что на ней висят, весь Милос полгода кормить можно. Позади нее идут двое крепких слуг с палками и старуха рабыня. На рынок девушка вышла, вон, у служанки корзина в руке. Понятно, почему их тут поселили. Богатые семьи тоже сбежали из несчастного города и заплатили новому владыке за защиту.

Каменные плиты двора, что были расколоты столько, сколько Кимон себя помнил, заменили на целые, и теперь они выделялись свежими боками на фоне старых, в которые столетиями въедалась грязь и пыль. Не всю знать изгнали из цитадели. Вот спешит, задыхаясь и переваливаясь, словно утка, писец Филон, а следом за ним из мегарона вышел рудный мастер Алкаст и еще несколько незнакомых мужей, говоривших кто на аккадском, кто на языке лувийцев, который Кимон кое-как понимал. Один из них, высокий, широкоплечий, с бычьей шеей и с мечом на поясе — явно знатный воин, а второй — сухой, мускулистый, насквозь прокаленный солнцем, похож на моряка. Еще двое — торгаши. Идут и спорят о цене на зерно и медь, то и дело награждая друг друга нелестными эпитетами, без излишней злобы, правда. И все эти люди тоже выглядели довольными своей судьбой. У них в глазах читалась какая-то непонятная Кимону уверенность.

Басилей усмехнулся. Если бы они знали то, что знает он, поубавилось бы в них уверенности. Прав был посланник ванакса Агамемнона. Мальчишка готовит остров к осаде. Потому-то зерна столько сюда привез.

— Тебя ждут, басилей! — воин широко повел рукой, показывая на вход в мегарон. — Проходи.

Возросшее благосостояние острова на его владыке не сказалось никак. Мегарон оставался скромен по-прежнему, и лишь стол, на котором лежали несколько листов папируса, явно принесли сюда не так давно. Он что, умеет читать? — подумал было Кимон, но быстро прогнал промелькнувшую дурацкую мысль. Зачем бы это воину?

Кимон разглядывал того, кто увез его семью в неведомую даль. Странный этот паренек. Лет семнадцать на вид, крепкий и гибкий, словно лоза. Удар львиной лапы перечеркнул щеку, плечо и грудь, придавая ему вид бывалого воина. Хитон тонкого полотна перевязан широким поясом, украшенным золотыми пластинами, а сандалии были какими-то необычными, с закрытыми носами. Хорошо, наверное, в таких по камням ходить, нипочем пальцы не собьешь. Волнистые иссиня-черные волосы почти достают до плеч, а надо лбом подрезаны ровной челкой. Он не носит массивных ожерелий и серег, как любят те, кто живет за морем. Только браслеты на руках и золотой обруч на лбу, его носят князья Востока. И глаза… Это не глаза мальчишки. Человек с такими глазами видел и знает многое.

— Кимон! — Эней встал ему навстречу и широко раскинул руки. — Рад видеть тебя! Пришло зерно из Египта и товар из Сидона. Чем возьмешь за свой камень?

— Зерна немного возьму, тканей и бронзы, — ответил басилей подумав.

— С бронзой плохо совсем, — сожалеюще ответил Эней. — Железным инструментом возьмешь? Могу дать молоты, зубила и кирки. Есть плуги и серпы.

— Возьму! — у Кимона загорелись глаза, да так, что он забыл, зачем явился на остров. — Железом точно возьму!

— Твоих людей разместили? — небрежно спросил Эней.

— Пока нет, — покачал головой Кимон.

— Давай трое здесь заночуют, а остальные — в Нижнем городе? — виновато посмотрел новый владыка острова. — Места совсем нет.

— Конечно, — кивнул Кимон. — Я смотрю, ты обжился уже.

— Не совсем, — хмыкнул мальчишка. — Представляешь, взял рабыню на ложе, а оно развалилось под нами в самый неподходящий момент. Теперь в комнате басилейи… ныне покойной… ночую. Тебя разместят, Кимон, а вечером слуга позовет на пир. У нас много новостей, тебе будет интересно.

Кимон провел эту ночь без сна. Он вставал и ходил из угла в угол по комнате, где его поселили. Он то доставал кинжал, разглядывая блики лунного света на лезвии, то прятал его в ножны. Он еще вечером точно знал, что должен сделать, а теперь сомневался. Безумие какое-то творится. Обычный паренек, хоть и потомок царей, за считаные недели сделал столько, что ему и не снилось. И ведь не сам тиран ему об этом рассказал. Старые знакомцы Филон и Алкаст, лежавшие рядом на пиру, залили его уши потоками новостей. И вода на острове появилась, и зерно, и торговля начинается богатая. И кузни новые, и мастера из Угарита, которые завалят все своими товарами. Подати такие будут, что только успевай собирать. А железо? Тут Кимон и вовсе потерялся, а в голове его забили тревожные барабаны. Ведь если у Энея будет много оружия и золота, то и армию он наберет такую, какую захочет. И неважно, что у него почти нет земли. По Великому морю шатается уйма голодных парней, готовых служить за сытную кормежку и долю в добыче. На Сифносе много золота и серебра, а теперь еще и железо это… Получается так, что не следует Кимону вершить то, что он задумал. Глупость это будет, ошибка смертельная. Ему выгодно встать рядом с тем, кто богами отмечен.

Он обнял больную голову и задумался снова. Или все же зарезать его, как велел посланник ванакса? Агамемнон могуч, он раздавит зарвавшегося мальчишку. А если Эней построит еще десяток таких кораблей, как та бирема? Если они вдвое быстрее, чем обычный корабль, да еще и ломают носами доски борта, то победа Агамемнона становится не такой уж вероятной. И еще… Даже если он прикончит Энея, дадут ли ему обещанную награду или просто используют, а потом все равно казнят за измену? Ванакс собственного дядю за трон убил, так что ему какой-то басилей захолустного острова, да еще и предатель. Агамемнон — отъявленная сволочь. Убьет и не поморщится. Да, все же лучше предать один раз, а не два. Тем более что так есть хоть какие-то шансы извернуться и уцелеть. Ванакс не всемогущ, его ненавидят многие цари Ахайи.

Вот так, в тягостных сомнениях, басилей Кимон просидел до самого утра, не решаясь сделать полсотни шагов до соседних покоев. Страх будущего боролся в нем с надеждой на лучшее, и ничто пока не могло перевесить. Светало уже, и первый луч солнца проник через крошечное окошко под потолком, озарив просто обставленные покои. Здесь, на Сифносе, из добытого богатства оставалось немного. Алчный ванакс Агамемнон выгребал все до последнего сикля.

— Слушай, я уже устал ждать, — услышал Кимон, и в комнату вошел Эней, который расположился в кресле, что стояло напротив кровати. — Ты вроде бы убить меня собирался. Я тебя и в собственном доме поселил, и даже сказал, где сплю. Так чего ты теряешься? Мы с парнями всю ночь сидим, ждем тебя, а ты тянешь до утра. А у меня, между прочим, сегодня тяжелый день.

— Откуда ты знаешь? — растерянно посмотрел на него басилей, который, откровенно говоря, уже решился сделать то, за чем приплыл на остров. Все же союз с Агамемноном показался ему надежней. Но теперь он вконец растерялся и испуганно заговорил. — Тебе боги шепчут, да? Они говорят тебе, как поступать? Мне Филон сказал, что ты богами отмечен, и знаешь столько, сколько самый ученый жрец из Пер-Рамзеса не знает. Алкаст про воду все уши прожужжал. Он клянется, что люди за тебя голыми руками любого разорвут. Воины твои хвалятся, что три корабля критян утопили в одном бою. Ты кто, Эней? Ты сын бога? Если так, то я не стану тебя убивать. Кто я такой, чтобы идти против воли небожителей!

— Я сын Анхиса из Дардана, — покачал головой собеседник. — Что тебе пообещали?

— Полное прощение и два острова, — невесело усмехнулся Кимон. — Милос и Сифнос. А мою семью все равно вернули бы за выкуп, если бы ты погиб. Так что я ничего не терял.

— И что тебя остановило? — внимательно посмотрел на него Эней.

— Не стал бы я тебя убивать после того, что услышал, — пожал плечами Кимон, обливаясь холодным потом. — А ты и сам, оказывается, знаешь все. Тогда зачем ты со мной играешь? Просто казни, жену и детей не трогай только. Они не виноваты ни в чем.

— Я дал тебе шанс, и ты им воспользовался, — не меняясь в лице, ответил тот, кого Кимон ненавидел еще вчера утром. — А жену и детей тебе скоро вернут. У нас на севере принято щадить тех врагов, что признали свою вину. Мы поступаем так вовсе не потому, что мы трусы, а потому что это возносит нас над ними. Так делал еще великий царь царей Хаттусили, и я считаю, что это очень разумный обычай. Лить кровь понапрасну — дикость.

— А если враг получил прощение, а потом предал? — криво усмехнулся Кимон.

— Тогда его уничтожают как бешеную собаку, чего бы это ни стоило, — ответил Эней и встал с кресла. — На вражду у нас всегда отвечают враждой. С твоего позволения, я немного посплю, Кимон. У меня сложная ночь была. Не каждый день тебя собираются зарезать в собственной постели.

— Погоди! — остановил его басилей. — После твоего убийства я должен сообщить в Навплион. Десять кораблей выйдут сюда, чтобы привести остров к покорности.

— Это те, что Диомед из Аргоса должен возглавить? — лениво поинтересовался Эней, который уже почти что вышел из комнаты.

— Это и это знаешь? — побледнел Кимон. — Ты прорицатель? Тебе ведомо то, что будет? Как ты это делаешь?

— Ты можешь не убивать меня еще месяц? Ну, хотя бы три недели! — попросил вдруг Эней и провел ладонью по горлу. — Вот так надо!

Кимон вместо ответа кивнул, с трудом проглотив ком. Тиран Сифноса вышел, а басилей, совсем без сил, обнял больную голову руками. Теперь у него точно нет назад пути. Ванакс Агамемнон скормит его своим псам.