Нити Ана можно было скрыть точно также, как и его самого.
И с самого появления Пайры иф Регул над ее головой — единственным местом, где мог бы стоять пришедший по мою душу человек, под потолком была раскинута широкая сеть, невидимая в темноте.
Укрепление Ана с помощью Штиля продлило и время существование нитей, так что за те примерно полтора часа, что прошли с момента, как я заснул, они потеряли лишь около трети прочности.
К сожалению, даже это могло стать решающим фактором и, к сожалению, я не мог с этим ничего сделать. Даже если бы я не спал, выпущенные нити продолжили бы постепенно распадаться, а плести паутину за считанные секунды я не умел даже близко.
Схема плетения была взята у оригинальных кошмарных ткачей, к роду которых принадлежал Ан.
Эти паучки, будучи всего около пяти сантиметров в длину, успешно охотились на очень крупных насекомых, птичек, мышей и ящерок, во-первых из-за невероятной прочности паутины, и во-вторых из-за особенной формы паутины, совсем не похожей на «традиционные» паучьи «спирали».
Каждую нить я дублировал по десятку раз, чтобы добиться плюс-минус достойной прочности, после чего связывал их в хитрую конструкцию, которая должна была сработать как подобие смирительной рубашки, полностью спеленав цель по рукам и ногам.
И сам захват удался более чем отлично. Паутина рухнула на Пайру и слегка закрутилась в процессе, а в конце, опустившись до пола, прилипла к нему, чтобы дополнительно удержать цель на месте.
— ТРЕВОГА! — рявкнул я, с замиранием сердца осознавая, что если близнецы не исполнили приказ и, к примеру, легли спать, то мне конец.
К счастью, хотя парочка была глуповата, тупыми они не были, и когда было нужно, умели в точности делать то, что им сказано.
Выскочив из малой спальни, Гинта бросился ко мне, а Дзинта, подскочив к приоткрытой двери, пулей вылетел из комнаты.
Наблюдавшая за всем этим Пайра, на секунду полностью ошеломленная невидимой сетью, опутавшей ее руки и тело, дернулась вслед за сбежавшим близнецом. Но прочности и количества нитей в связывающей ее сети было достаточно, чтобы даже прошедшая уровень Полного Штиля женщина не смогла разорвать паутину.
Надолго это не помогло. Для пользователя Потока уровне Шквала собрать немного энергии для физического укрепления было возможно за пару секунд. Что, собственно, и произошло.
Сначала Пайра разорвала нити, спеленавшие ее руки, потом начала выдергивать приклеившиеся к полу ноги.
Следующим препятствием на ее пути должен был стать Гинта. В этом тоже не было особого смысла. Близнецы не изучали техники контроля Потока, им было не положено, так что для Пайры парень был не сильнее котенка.
Однако сейчас были критически важны даже доли секунды.
Пока Дзинта добежит до кабинета отца, в котором тот спал почти каждую ночь с самого нашего с Арханом рождения, полностью игнорируя их с Пайрой спальню, пройдет секунд двадцать.
Пока он оттарабанит в дверь, привлечет внимание отца и заставит того встать из кровати — еще десять. И на путь обратно до моей спальни Раган иф Регул потратит еще секунд пять.
Все это время я должен, во-первых, выживать, а во-вторых, не позволять Пайре бежать. Если отец застанет ее с занесенным надо мной шприцем в руке — это одно. Его содержимое будет уликой, доказывающей сговор и злой умысел.
Но если она ничего не сделает и скроется, то, по сути, это будет мое слово против ее. И на примере с Рианой уже было понятно, как в семье относились к тем, кто пытался меня убить. Тем более что статус Пайры был несравнимо выше, чем у моей тетки.
Было видно, что Гинта трясется от страха. От того, что перед ним была жена его хозяина. От того, что она была сильнее его в десятки раз. От того, что у нее в руке был неизвестный шприц.
Однако, стоило отдать ему должное, он не дал деру, а, наоборот, бросился на Пайру, уже освободившую одну ногу и теперь с силой дернувшую вверх другую, потеряв в этот момент равновесие.
Будь на месте Пайры настоящий воин, практикующий Поток для сражений, у Гинты не было бы никаких шансов. Как минимум те же пули Потока, усиленные уровнем Вихря, которые при должном умении можно было запускать, не шевеля ни единым мускулом, за пару мгновений превратили бы тело паренька в решето.
Однако Пайра никогда не тренировалась как воин. В отличие от клана Регул, клан Генуби, из которого она была родом, изначально подразумевал для девочек только две возможных судьбы: быть отданной в другой клан в рамках договорного брака либо стать управляющей какого-нибудь предприятия клана.
Пайра умела использовать Поток, разумеется. Но боевых техник не знала и драться не умела.
А потому у Гинты получилось, налетев на нее, опрокинуть стоящую на одной ноге женщину навзничь. Правда, хотя сражаться она и не умела, нечеловеческий уровень рефлексов прилагался к уровню Полного Штиля по умолчанию.
Так что Пайра не упала на спину, успев подставить руку. Ту руку, в которой находился стеклянный бутылек, из которого она набирала шприц.
Раздался тихий треск, после чего — сдавленный вопль боли.
— Сученыш! — рявкнула Пайра, взмахом руки отбрасывая Гинту в стену.
Парень, с гулким звуком врезавшись покрытый тонкими дощечками вагонки камень, осел на пол, не подавая никаких признаков жизни. А Пайра, вскочив и резким взмахом вытряхнув из руки осколки стекла, снова пошла на меня.
Ей, похоже, уже было все равно на последствия. В горящих яростью глазах читалось лишь одно: желание исполнить задуманное.
Однако вонзить в меня шприц ей снова не удалось. Прежде чем она нависла надо мной, ее шея наткнулась на еще одну нить, сплетенную на этот раз аж из пятидесяти паутинок и натянутую между вертикальных колонн кровати.
— Что за фокусы⁈ — прорычала Пайра, закашлявшись.
Взмахнув рукой вслепую, она нащупала почти невидимую полупрозрачную нить и резко дернула ее на себя, разрывая плод моих усилий силой пользователя Потока. Тем не менее, это был еще не конец.
— АБРАКАДАБРА, СУКА! — рявкнул я, изо всех сил отталкиваясь одной рукой от кровати и выбрасывая вторую прямо Пайре в лицо.
Ан к этому моменту уже вернулся ко мне. И теперь я мог призвать его снова, как и раньше, из любой проводящей Поток части тела. Плюс, ровно также, как я мог сделать его полупрозрачным, подавив утечку энергии из его тела, я мог и заставить его засиять ярче любой лампочки.
В полутьме спальни, освещаемой лишь неполной луной через окно, такая вспышка была по-настоящему ослепительной. Настолько, что Пайра аж отшатнулась, а у меня самого, даже не смотря на то, что значительную часть вспышки закрывала моя собственная ладонь, перед глазами заискрили разноцветные круги.
Не став дожидаться, когда в глазах прояснится, я крутанулся по кровати в обратную сторону, к стене. И, судя по деформации матраца, на который Пайра, похоже, поставила колено, вовремя.
А еще через секунду, когда мои начавшие приходить в норму глаза уже увидели приближающийся к моей груди шприц, в ушах раздался полный едва сдерживаемого гнева голос отца.
— Что это ты тут творишь, дорогая?
Пальцы Рагана сжимали руку Пайры, удерживая иглу шприца в тридцати сантиметрах от моей кожи. Тяжело выдохнув, я откинулся на подушку. Спасен.
Эм… неловко. Почему мне так неловко?
За небольшим письменным столом, на котором в творческом хаосе были разбросаны блокноты с моими записями, карандаши, линейки и прочий канцелярский материал, сидели трое: отец, мать и сын.
Дзинта унес брата в лазарет, забрав с собой шприц Пайры на анализ нашему домашнему врачу. Гинта выжил, но, кажется, у него было сотрясение. Впрочем, им в любом случае нечего было делать сейчас в моей спальне.
А вот мне… нет, понятно, что я был жертвой покушения и главным свидетелем. Но все равно ситуация была диковатой.
Отец сидел, сложив руки на груди, переводя пристальный взгляд с меня на Пайру. Та, с посеченной ладонью, обмотанной снятой с подушки наволочкой, делала вид, что оказалась тут совершенно случайно, усиленно пялясь в окно.
Она не собиралась начинать разговор, это было очевидно. А отец, судя по всему, пытался сейчас просчитать в уме, каких последствий ему ждать от каких своих решений.
Потому что, хотя перспектива потерять меня, на которого положили глаз в главной ветви, была неприятной, конфликт с кланом Генуби из-за обвинений в сторону Пайры ему, очевидно, тоже был не нужен.
Про то, что мы тут как бы были семьей и вроде как все должны были жить в мире и согласии, все давным-давно забыли. Впрочем, меня самого от этой концепции тоже теперь воротило.
Определенную ясность и понимание дальнейших действий должно было внести раскрытие содержимого шприца. Если там был смертельный яд — это одно. А если какое-нибудь снотворное — совсем другое.
Однако ждать результатов в любом случае нужно было минимум пару часов. И до тех пор, похоже, они собирались просто молча сидеть.
С одной стороны, я, как жертва, вполне мог бы тоже просто сидеть с недовольным и обиженным хлебалом. В каком-то смысле так даже было бы правильнее, поскольку молчание в такой ситуации было чем-то вроде механизма поддержания позиции.
Заговорил — значит показал, что по-другому не можешь, значит слабак. Ну, это очень утрированно, но смысл такой.
Однако Пайра сейчас, похоже, в принципе не собиралась говорить вообще ничего, даже если бы ее начали напрямую обвинять в попытке моего убийства. А отец либо был осторожен и не хотел делать поспешных выводов, либо, что в данном случае было почти тем же самым, оказался слишком большим ссыклом, чтобы что-то сказать.
Так что, по сути, у меня был карт-бланш на несение абсолютно любого бреда, и эти двое вряд ли хотя бы попытаются меня заткнуть, чтобы не показать друг перед другом свою слабость.
Ну, разумеется, бредить я не собирался. Наоборот, раз уж меня посадили с ними за один стол, в моих планах было по полной воспользоваться этой возможностью и вытянуть из того, что я едва не сдох, максимум пользы.
— Расставим все точки над Ё, — произнес я, нарушением тишины призвав на себя взгляды четырех удивленных глаз. Но, как и ожидалось, останавливать меня никто не стал. — Во-первых, я хочу сразу прояснить. Мне нечего терять. Мне глубоко насрать, что будет с кланом Регул и семьей иф Регул, со всеми моими братьями и сестрами, и тем более с вами, дорогие попытавшаяся убить меня мама, и ничего по этому поводу не собирающийся делать папа. И, более того, мне плевать, что будет со мной самим, особенно если напоследок я сумею вам обоим хорошенько поднасрать. Договорились? Можете не отвечать, вижу, что вы согласны. Теперь дальше. Во-вторых, ритуал, который я проводил, прошел успешно. Я создал проводника Потока, с помощью которого несколько минут назад избежал укола неизвестным шприцем. Можете познакомиться. Это — Ан.
На мою ладонь, выбравшись из нее же, взобрался пятисантиметровый паучок. Отец, пристально вглядевшись в Ана, кивнул, видимо каким-то своим мыслям.
Он знал о ритуале и его сути и должен был подозревать, что у меня получилось. Так что для него Ан не стал такой уж большой неожиданностью.
А вот Пайра, наверняка даже не подозревавшая, что я был занят какой-то там научной работой, при виде светящегося паучка округлила глаза на столько, что мне даже на мгновение показалось, что они сейчас выпадут.
— Во-вторых, моей работой, на которой основывается ритуал, заинтересовалась главная ветвь. Это для тебя, Пайра, если ты вдруг не в курсе. Они приказали отцу отправить меня в институт клана после моего совершеннолетия. В-третьих, если отец доложит об Ане в главную ветвь, в институте клана я стану скорее подопытным кроликом, без шансов на обретение какого-либо влияния.
На лбу отца после этих моих слов проступила длинная морщина. Похоже, об этом он не успел подумать. И по идее здесь ему бы и прервать меня, так как теперь ему уже не было вообще никакого резона вставать на мою сторону.
Однако отец в конце концов не благодаря одной только силе уже много лет занимал позицию главы семьи Иф. И сразу вслед за одним пониманием ему не могло не прийти другое: если я так спокойно об этом всем говорил, то у меня должно было быть еще что-то в закромах.
— В-четвертых, — вздохнул я, чувствуя, как мои метафорические ноги ступают на опасно тонкий лед. — Успешное создание проводника Потока возможно лишь при комбинировании двух факторов, лишь один из которых описан в той моей работе, о которой известно главной ветви. Второй компонент я никуда не отправлял и на данный момент его не существует в целиковом записанном виде.
Это было правдой. Часть своих исследований, относящуюся к призыву истокового аспекта, я сжег накануне проведения ритуала. Не хотел, чтобы, если я провалюсь и умру, кто-нибудь, случайно нашедший мои работы, смог бы воспользоваться ими.
— Если ты, отец, сообщишь в главный клан о том, что я успешно создал проводника Потока, посадишь меня под домашний арест или что угодно еще, я клянусь унести тайну второго компонента в могилу, оборвав свою жизнь до того, как ее из меня вытащат пытками. И при этом, обещаю, я обязательно скажу всем, кому будет интересно, что эту тайну я доверил тебе, папа.
Отец вздрогнул.
— С другой стороны, если ты сделаешь вид, что ничего не знаешь и позволишь мне в оставшиеся месяцы заниматься тем же, чем я и собирался на Львиной Арене, я просто по-тихому отправлюсь туда, а что дальше, тебя уже волновать не будет. Можешь не отвечать, я уже знаю, что твоя гордость куда меньше, чем твой страх перед главной ветвью.
Наполнявшее грудь ощущение было непередаваемо шикарным. Угрожать человеку, способному одним плевком превратить тебя в кашу, прекрасно понимая, что тебе за это ничего не будет — это настоящий восторг.
Ну а правда, что Раган иф Регул мог мне сейчас сделать? Убить? Ему прилетит от главной ветви. Что угодно другое? Я настучу на него и ему прилетит еще больше.
Убить меня и свалить все на Пайру? Вариант. Но это скорее всего приведет к конфликту между Регул и Генуби. Мертвый пацан вряд ли будет большим стимулом для грызни, но Пайра скорее всего не проглотит такое обвинение просто так и два клана вполне могут начать сраться из-за взаимных обвинений в подлоге и клевете. А если как-то всплывет, что Раган Пайру подставил, это вполне может вылиться даже в небольшую войну.
Так что и тут у отца не будет никакой уверенности в том, что ему в итоге не прилетит по кумполу. По сути самым безопасным вариантом для него сейчас было просто проглотить мое «бесячество» и сделать так, как я просил. Тем более что для этого ничего особенного от него не требовалось.
— Теперь ты, Пайра, — повернулся я к женщине, которую окончательно оказался считать матерью. — Я не знаю, что было в том шприце. Но сама ты вряд ли решила бы поставить под угрозу свои репутацию и статус, совершив покушение на того, кого всю жизнь старалась не замечать. Из твоего небольшого монолога над моей кроватью я могу предположить, что у тебя есть сообщники, причем довольно влиятельные, но у которых ты сама не на лучшем счету. Клан это Генуби или нет — не важно. Так или иначе, со своей задачей ты не справилась. И теперь тебе придется объяснять, каким образом ты провалила покушение на ребенка-инвалида, так еще и была поймана на месте преступления. Явиться с повинной и сказать: «Извините, я так больше не буду», — вряд ли получится. А после того, что я сказал отцу, повторить покушение станет невозможно. Понятно, что я не знаю всей подоплеки. Может быть все, что я говорю — это чушь, и тогда можешь продолжать тихо пялиться в окошко. Но если все хотя бы вполовину так, как я описал, то самым разумным для тебя сейчас будет во всем покаяться и попросить отца о защите. Мы с ним теперь вроде как заодно, и втроем мы наверняка сможем найти способ справиться с твоими проблемами и даже получить из этого выгоду. А если тебе не позволяет послушать меня и сделать все грамотно гордость, то хочу напомнить о том, что я говорил в начале. Мне нечего терять. Если ты продолжишь играть в молчанку, то я пойду по офисам всех самых крупных газет королевства и расскажу душещипательную историю о том, как меня попыталась убить собственная мать. Не волнуйся, отец, я обязательно расскажу, как ты героически меня спас от сумасшедшей, репутация Регул не пострадает. Но, думаешь, после такого у тебя будет хоть малейший шанс спасти свою репутацию?
Хотя мы почти не общались, я прекрасно знал слабые места своих родителей.
Отец буквально до одури боялся гнева главной ветви. Не знаю, в чем там было дело, может быть во время «трех лет, определяющих тридцать», его зачмырил какой-нибудь отпрыск оттуда, а может что еще — это было неважно.
Пайре была куда важнее не благосклонность семьи, старой или новой, а ее образ и статус. На публике она была известна как идеальная леди, идеальная жена и идеальная мать, без слабостей и изъянов.
И всегда, когда я, Архан или кто-то из старших случайно или намерено подрывал ее авторитет, Пайра приходила в самую настоящую ярость. Ну, разумеется, когда никто не видел.
Так что публичной оглаской, не слишком действенной в случае отца, ее можно было замечательно шугать.
И все равно это была критически опасная игра. Как минимум потому, что все, что я говорил ей, в отличие от того, что говорил отцу, было основано лишь на домыслах.
К сожалению, начав угрожать отцу, я не мог оставить Пайру без внимания. Мне нужен был трехсторонний паритет, чтобы образовалось пусть шаткое, но взаимное подавление, а не ситуация, где мы с отцом плюс-минус уравнялись, а Пайра, оставшаяся без внимания, оказывалась автоматически выше нас обоих.
Закончив свой пламенный монолог, я выдохнул и откинулся на спинку кресла. На Пайру я не смотрел. В этом не было смысла, все, что можно было, уже было сказано, и теперь результат зависел исключительно от того, как повернутся шестеренки и как встанут тараканы у этой женщины в голове.
А чтобы не терять время впустую, я вызвал Ана и занялся практикой вызова Штиля, которая шла проще, когда я видел тело паучка.
Тишина тянулась долго. Даже занятый делом, я ощущал, как медленно тикают часы на стене. Но постепенно секунды складывались в минуты, а минуты в часы. И в начале седьмого в дверь спальни аккуратно постучали.
— Господин, я принес результат анализа, — внутрь просунулась голова домашнего врача.
— Давай, — кратко скомандовал отец, и через полминуты в его руке уже лежал сложенный втрое листок. Однако сразу разворачивать его он не стал. — Пайра, — неожиданно произнес он. — В зависимости от того, что здесь написано, я поступлю тем или иным образом. Мне было неприятно слушать слова Лейрана, но я не могу игнорировать то, что он сказал. Ни в отношении меня, ни в отношении тебя. Если тебе есть, что сказать — говори, пока я не узнал, что ты хотела ему вколоть. После того, как я прочту результат анализа, ничего изменить уже будет нельзя.
Ух ты. Даже сложно было определиться, поаплодировать отцу за проявленную, наконец, твердость по отношению к жене, или посмеяться над ним за то, что собственному сыну-инвалиду удалось его так сильно прогнуть.
Впрочем, это тоже было неважно. Единственным значимым сейчас фактором была реакция Пайры.
И она последовала.
— Это было сильное седативное, — произнесла она после нескольких секунд игр в гляделки с отцом. — Вскоре после укола он должен был впасть в кому. Бессрочно.
После такого заявления я не выдержал.
— Нахрена? — выдавил я сквозь зубы, чувствуя как ярость поднимается из груди куда-то к горлу.
— Потому что по плану ты в принципе не должен был рождаться!
— Чего? Какой еще план?
БУУУМ!!!
Особняк сотряс могучий взрыв.
— Господин! — в комнату ворвался один из подчиненных отца. — Нас атакуют!