Ужасно-прекрасные лица

Пролог. Два года назад

Кэнди предсказала, что я всё зафейлю, за несколько месяцев до того, как всё произошло. Когда нам сказали, что наш второй альбом отложен, а шоу продлевать не будут, я поняла, что она была права. Наша карьера официально закончилась.

Она обозвала меня эгоисткой и дурой; сказала, что я перечёркиваю всё, ради чего мы работали, что мои ошибки будут стоить нам будущего. Я тоже обозвала её самовлюблённой шмарой, которой насрать на чувства других или что-либо ещё, кроме славы. А Мина, вечная миролюбивая посредница, снова оказалась в эпицентре бури, делая всё возможное, чтобы держать свой зонтик нейтральной поддержки над нашими головами, пока мы с Кэнди выясняли отношения.

Мне и сейчас кажется, что именно тогда мы поссорились, а не из-за того, что было после.

Я наговорила много гадостей, чего делать не должна была. Но разве не для этого существуют "лучшие подруги"? Только они могут заглянуть нам в сердце, зачерпнуть самые уродливые кусочки и поднести их к нашему лицу, чтобы мы могли сами увидеть, какое уродство носим в себе.

Нет, это всё отмазки. Я специально ей всё это наговорила, чтобы посильнее обидеть.

Мы втроём несколько лет вместе покоряли сцену и экран, рука об руку, в одинаковых костюмах. Наша дружба выковывалась под палящими софитами и движениями камер, пропитывалась потом, который мы проливали в тренировочных залах, скреплялась кровью, которая капала из волдырей между пальцами. Я думала, что вместе мы будем вечно. А теперь между нами только прошлое, замаранное скандалом, и куча мерча, который уже никто не купит.

Сегодня Кэнди встречается со мной только потому, что мы согласились ради Мины забыть о гадостях, которые друг дружке наговорили, и проведать её вместе.

Мина сама не своя с тех пор, как мы пытались провести ритуал.

Когда мы видели её в последний раз, жизнерадостную, счастливую Мину, которая всегда прогоняет мрачное настроение и произносит вдохновляющую речь "стакан наполовину полон" по любому поводу, она не улыбнулась и не сказала ни слова, даже когда наш менеджер вывалил на нас тонну плохих новостей. Никаких ободряющих историй, никаких успокаивающих объятий. После этого она ушла, не попрощавшись, а потом вообще перестала отвечать на звонки.

Мина переехала сюда несколько месяцев назад. Сначала я подумала, что нет буквально ничего круче, чем жить в шикарной квартире в центре города практически без присмотра взрослых. Но поскольку её семья живёт на другом конце страны, о ней некому позаботиться.

Когда я подъезжаю к дому Мины, "Бэха" Кэнди уже стоит на гостевой парковке. Мы одновременно выходим из машин в тусклый свет флуоресцентных ламп гаража. Я изо всех сил пытаюсь встретиться с ней взглядом.

— Мина тебе ответила? — голос Кэнди эхом отражается от бетона.

Я заставляю себя поднять глаза:

— Нет. А тебе?

Кэнди мотает головой. Прямые, как кость, волосы мягко падают ей на ключицу. Наш мир рушится, а она по-прежнему сияющая и уверенная в себе, её наряд тщательно подобран, а я едва успела напялить лифчик и собрать волосы в неряшливый пучок. На ней блейзер, юбка и любимые солнцезащитные очки большого размера, от которых она похожа на настоящую кинозвезду. Как будто она рождена быть королевой поп-музыки.

Когда я рядом с ней, то всегда остро осознаю разницу между нами: у меня глаза не мерцают соблазнительной глубиной, щёки круглые, как у бурундука, а не высокие и чётко очерченные, у моих волнистых волос грубая текстура по сравнению с её локонами, как с рекламы шампуня. Сияние, которое она излучает, завораживает, как свет, исходящий из потустороннего мира. Когда она выступает, от неё невозможно отвести взгляд.

Но если перейти ей дорогу... Вот тогда айдол исчезнет, и на поверхность выйдет совершенно другая личность.

Я хочу спросить Кэнди, по-прежнему ли она на меня сердится. Её плечи напряжены, выражение лица замкнутое. Эмоциональная дистанция между нами увеличивается ещё на несколько футов, и на одну безумную секунду я подумываю о том, чтобы схватить её за запястье и оттащить назад, пока она не уплыла дальше. Но затем Кэнди поворачивается и уходит в здание. Мои руки остаются там, где они есть.

В лифте, поднимающемся на этаж Мины, царит гробовая тишина, мы с Кэнди занимаем противоположные углы безмолвной серой коробки. Двери открываются прежде, чем я набираюсь смелости спросить, как она себя чувствует. Я напоминаю себе, что не должна даже думать о нас прямо сейчас. Мы здесь ради Мины.

Кэнди запасным ключом открывает дверь в квартиру Мины. Внутри темно, как в тумане.

— Мина? Это мы! — кричит Кэнди в темноту.

Я нащупываю выключатель.

— Ты дома, Минни? — спрашиваю я.

Верхний свет со щелчком включается и освещает прихожую. Коллекция ярких туфель Мины выстроена в аккуратную линию в шкафу. Кажется, к туфлям уже давно никто не прикасался. Мы снимаем обувь и оставляем её рядом с этими туфлями. В гостиной на кофейном столике из орехового дерева пусто, плюшевые подушки на раскладном диване аккуратно разложены. Кажется, всё лежит на своих местах.

Стены квартиры Мины представляют собой тщательно подобранный коллаж из её жизни. Рекламные плакаты "Сладкой каденции" и обложки журналов висят в рамках среди броских фотографий семьи и друзей. Мои любимые из её фоток — из нашей ранней эры, ещё до того, когда наши имена стали известны всем. Я так отчётливо помню тот день, когда мы втроём втиснулись в ту вонючую фотобудку в торговом центре, прижались лицами друг к другу и обнялись за шеи и плечи. Только что состоялась премьера нашего шоу, и между нами царили только доверие и дух товарищества. Никаких резких слов, сказанных назло, никаких ужасных тайн, которые разлучили бы нас.

Меня вытаскивает из водоворота ностальгии, едва я замечаю кое-что странное на этой полоске с фотографиями. Я наклоняюсь и прищуриваюсь.

По лицу Мины на каждом квадратике размазано коричневато-красное пятно.

И дело не только в этих фотках. Лицо Мины осквернено на каждой фотографии и постере на стене. Стекло над каждым снимком её лица покрыто той же коричневой жижей, которой замазаны её лицо на полоске с фотками рядом с нашими сияющими улыбками.

— Кэнди, взгляни на это... — мой голос дрожит. — Это… то самое?

Кэнди, стоящая рядом со мной, уже широко раскрывает глаза от тревоги. Меня трясёт каждый раз, когда я вижу, что Кэнди теряет самообладание. Как будто стоишь на пустом пляже, когда океан внезапно отступает — предупреждение о том, что надвигается что-то ужасное.

Мы снова и снова зовём Мину.

Кухня и остальная часть гостиной пусты. Мы поворачиваем по коридору к её спальне. В конце коридора дверь в комнату Мины приоткрыта. Внутри кто-то бормочет. Я снова борюсь с желанием протянуть руку и схватить Кэнди. Наши ноги стучат синхронно, когда мы спешим по коридору. Мы подходим к двери, и Кэнди, не колеблясь, широко распахивает её.

На краю кровати спиной к нам сидит тень человека.

— Это не я. Оно не моё, — шепчет тень.

Кэнди тянется к лампе. Я вздыхаю от облегчения, видя, что это Мина, что она здесь, дома, в безопасности.

— Минни, ты разве не слышала, как мы тебя звали? — я бросаюсь к ней.

Кэнди резко поднимает руку, преграждая мне путь. Я замираю от резкого удара.

— Осторожно, — Кэнди указывает на пол. По всему ковру разбросаны осколки стекла.

Прежде чем я успеваю ощутить тепло её прикосновения, она отдёргивает руку. Кэнди проходит мимо меня в комнату, осторожно обходя осколки, и направляется к Мине.

Я иду за ней и нахожу источник беспорядка — настенное зеркало в полный рост разбито вдребезги. Так же как и зеркало на её туалетном столике. Внутри всё сжимается в твёрдый узел. Я спешу к постели Мины к Кэнди, которая уже опустилась на колени, озабоченно хмуря брови.

Голова Мины низко опущена, кончики её короткой стрижки свисают вперёд, скрывая лицо. На коленях у неё ручное зеркальце. Стекло тоже разбито, осколки разбросаны неровным кругом у ног. Её руки и ногти грязные, как будто она копалась в грязи.

— Это не я, — повторяет Мина.

— Что не так? Тебе плохо? — я провожу рукой по её лбу, а затем вздрагиваю. — Боже мой, Минни, ты вся горишь! Ложись, я принесу немного льда...

— Лёд не поможет, — говорит Кэнди. — Ей надо поехать со мной.

— Куда? — огрызаюсь я. — И тебе лучше сказать "в больницу"!

Мина, наконец, поднимает голову — и у меня сердце замирает в груди. Её лицо выглядит... по-другому.

Сначала мне кажется, что она просто так наштукатурилась. Как будто к её чертам лица применили фильтр красоты, изменив и увеличив их до сверхъестественных пропорций. Огромные глаза смотрят на меня, широко раскрытые, как у инопланетянки. Её зрачки огромные. Она носит круглые контактные линзы? Её нос тоньше, как у эльфа, рот миниатюрный. Её подбородок кажется изящнее, изгибаясь к крошечному заострённому подбородку. Она делала пластику, чтобы изменить форму своего лица? Мина всегда предпочитала естественную внешность, была уверена в себе и чувствовала себя комфортно так, как я могу только мечтать. Девушка, сидящая передо мной, кажется почти как совершенно незнакомой.

— Минни? — спрашиваю я еле слышным шёпотом.

— Это не я, — Мина снова смотрит на разбитое зеркало у себя на коленях. — Это не моё лицо...

— Я позвоню её родителям, — я трясущимися руками тянусь к телефону.

— Нет! — кричит Кэнди. — Я помогу ей; просто нужно, чтобы она поехала со мной.

Мина начинает грязными руками царапать себе щёки.

— Это не моё лицо! — кричит она, царапая себе шею, челюсти коричневыми ногтями и оставляя красные следы на своей белой, как бумага, коже. — Это не моё лицо!

Я вскакиваю на ноги. Осколок стекла впивается мне в пятку, когда я отхожу назад, но я почти не чувствую этого. Я лишь чувствую, как моё бешено колотящее сердце готово разорваться на части.

Кэнди хватает Мину и отталкивает её руки от себя:

— Мина, успокойся! Всё будет хорошо, мы поможем тебе!

— Я должна идти! Мне пора! Отпусти меня! — кричит Мина.

Я отступаю на несколько шагов, а Мина начинает рыдать, издавая протяжные животные вопли. Я никогда не слышала, чтобы она издавала подобные звуки, да и вообще ни от кого другого такого не помню.

— Это всё из-за меня? — обращаюсь я к Кэнди, как всегда, за советом и заботой, хотя больше не имею права этого просить. Но меня душит растущая паника, дыхание учащается и становится тяжелее. — Это потому, что я остановила ритуал… Потому что не могла пройти через него...

Кэнди поднимает голову, и в ту секунду, когда она отвлекается, Мина вырывается из её объятий и выбегает из спальни. Её босые ноги шлёпают по осколкам стекла, усеивающим пол.

— Мина!

Мы бежим вслед за ней в гостиную и видим, как Мина распахивает балконную дверь. Ночной ветерок приподнимает прозрачные занавески, окутывая её белым саваном.

Время застывает. Всё вращается, как в замедленной съёмке. Мы бежим к ней, протягивая руки. Кэнди обгоняет меня, и хватка ужаса ослабевает, потому что я знаю, что она всё исправит.

Кэнди вернёт Мину домой.

Кэнди спасёт её.

Но Мина не останавливается. Она карабкается и подтягивается, становясь на перила балкона. За развевающимися занавесками она широко раскидывает руки, поворачивается к нам лицом, и мы слышим, как она говорит:

— Хочу домой.

Затем тело Мины наклоняется, и она падает навзничь в ночь.