Ужасно-прекрасные лица

Глава 4. Наши дни

— Вот и всё, — говорит мама, заглушая двигатель машины. — Приехали.

Мы находимся в 30 минутах езды от города, в самом сердце Ялливуда[1] — скопления обширных киноплощадок и студийных комплексов, которые возникли, когда производство фильмов переместилось на юг.

Здание перед нами выглядит, как с обложки журнала об авангардной архитектуре. Фасад построен из геометрических фигур, соединённых вместе под причудливыми углами, с длинными оконными стёклами, врезанными в стены. Вокруг здания раскинулись широкие лужайки с неестественно зелёной травой.

Здесь будут проходить съёмки проекта SKN, тут я проведу следующие несколько недель.

Персональное письмо о приёме от мисс Тао появилось в моём почтовом ящике на следующий день после моего провального прослушивания. Оказывается, она не просто судья — она руководитель всего проекта.

Даже если со стороны мисс Тао это всего лишь одолжение из жалости, и даже если подсознание продолжает вызывать призраков, которых на самом деле нет… Я не могу сейчас оглядываться назад. Было так много дней, когда я могла лишь свернуться калачиком и спрятаться в своей комнате, где ничто и никто больше не причинило бы мне боль. Каким-то образом я выбралась из-под обломков самой себя. Ответы, которые я хочу получить от своего прошлого, и надежды, которые я питаю на будущее, находятся прямо за этими дверями. Нужно только сделать последний шаг и отстегнуть ремень безопасности.

Я смотрю из окна машины на здание. Руки неподвижно лежат на коленях.

— Иди же, — настаивает мама. — Ты же сама этого хотела, верно? Или хочешь, чтобы я пошла с тобой?

Я перевожу взгляд на неё:

— Ты ещё злишься на меня, что я не рассказала тебе о проекте?

— Конечно, нет.

— А кажется, что злишься.

— Я рада, что ты проявила инициативу.

Из-за того, что солнцезащитные очки закрывают ей верхнюю половину лица, а нижняя половина будто остекленела из-за интенсивного использования ботокса, невозможно сказать, что она чувствует на самом деле.

— А если я снова облажаюсь?

Вопрос, который бесконечно мучит меня, вырывается наружу, вырисовываясь как дурное предзнаменование.

— Не думай так, — наставляет мама. — В течение следующих нескольких недель не думай о прошлом и просто сосредоточься на движении вперёд, ладно?

— Ладно, — киваю я.

— Не забывай пить побольше воды.

— Хорошо.

— И как следует растягивайся. Ты же не хочешь получить травму.

— Ага.

— И не забывай пользоваться кремом под глазами; у тебя глаза всегда опухают, когда ты волнуешься.

— Ладно, я поняла, — фыркаю я. — Буду стараться изо всех сил.

— Я знаю, — мама поправляет солнцезащитные очки.

Я подумываю о том, чтобы обнять её, но решаю, что лучше не портить приятный момент, проверяя границы низкой терпимости матери к физической близости. Но потом мама наклоняется и сама обнимает меня. Я закрываю глаза, уткнувшись в её плечо, и мы остаёмся так на несколько коротких мгновений. Объятия кажутся удивительно естественными, но в то же время отягощёнными каждым невысказанным словом, скопившимся между нами за эти годы.

— Спасибо, мама.

Я выхожу из машины, таща за собой маленький чемодан, и смотрю, как мама выезжает со стоянки.

За высокими стеклянными дверями вестибюль выдержан в агрессивно-современной атмосфере художественной галереи: высокий потолок, ослепительно белые стены и полы, отполированные до такой степени, что я вижу собственное взволнованное отражение. Стойка администратора выглядит так, словно её вырезали из цельного куска дерева. На стене за ней висит большая картина — красочный ряд танцующих женщин, их лица размыты из-за вращения. За стойкой никого нет.

— Здесь есть кто-нибудь? — зову я.

Мой голос эхом отдаётся в похожем на пещеру пространстве. Длинный коридор тянется, ведя внутрь здания. Я отваживаюсь сделать несколько шагов мимо приёмной, вытягиваю шею, и замечаю кого-то в конце коридора — какая-то девушка стоит ко мне спиной.

Её платье настолько ярко, что его трудно не заметить даже на расстоянии: блестящий лиф, многослойная розово-белая юбка. Похоже на сценический костюм. Короткие чёрные волосы спадают ей на затылок.

— Здравствуйте… простите…

Девушка не оборачивается.

Только тогда я замечаю. Её наряд — он кажется знакомым. Как будто я где-то видела его раньше. Как раз в этот момент девушка сворачивает за угол, гофрированные края её платья исчезают за белой стеной.

Меня охватывает желание броситься за ней, но я останавливаюсь. Вероятно, мне не разрешат войти внутрь без регистрации. Не хочется начинать первый день с включения охранной сигнализации. Я поворачиваюсь обратно к вестибюлю и чуть не выпрыгиваю из собственной кожи. Позади меня стоит улыбающаяся секретарша.

— Добро пожаловать на проект SKN, Санди.

У секретарши в приёмной такие же шелковистые волосы и гладкие черты лица, как у членов жюри, которые были на танцевальном прослушивании. Вероятно, здесь требуется определённый внешний вид: молодая, стройная, бледная — дьявольский треугольник азиатских стандартов красоты.

— Пожалуйста, следуй за мной, — говорит девушка. — Мисс Тао ждёт тебя.

Она ведёт меня по коридору, где я видела девушку в розовом платье. Но когда мы поворачиваем за угол, там нет никакой девушки, только огромный открытый атриум с широкой винтовой лестницей в центре. Я бросаю взгляд на коридоры второго и третьего этажей, щурясь от ярких лучей, льющихся из слухового окна. Белые колонны сливаются с белыми стенами, которые тянутся до белого потолка, и я быстро смотрю вниз, чтобы не заработать головокружение.

Секретарша направляется вверх по лестнице, и я спешу догнать её, прислушиваясь, не проявятся ли другие участницы: любой девичий смех или возбуждённая болтовня, — но слышно только постукивающее эхо наших шагов. В атриуме тихо, как и на площадке второго этажа. Либо я приехала слишком рано, либо звукоизоляция в этом месте потрясающая.

Мы проходим по другому такому же коридору и проходим через открытые двери элегантного офиса — гладкие полки цвета слоновой кости и безупречно чистые полы, как и во всём остальном здании. Мисс Тао отрывает взгляд от своего компьютера, и быстрое щёлканье клавиш клавиатуры замолкает.

— Санди, пожалуйста, заходи, — она указывает на кремовое кресло перед своим столом. — Мы просто в восторге от того, что ты будешь участницей проекта.

Дверь за мной закрывается, секретарша уходит.

— Ещё раз благодарю вас за эту возможность, — подчёркиваю я, присаживаясь. Сомневаюсь, чтобы каждая участница проекта удостаивалась личной встречи с директором. — Не могу передать вам, насколько я счастлива быть здесь.

Выбор одежды мисс Тао стал намного смелее. Сидя там с пышными локонами волос, в кроваво-красном блейзере, обтягивающей юбке-карандаше и блузке с глубоким вырезом, она похожа на беспощадного продюсера, который устраивает ланчи с музыкальными руководителями, а затем отправляется по клубам со своим гораздо более молодым бойфрендом.

— Давненько мы не виделись, — мисс Тао вздыхает. — Как поживает мама?

С тех пор, как мисс Тао видела её в последний раз, у мамы было множество новых отношений, включая две расторгнутые помолвки и один судебный запрет.

— Прекрасно. Рейтинги её нового шоу зашкаливают.

— Она, должно быть, так счастлива, что ты снова занялась своей карьерой?

— Определённо, — моя улыбка становится натянутой. — Она меня очень поддерживала.

— Знай, что я всегда готова поддержать твой рост и прогресс. Пожалуйста, не стесняйся, дай знать, если тебе что-нибудь понадобится. У тебя есть какие-либо вопросы по поводу информации, которую я тебе отправила, или форм согласия?

— О, э-э… — я достаю из кармана куртки телефон. — Я должна сдать вам телефон?

— Ах, да, такова политика в отношении гаджетов, — она сочувственно кивает. — Я знаю, что отобрать телефон у подростка — всё равно что попросить у него руку и сердце, но одна из моих главных целей в этой программе — создать пространство, свободное от внешних отвлекающих факторов, чтобы участницы могли сосредоточиться на достижении целей.

Я смотрю на свой телефон ещё несколько секунд и передаю его. Она права — мне не нужно поддаваться искушению погуглить себя или прочитать ненавистнические комментарии в 02:00 ночи.

— Не волнуйся, ты не будешь полностью отрезана от мира, здесь есть компьютерный класс, которым можно свободно пользоваться в перерывах, — мисс Тао берёт мой телефон и кладёт его рядом со своей клавиатурой, вне моей досягаемости.

Затем радушная улыбка исчезает с её лица, глаза становятся мрачными, и я знаю, что за этим последует.

— Санди, мне невероятно жаль, что не смогла поддержать тебя в то трудное время. Я тоже всегда буду носить эту боль с собой. Моя дверь всегда открыта, если ты захочешь поговорить.

К концу "Сладкой каденции" всё превратилось в хаос усугубляющихся катастроф. Мама увезла нас из Лос-Анджелеса сразу после похорон Мины и уволила мисс Тао по телефону. У меня даже не было возможности попрощаться с ней.

— Я не просто так написала об этом в своём письме, — говорит она мне. — Я знаю, что выступление на кастинге не соответствовало твоим возможностям. Твоя индивидуальность сияет, когда ты выходишь на сцену. Ты очень фотогенична, у тебя уникальный голос и, самое главное, сильная трудовая этика. Я видела, как ты больше других стремилась к самосовершенствованию. И именно поэтому тебя выбрали для участия в проекте — не по знакомству, а из-за твоего таланта и потенциала. Потому что ты заслуживаешь быть здесь.

При этих словах я испытываю дикое облегчение.

— Спасибо. Это… это действительно много значит.

Её улыбка снова расцветает, она складывает руки. На коже вокруг глаз и рта нет ни единой морщинки.

— Давай-ка до начала ознакомительных занятий я покажу, где ты будешь жить, ладно?

Мы выходим из кабинета мисс Тао и направляемся, как мне показалось, по другому коридору, но в итоге оказываемся у той же центральной лестницы.

— Здесь очень мило, — комментирую я, когда мы поднимаемся по парадной лестнице.

— Мы с инвесторами надеемся вскоре превратить этот комплекс в академию исполнительских искусств. Проект — это своего рода пробный запуск, — объясняет мисс Тао.

По обеим сторонам коридора на третьем этаже расположены двери в стиле общежитий. До сих пор я видела только одно произведение искусства на стене, и это было размытое изображение танцующих женщин внизу, в вестибюле. Нигде нет ни единой капли цвета, и всё здание кажется стерильным лабиринтом, в котором так просто потеряться. Мы останавливаемся перед комнатой под номером 309.

— Вот твоя комната. Общая душевая прямо там, — Мисс Тао стучит в дверь, а потом открывает её.

Комната больше, чем я ожидала. На дальней стене есть окно, и пространство разделено точно посередине, с одинаковыми комодами, письменными столами, стульями и кроватями по обе стороны. Белый интерьер, как и коридоры снаружи. И, похоже, кто-то уже занял левую часть комнаты.

На тумбочке стоит бутылка воды, на столе — сумочка, а на полу — открытый чемодан. На кровати лежит бирюзовая подушка с изображением французского бульдога, поедающего пончик. Я знаю эту подушку — видела её раньше.

— Я подумала, что было бы неплохо, если бы вы жили в одной комнате, — говорит мисс Тао, указывая на соседку.

Сердце учащённо бьётся. Я поворачиваюсь налево.

Кэнди поднимает взгляд от того места, где она складывала одежду в ящик комода.

На несколько ужасных секунд я убеждаюсь, что меня обманули. Что я неправильно прочитала какой-то важный мелкий шрифт в контракте, и на самом деле это классическая постановка реалити-шоу, где два человека со сложным прошлым вынуждены жить и соревноваться вместе. И, насколько мне известно, повсюду скрытые камеры, фиксирующие моё ошарашенное лицо.

Губы Кэнди слегка приподнимаются в мягкой улыбке.

— Кэндис сказала мне, что вы давно не общались, — мисс Тао выглядит чрезвычайно довольной тем, что мы втроём снова вместе. — Уверена, вам нужно многое друг другу рассказать.