Ужасно-прекрасные лица

Глава 19. Наши дни

Заканчивается одна неделя, начинается другая.

Теперь я полностью погружаюсь в тренировки, провожу весь день в студии и репетиционных залах. Я с трудом могу сказать, который час, едва помню, какой сегодня день недели. Я продолжаю напоминать себе позвонить маме и узнать, как дела, но всегда забываю в конце каждого изнурительного дня. Ещё несколько девушек выбыли, а те, кто остался, кажутся более решительными и сосредоточенными, чем когда-либо. С каждым утром напряжение нарастает; любое выступление может стать для нас последним, в любую секунду ещё одну могут отчислить.

Во время перерыва на ужин мы с Юджинией выносим подносы с едой во внутренний дворик и садимся за один из обеденных столов на открытом воздухе, чтобы поговорить и нас никто не подслушал. Несмотря на изнуряющую жару, здесь дует приятный ветерок и чудесным образом нет комаров. За последние несколько дней не было никаких новых инцидентов, и все "подозреваемые", которых нам удалось загнать в угол и задать вопросы, похоже, согласны, что всё произошедшее было "странными несчастными случаями". Ничей ответ не показался мне особенно подозрительным, но мы с Юджинией не готовы ослаблять бдительность.

— Не знаешь, нам уже починили Интернет? — спрашиваю я, снимая крышку с салата. — Я хотела поговорить с мамой по FaceTime сегодня вечером.

— Без понятия, — Юджиния опускает голову, разглядывая суши на своём подносе, словно кулинарный критик, оценивающий подачу.

— Ты не общаешься с семьёй?

— Зачем? — недоумевает она, как будто это совершенно идиотский вопрос. — Им и так прекрасно известно, где я.

— О, интересно. Чувствую там напряжение. Расскажи мне ещё, — я подпираю рукой подбородок и наклоняюсь вперёд. Юджиния демонстративно игнорирует меня, смешивая васаби с соевым соусом.

— Выскажу смелое предположение: семья не поддерживает твои мечты о карьере в шоу-бизнесе? — спрашиваю я.

— Честно? Меня это уже не волнует. Это моя жизнь. Я не собираюсь позволять им диктовать мне, — огрызается она, и я практически вижу исходящую от неё свирепую ауру. Похоже, я попала прямо в точку — родители её выбор не одобряют. — У них уже есть две другие дочери — заслуженные доктора, которыми можно хвастаться перед друзьями. Я собираюсь заниматься тем, что хочется мне, нравится им это или нет.

Какой бы неприятной стервой она ни была иногда, не могу не позавидовать решимости Юджинии.

— Жаль, что родители тебя не поддерживают, — говорю я ей. — Мама всю жизнь таскала меня на прослушивания, а только недавно я поняла, что она делала всё это для себя, а не для меня. А когда моя карьера закончилась, она как будто потеряла ко мне интерес. Она работает по 50 часов в неделю, и всякий раз, когда я пытаюсь поговорить с ней о чём-то, она просто заказывает для меня дополнительный сеанс психотерапии, чтобы ей не приходилось самой разбираться в моих чувствах, — я смотрю на тарелку с едой перед собой, вилка зависает в воздухе. — Не знаю, как простить её за это.

— Тебе и не нужно. Мы не обязаны прощать тех, кто относится к нам как к дерьму, даже если они наши родные, — говорит Юджиния.

Я медленно поворачиваюсь к ней:

— Знаешь, время от времени ты говоришь мне что-то настолько шокирующе приятное, что я уже другими глазами смотрю на всю эту историю с местью.

— Я просто констатирую факты. Всё намного проще, — она кладёт булочку в рот и тут же вздрагивает. — Фу, гадость, в ней совершенно нет риса для суши!

Краем глаза я замечаю розовую точку, движущуюся к нашему столику. Фэй пересекает террасу столовой и подходит к нам с нервным, тревожным выражением в глазах, держа поднос перед собой со всей неловкой скованностью изгоя, приближающегося к популярным девушкам.

— Можно посидеть с вами, девочки?

— Конечно! — я указываю на пустой стул рядом с собой.

Фэй колеблется, поглядывая на Юджинию.

Юджиния встаёт, относит свой поднос к мусорному ведру и вываливает туда всё содержимое:

— Пойду поищу что-нибудь действительно съедобное, — она поворачивается и направляется обратно в столовую, ни разу не взглянув на Фэй.

Я закатываю глаза:

— Не обращай на неё внимания. Не приведи Господь, чтобы здешняя еда не удостоилась звёзд Мишлен.

Фэй садится, и я почти слышу, как она расслабляется. Она ждёт, пока за Юджинией закроется дверь во внутренний дворик, а потом спрашивает:

— Солнышко, ты... на меня за что-то злишься?

— Что? Конечно, нет! Почему ты так думаешь?

— Просто ты проводишь много времени с Юджинией. Я всегда вижу, как вы двое разговариваете. Вы, девочки, теперь вроде как подруги?

— Ну… э-э… — я изо всех сил пытаюсь придумать простое объяснение. — Вроде того. Мы заключили что-то вроде перемирия.

Я не виню Фэй за её вопрос. Когда я впервые попала сюда, у нас с Юджинией были разногласия, но теперь мы сошлись на почве эмоциональной недоступности родителей. В условиях напряжённой конкуренции, когда я не знаю, кому доверять, я ценю то, что Юджиния совершенно не скрывает, кто она такая. Она проявляет свою агрессию открыто, а не прячет её за улыбкой, как все остальные. Она совершенно непримирима в своём выражении негатива, и это, как ни странно, стало странным утешением.

С тех пор, как я стала мишенью, я держусь на расстоянии от Фэй. Она, очевидно, поняла это. Я знаю, что это может иметь непреднамеренные последствия и задеть её чувства, но не хочу, чтобы с ней что-нибудь случилось, и для неё безопаснее оставаться в стороне.

Фэй качает головой с розовыми кудрями:

— Прости, не хочу показаться навязчивой.

— Нет, это всё из-за меня, — говорю я ей. — Ты первая подруга, которая у меня появилась за многие годы. Не волнуйся, я не брошу тебя ради Юджинии, ясно? — я склоняюсь к ней для выразительности. — Ясно?

— Ясно, — она, наконец, улыбается.

Беседа протекает легко, и как раз в тот момент, когда я решила, что успешно развеяла все сомнения, Фэй отрывает взгляд от еды и спрашивает:

— Как у тебя с Кэндис?

Я непроизвольно напрягаюсь, затем стараюсь придать лицу нейтральное выражение:

— Пока никак.

— Грустно слышать, что вы двое отдалились друг от друга… У вас, казалось, была такая искренняя дружба; это не выглядело просто игрой на камеры... — она останавливается. — Извини, не хотела поднимать эту тему.

— Всё в порядке, я могу тебе рассказать, — говорю я ей. — После того, что случилось, было так много горя и чувства вины, что мы больше не знали, как общаться. А ещё она так и не простила меня за то, что случилось с Чжин-Хваном.

Глаза Фэй округляются:

— Значит, все эти слухи о тебе и нём были правдой?

— Кое-что действительно было. Но кое-что полностью выдумала жёлтая пресса. Я знала, что это неправильно, но мне было всё равно. Тогда я была так не уверена в себе и отчаянно нуждалась в любви, поэтому позволила ему принуждать меня к тому, что мне было совсем не по душе.

— Мне так жаль, что он заставил тебя через такое пройти, — тихо говорит Фэй.

— Спасибо, — говорю я, хотя по-прежнему не чувствую, что заслуживаю сочувствия. — Я прошла через этот опыт. Хочешь совет? Если хочешь закрепиться в шоу-бизнесе, будь осторожна с теми, перед кем открываешься. Всего одна ошибка — и всё может закончиться, — я указываю на себя вилкой. — Пусть моё грехопадение станет тебе уроком.

— Понимаю, — она кивает и добавляет: — Но это так утомительно — всё время быть настороже. Не хочу думать самое худшее о каждом, кого встречаю.

— Иногда ты напоминаешь мне Мину. Она бы тоже так сказала.

Идеалистический блеск в глазах Фэй настолько знаком, что я не могу удержаться от улыбки.

— На самом деле, знаешь что? Я беру свои слова обратно, — говорю я ей. — Забудь всё, что я тебе наговорила. Не позволяй циничным сучкам вроде меня сокрушить твой дух. Миру нужно больше таких оптимисток, как ты.

Улыбка Фэй становится шире, и на одно спокойное мгновение это снимает весь стресс от соревнований и навязчивых параноидальных мыслей, гложущих меня на задворках сознания.

Стеклянная дверь во внутренний дворик снова открывается. Я поднимаю взгляд и вижу Ханну, которая выходит во внутренний двор с подносом еды в руках. Фэй машет ей, и я рассеянно откусываю ещё несколько кусочков от своей еды. Когда Ханна подходит ближе, я замечаю, что что-то не так.

Она движется так, словно находится в трансе, слегка покачиваясь из стороны в сторону, волоча ноги. Её губы шевелятся, как будто она разговаривает с нами.

— Что с тобой? — кричит Фэй.

Руки Ханны обмякают, и её поднос падает на пол, еда летит в разные стороны. Я отодвигаю стул и встаю.

— Это не я... — еле слышно бормочет Ханна.

Тело напрягается от этих ужасно знакомых слов. Она сказала то, что я думаю?

— Ханна, что случилось?! — Фэй тоже встревожена, мы обе подбегаем к ней.

Ханна не отвечает. Кажется, она нас даже не видит. Она поворачивается и смотрит на своё отражение в стене из оконных стёкол.

— Это не я, — стонет она, прижимая тыльную сторону ладони к щекам.

В другой руке она по-прежнему держит нож. Внезапно её ослабевшие пальцы сжимаются в кулак вокруг рукояти. Она подносит нож к лицу.

— Ханна! — мои глаза широко распахиваются, и я бросаюсь вперёд, но не успеваю подбежать к ней вовремя.

Ханна с силой вонзает нож себе в лицо, проводя лезвием от виска к подбородку. Позади меня во дворе раздаётся полный ужаса крик Фэй.

— Это не моё лицо! Это не моё лицо! — вопит Ханна, вонзая лезвие и оставляя на коже неровные красные порезы.

Температура моей крови резко падает. Сердце подскакивает к горлу.

Всё повторяется.

То же самое сказала Мина перед тем, как упала с балкона.

Добежав до Ханны, я хватаю её за запястье, заставляя прекратить увечить себя. Окровавленный нож падает на траву.

— Беги за помощью! — кричу я, борясь с конечностями Ханны и пытаясь удержать её. Фэй окаменело стоит рядом со мной. — Фэй! Беги скорее за врачом! — кричу я ей.

Она испуганно моргает, затем бросается бежать через внутренний дворик, бешено лавируя между стульями и столами, и ныряет обратно в здание.

Ханна падает на колени, а я опускаюсь рядом с ней, заключая её дрожащее тело в крепкие медвежьи объятия, в ужасе от того, что она может снова причинить себе боль. Ханна извивается и корчится, кровь льётся из порезов толстыми блестящими лентами, пачкая мне футболку. Теперь, когда я смотрю на неё поближе, я вижу, что её и без того широкие глаза, стали гораздо шире, с паутинистыми прожилками. Её щеки кажутся выше, подбородок острее.

Я в панике поднимаю глаза, чтобы проверить, удалось ли Фэй кого-нибудь позвать, но со своего места на земле не вижу, что делается в окнах столовой.

На другой стороне огромной лужайки появляется тень. Человек.

— Помогите! — кричу я. — Мне нужна помощь!

Огни внутреннего дворика не проникают так далеко в темноту. Света хватает только на то, чтобы я разглядела, что фигура за деревьями — девушка, одетая в знакомое бело-розовое платье. Короткие волосы, лицо скрыто в тени. Ханна слабо стонет у меня на руках.

— Минни? — голос срывается на дрожащий, испуганный шёпот. — Это ты?

Призрачная фигура не двигается. Она смотрит на меня через двор, затем поворачивается, неестественно двигая кривыми ногами так же, как и когда гналась за мной и Юджинией по коридору.

Она проходит через лужайку и неторопливо приближается к зданию. Вытянув длинную тонкую руку, она открывает стеклянную дверь и заходит внутрь.

— Хочу домой, — бормочет Ханна у меня на руках.