Ужасно-прекрасные лица

Глава 27. Наши дни

В холле стоит и ждёт команды на вход ряд девушек в масках и белых халатах.

Юна приказывает мне встать в конец очереди. Проходя мимо лиц в масках, я не могу не задаться вопросом, кто стоит в этой очереди: Юджиния, Ханна?

Барабанный бой звучит с другого конца зала, и мы идём, ритм направляет нашу процессию по извилистым коридорам, шаги синхронизированы, пока мы маршируем к ритмичному маяку. Я хочу оглянуться через плечо и проверить, с нами ли Фэй, но взгляд прикован к блестящим волосам перед собой.

Юна сворачивает в ещё один узкий туннель, и мы следуем за ней, шаркая ногами по влажному каналу.

На другом конце горит свет, манящее оранжевое свечение.

Теперь мы бежим, шлёпая босыми ногами по земле в такт барабанам. Сладкие всплески адреналина пронзают меня, в ногах собираются пружины предвкушения. Я помню это чувство. Нервный, но радостный импульс, который бурлит в моменты перед выходом на сцену. Я понимаю, что это именно это мы и собираемся сделать — представить плоды нашего труда, продемонстрировать, что они сделали с нашими умами и телами.

Мы собираемся провести ритуал.

Туннель заканчивается, потолок над нами раскрывается, и мы врываемся на сцену в полу-тёмном концертном зале.

Санни! Санни! Солнышко, мы любим тебя!

Зал похож на пещеру и в то же время производит гнетущее впечатление. Потолок, должно быть, высотой в два-три этажа — мы на проекте и не подозревали, что у нас под ногами находится такое сооружение. Я понимаю, что мы, возможно, вообще никак не связаны с этим зданием. На зрительских местах сидят женщины, которые руководят проектом: инструкторы, помощники, администраторы — все они здесь, одетые в белые халаты, наблюдают за нами. Барабаны гремят, как аплодисменты.

В центре сцены находится приподнятый деревянный помост, окружённый толстыми свечами и горящими благовониями, тарелками, усыпанными алыми цветами, и разрезанными брюшками созревших фруктов.

Это вообще не сцена.

Это жертвенный стол.

Начинается музыка. Внезапно я больше не боюсь. Тело приходит в движение и начинает последовательность танцевальных движений, которая стала столь же естественной, как вдох, такой же инстинктивной, как мысль. Мы выполняем движения в точности так, как выучили, заучили наизусть и неоднократно репетировали, не успевая поесть и отдохнуть, пока все дни не растянулись и не слились воедино, пока мы не выкинули из себя всё, кроме танцев. Мы подпрыгиваем и совершаем грациозные вращения, подбрасывая свободные рукава наших мантий вверх, каждый из нас — спица в этом большом колесе.

Мы начинаем петь. Незнакомые гласные и согласные сталкиваются и переплетаются. Я ничего не понимаю, но я слышала этот язык раньше. Мы пели на нём в репетиционных комнатах, напевали про себя, когда шли по коридорам. На этом же языке пела Кэнди, когда вовлекала нас в свои ритуалы.

Даже когда я осознаю это, всё равно не могу остановиться. Ноги продолжают двигаться, руки вытягиваются, голос повышается, и я могу лишь думать о том, как органично я вписываюсь сюда, насколько я тут дома, насколько мне тут хорошо.

Кто-то ещё поднимается на сцену.

Кэнди. Это Кэнди. Мы наклоняемся и расступаемся, позволяя ей войти в наш круг.

За ней следует мисс Тао, её тяжёлое одеяние касается лодыжек. В руках она несёт миску, полную коричневато-красной глины и измельчённых цветочных лепестков.

— Продолжайте, — говорит мисс Тао, и Кэнди выходит в центр сцены, становясь перед помостом.

Красно-оранжевый свет мерцает от пламени свечей, отбрасывая причудливые тени на лицо Кэнди. Медленно, словно её направляют невидимые руки, Кэнди взбирается на помост и ложится на спину.

Я беру за руки своих коллег-танцоров, и мы образуем полный круг вокруг Кэнди и мисс Тао.

Мисс Тао опускает руку в миску, зачерпывает пригоршню глины и прикладывает её ко лбу и щекам Кэнди. Она закатывает рукава и подолы халата Кэнди и размазывает его широкими мазками по рукам и ногам Кэнди.

Наши голоса становятся громче, ритм ударных нарастает.

Появляется отблеск света — я вижу кинжал в руке мисс Тао.

Лезвие опускается, прокладывая алую дорожку по краю коричневой глины на ноге Кэнди. Кэнди морщится, но не издаёт ни звука.

— Не сопротивляйся. Подчинись, — говорит мисс Тао. — Нет большей чести, чем предложить своё тело деве, чтобы пребывать рядом с ней вечность.

Глаза Кэнди дикие и яростные из-под мокрых от пота волос, прилипших к нахмуренному лбу. Струйки крови из глубокого пореза текут по всей длине её ноги, стекая с краёв помоста.

Ты в безопасности. Я не позволю, чтобы с тобой что-нибудь случилось.

Если я когда-нибудь снова попаду в неприятности, ты ведь придёшь мне на помощь, верно?

Что-то во мне издаёт дикий вопль.

Тело напрягается и восстаёт против успокаивающей музыки.

Из ниоткуда по сцене проносится сильный ветер. Пламя свечей мгновенно гаснет, и внезапно концертный зал погружается в темноту.

Пора. Об этом говорила Фэй.

Тело приходит в движение. Я вырываюсь из строя, бросаюсь вперёд и вытаскиваю кинжал из рукава. Обеими руками сжимая рукоять, я вонзаю лезвие в спину мисс Тао.