Глава 13

Полнехонькие трибуны продуцировали привычный шумовой фон, в воздухе царила комфортная температура в двадцать с маленьким «хвостиком» градусов, а соперник был привычен, что, впрочем, финальную игру легче не делало: ни для меня, ни для Роджера Федерера.

Счет по сетам 2−2. Сейчас начнется решающий, и комментатор справедливо правильно охарактеризовал наше состояние как «держатся на одной силе воли».

На отдельном секторе трибун сидит привычно прибывшая на финал делегация от Цинхуа во главе с самим ректором. В качестве дополнительного давления на меня — два десятка деятелей Ассоциации высшего уровня. Семьсот три связанных со мной «писульки» совокупно за этот год поступило во «входящую» папку главы Ассоциации. Все, как одна, написаны заслуженными китайскими тренерами, которые пытаются заменить собой тренера Ло, в целом-то справедливо называя его «учителем физкультуры» и прилагая к прошениям свои методические наработки формата «я знаю, как тренировать Вана лучше».

Приехали вот, сидят, жрут меня глазами, и на кону стоит не столько кубок Австралия Опен, сколько должность моего тренера. Ло Канг вальяжно, широко раздвинув колени и откинувшись на спинку, сидит на тренерской скамейке и жует соломинку, как бы демонстрируя свое незыблемое положение. Полагаю, в Ассоциации знают о его ставках, и сегодняшняя — в двадцать миллионов гонконгских долларов, поставленных на мою победу — для них тоже не секрет.

«Рычаг давления» вроде бы есть, но груза его я совсем не ощущаю: а что изменилось-то? Разве были игры, которые мне было можно проиграть? Разве без этого всего я хотел бы потерять свой «винстрик»? Пусть великовозрастные придурки строчат «писульки», пусть пытаются совать взятки, напрягать могущественных покровителей и всячески интриговать — мне-то что? Я просто буду побеждать снова и снова, даже если мир за пределами корта превратится в поле финальной битвы добра и зла.

Подбросив мяч так, чтобы он на мгновение закрыл собою висящее над головой Федерера солнце, я подал в «экономном» режиме — сил осталось всего на парочку взрывных атак. Роджер тоже не стремился тратить оставшиеся резервы, спокойно отправив в меня классический до слез умиления кросс. Я ответил тем же, он — снова, но с ленивой подкруткой, заставившей меня сделать один лишний прыжок. Не тратя силы на расстройство по этому поводу, я за долю секунды прогнал в голове два последних матча против Федерера. Убедившись в том, что подобные моменты случались в обеих, и каждый раз я не пытался моментально «развести» соперника на ответную трату выносливости, я решил рискнуть и мощным ударом отправил мячик обратно по максимально низкой траектории.

Снаряд едва не задел сетку, но риск окупился качественно — Роджер не только потратил силы на резкий рывок влево, но еще и запорол форхенд, впечатав мяч в верхнюю кромку сетки.

— 15−0!

Первый козырь разыгран отлично — вытряс из Федерера ценнейшие на этом этапе капли выносливости, сам заработал очко, а соперник теперь еще и вынужден сохранять бдительность там, где раньше было не надо.

Вторая подача — точная копия первой, а полутораминутный обмен кроссами своей академической унылостью был способен вызвать у стариканов из Ассоциации острый приступ восторга. Решив, что хватит имитировать метроном, я применил ту же подкрутку, которая стоила Федереру очка. Роджер был готов, поэтому спокойно отбил все тем же кроссом, как бы приглашая постучать по мячику «вхолостую» еще немного. Я был не против, но кроссы бывают разные, и я вложил в свой побольше силы, заставив Федерера пробежаться. В следующий — еще немного больше, и Роджер снова вынужден тратить больше сил, чем ему хотелось бы. Немного психанув, соперник принял навязанные мной правила, и как следует вложился в собственный кросс.

Пока он готовился продолжать работать на дальней части корта, я немного пробежался и своим ударом погасил инерцию мяча, который медленно и печально перелетел сетку, с унылым звуком коснулся покрытия и отскочил на жалкие три десятка сантиметров, шлепнувшись обратно и бессильно запрыгав по корту — добежать и отбить Федерер даже не попытался, решив сэкономить силы: все равно бы не успел.

— 30−0!

На мою третью подачу Федерер ответил совсем уж скучно — соперник решил «отпустить» неудачно начавшийся для него гейм, чтобы потратить остатки сил на попытки забрать два следующих. Мысленно настраиваясь именно на них, я спокойно заработал третье очко, и подача перешла к Роджеру.

Второй гейм спустя пятнадцать минут противостояния уперся в «больше-меньше», а Роджер потихоньку начал сдавать — в дело вступила разница в возрасте, с каждой секундой матча все сильнее сжимая своими метафорическими ладонями горло Федерера. Лучшее, что я могу сделать — это побыстрее закончить его «страдания»!

Хорошо подготовленный топ-спин в моем исполнении возымел результат, и «больше» стало у меня. Теперь, когда Роджер находится на последнем издыхании, сил можно не жалеть — напротив, чем сильнее будут мои атаки, тем быстрее соперник выдохнется окончательно.

Отбив трижды, на четвертый раз Федерер не успел, и я забрал второй гейм решающего сета. Победа практически в кармане — переламывать такое большое преимущество у Роджера не осталось ни физических, ни моральных сил, и нам с ним осталось только отбыть «номер» до конца, чтобы не портить у зрителей впечатления от такого длинного, напряженного и сохранявшего интригу до последнего сета финала. Достойного финала.

Услышав финальный свисток, я промокшим насквозь напульсником размазал по лбу пот и на норовящих споткнуться и молящих об отдыхе ногах пошел жать руку Федереру, не забывая салютовать ракеткой трибунам. Радости от очередной большой победы нет, но есть очень приятное удовлетворение от хорошо сделанной работы. Так оно и должно быть. Поручкавшись с соперником и подвергнувшись награждению, я направился к своим, уже успевшим сформировать коридор до раздевалки.

— Ван, вам не кажется, что постоянные победы заставят ваших фанатов перестать смотреть матчи из-за отсутствия интриги? — сумел преодолеть барьер из охраны какой-то журналюга, сунув мне микрофон под нос.

Если вот эти вот мордовороты, с которыми мне даже разговаривать запрещено пропустили, значит придется ответить — без одобрения Партии ко мне нынче никого не пускают.

— Полагаю, что получится наоборот — всем интересно ждать момента, когда прерывается большой «винстрик», — с улыбкой заявил я, и тренер Ло подтолкнул меня в спину — «иди в тепло, пока не простыл».

Устало скинув с себя пропотевшие шмотки, я забрался в душевую и уселся на пол под горячие струи. «Отомстил» за Яна, как и обещал. Сейчас посижу, немного отдохну, и потом будет можно продолжить сидеть-отдыхать в автобусе. После него — в ресторане, но я бы лучше поехал «домой», лежать в тишине и покое. Нельзя — уважаемый ректор и уважаемый посол Китая в Австралии желают покутить на приеме в честь победителя. Ах да, посидеть там не выйдет — мероприятие традиционно проводится в формате фуршета. Хорошо, что народ с пониманием, и через часок нам с Катей можно будет уйти заниматься более интересными вещами.

Подумав еще немного, я со вздохом «отслюнил» еще полчасика — Ян тоже идет на прием, а значит будет полезно потусить с ним на глазах у «главнюков» подольше. Добрый я все-таки, и поступаю прямо не как китаец: мне от падавана никакой выгоды не светит — нету у Большого тенниса «реферальной ссылки», которая генерирует доход за каждого, кого ты в него пристроил.

* * *

— Огромное, огромное достижение! — закончил господин ректор долгий хвалебный монолог в честь первого моего кубка из серии Большого Шлема.

— Оправдывать ожидания лучшего университета Поднебесной гораздо более значимая награда для меня, — скромно заявил я в ответ. — А ваше предложение поместить кубок в зале для наград Цинхуа — высочайшая честь.

Пускай забирает, я себе еще выиграю.

— Приятно видеть, что ты находишь время для помощи молодым дарованиям, — заметил ректор стоящего рядом со мной Яна.

Мы тут все в костюмах, и падаван выглядит забавно: став к данному моменту фанатом игр серии «Якудза», он нарядился в белые пиджак и брюки, как один из героев игры. К счастью, мозгов у его кураторов хватило на нормально завязанный галстук вместо лихо расстегнутых верхних пуговиц рубахи.

— Прозвучит нескромно, но одному на вершине одиноко, — застенчиво шаркнул я ножкой.

Не став осуждать, ректор и окружающие китайцы рассмеялись, после чего Ян получил очевидное предложение:

— Молодой человек, недавно на факультете Вана образовалось свободное место. Сейчас несколько поздновато, но мы могли бы успеть помочь вам сдать экзамены, чтобы учиться в одной группе с Ваном.

— Простите, многоуважаемый господин ректор, но я даже не сдал ГаоКао, — поклонившись, простодушно признался Ян.

Снисходительно улыбнувшись, ректор его утешил:

— В вашем случае это не проблема.

— Мои родители будут счастливы! — широко улыбнулся падаван и благодарно поклонился. — Огромное вам спасибо! Я немедленно сяду за учебники!

Кивнув, ректор потерял к нам интерес, повернувшись к какому-то китайцу из свиты, и я незаметно подтолкнул Яна к ближайшему столу, где уже сформировалось несколько группок важных китайцев, желающих с нами поговорить.

— Когда небожитель предлагает что-то для тебя сделать, не надо думать о бюрократической фигне, — поделился мудростью по пути. — Хорошо, что ректор много общается со студентами и привык к такому, но другой старикан мог бы обидеться на твое признание.

— Я запомню, — пообещал Ян и с обезоруживающей улыбкой признался. — Я вообще довольно глупый.

— Глупость и оценки — это разные вещи, — пожалел я его. — Мой дядя, например, в свое время неплохо сдал ГаоКао, поступил благодаря этому в колледж, но вылетел оттуда еще до первого экзамена за пьянство и разгул.

У дядюшки Вэньхуа богатая биография.

— Я бы хотел попробовать пьянство и разгул, — мечтательно вздохнул Ян.

— Когда карьеру закончишь, никто не будет мешать, — хохотнул я.

Тут мы подошли к столу, и пришлось на пару десятков минут прервать нормальный разговор ради выслушивания формальностей и выдачи стандартных ответов. Подарки в виде чеков и денежных переводов доставались в основном мне, но немного, в рамках «поддержки талантливых новичков», перепадало и Яну. Даже завидую немного — пацан «двигается» более-менее стандартным путем, через победы и поражения, а не как я, на которого начинает давить собственный «винстрик».

Когда уважаемые люди отстали, ко мне подкатил какой-то европеоид, на приличном китайском заявив:

— Многоуважаемый Ван Ван, меня зовут Эндрю Блэк, я представляю корпорацию «Nike». Мы бы хотели предложить вам рекламный контракт…

— Извините, мистер Блэк, — перебил я. — К сожалению, все мои конечности проданы «Анте» на многие годы вперед, поэтому и общаться вам нужно с ней. Извините, я очень устал и отбываю домой.

И сразу к выходу — всё, номер отбыт, можно возвращаться в отель к любимой невесте.

Загрузка...