Васильевич. Книга первая. Братик

Глава 18

Событие пятьдесят второе

— Ух ты!!? — река Шаня, которая верстах в десяти южнее впадает в Угру, делает у села Кондырево две загогулины. Если по прямой, то верста примерна, а если двум этим заковыкам следовать, то как бы и не все пять вёрст плыть. Из-за этого село и разделено на два хозяина было. Можно и двумя сёлами считать этой петлёй разделённых.

И если севернее чуть того места, где заканчиваются хибарки той части села, что ранее принадлежала Кочеву (Коч) Владимировичу Поливанову, то там пойменный луг небольшой и лобок — взгорок, уходящий полого к лесу. На нём Юрий Васильевич и распорядился строить рабочий посёлок. На границе пойменного луга и взгорка находится яма, где гончар Евдоким глину роет.

Пустырь был. Чуть ниже покосы крестьян. А сам взгорок каменистый и даже огородов на нём не нагородили. Кое-где рос шиповник и ещё кусты какие-то. А теперь! Теперь там тремя рядами стоят, блестя на солнце жёлтенькими боками, пятнадцать домов. И видно, что стройка продолжается. Народу копошится вокруг столько, что черно всё. Строят что-то большое сейчас. Хотя, почему что-то? Ясно что. Он же дал команду для архитектора Пётра Франческо Аннибале (итал. Pietro Francesco Annibale) построить терем в два поверха с мезонином и балкончиком. Его, судя по всему, и строят.

Ещё группа строителей копошится прямо у леса, там тоже строят не маленькое сооружение, и вокруг гора целая вырытой земли. Значит, погреб большой выкопан и значит, это амбар. Не видно пока бани и больницы, ну и полевого стана не видать. Хотя, вон на берегу тоже строят что-то несколько человек. Раз на берегу, значит это баня. Никто водопровода сейчас проводить не станет. Есть река, а, следовательно, рядом баню и строят. Даже если она и не рядом с домом. Лучше раз в неделю километр прошагать, чем на такое расстояние воды наносить. Опять же снижается пожароопасность.

Их обоз огромный чуть уменьшился. Побоялся Юрий Васильевич с собою брать всё продовольствие. Если амбар не готов, то малейший дождь и беда случится. Намокнет зерно и мука и кердык тогда. Зато есть и прибыток. В обоих половинках села, как Юрий Васильевич сам посчитал в прошлый раз, двадцать семь домов. Ну, если сильно в проблему не вникать, то это значит, что там двадцать семь семей проживает. А у него явный избыток татарских лошадок мохноногих. Их сейчас гонят вслед за обозом, решил князь Углицкий подарить каждой семье по лошади. Можно ли пахать на этих животинках, он не знал, но не смогут, так продадут или на племя пустят, а потом жеребят уже как нужно воспитают. Пойменный луг огромный, сена должны накосить, а овёс? Никто же в степи этим лошадкам овса не даёт, как-то справляются без него. Но уж если для пахоты нужен, то на всякий пожарный пару телег про запас с собой прихватили. Раздаст нуждающимся. Зачем это сделал? Нет, понятно, что он человек из будущего и всех раскладов не понимает, но не только чтобы крестьяне ему поклоны били и молились за него. Шкурная составляющая тоже присутствовала. Если тут будет два, а то и три завода, то это море рабочих и их надо кормить. Возить продовольствие дорого. Опять же скоро неурожайные годы всякие, и зерно вздорожает, а тут свои крестьяне под рукой. Пусть больше пашут и сеют, он у них купит. И никуда возить не надо.

Пахота и сев уже закончилась, и крестьяне подрядились помогать строителям за полкопейки в день, при этом дети обоего пола с повозками целыми днями занимались заготовками хвороста. Зима далеко, но если к ней не подготовиться, то и не заметишь, как начнётся.

Лишь один крестьянин пахал землю, его одинокая фигура резко выделялась на пустых сейчас полях.

— Чем это он там занимается? Опоздал с севом? — они уже въехали в село и теперь возок, на котором транспортировали князя Углицкого мелкой рысью сопровождал староста села Артамон.

Староста брови взлохматил и рукой махнул, начал сбивчиво, регулярно туда руками махая, что-то рассказывать.

Брат Михаил почти выздоровел. Рана на руке практически затянулась, а первая, в плече, тоже почти зарубцевалась. Всё же плечо прилично расчекрыжили, доставая наконечник стрелы. Боровой себе в поминальный блокнотик записал тайнописью Леонардо да Винчи, с использованием зеркала и нового алфавита, что нужно пинцет или щипцы какие для этого изобрести и расширитель раны, ну или как там этот прибор у хирургов называется. Рука у монаха пока на привязи левая, но это не мешает ему правой быстро писать.

«Чудит Никифор, пашет пашню под пар два раза. Сейчас, как время выпало, и после покоса ещё раз».

Пар⁈ Про трёхполье, пятиполье и даже семиполье Артемий Васильевич, естественно, слышал. И даже где-то в учебнике истории картинку видел. Давно. С появлением гербицидов и минеральных удобрения это сакральное знание почти исчезло.

А интересно, чем сейчас могут заместить пшеницу? Льном? Коноплёй? Горохом? Свеклу и прочую репу с морковкой в промышленных количествах не выращивают. Остаётся всего три варианта. Пшеница, лён, пар. Ну, после пшеницы могут овёс или рожь посеять, но это не сильно изменит ситуацию. Да, отсутствие картофеля и подсолнечника с кукурузой, и сахарной свёклой это проблема. А вот интересно, итальянец пишет ли письма домой? Может и через него попробовать заказать американские растения?

Событие пятьдесят третье

Про песок Юрий Васильевич не забыл. Пока не для стекла. Нужно хоть кирпичи научиться делать. Про Козельск с Березичами, где самый лучший в мире пляж из белоснежного песка, он помнил. Пока воевал было не до того, и опять же Козельск выше по течению чем Перемышль. Через татар не прорвёшься. А вот отправляясь в Москву, нашёл Боровой на торгу в Калуге двоих купцов, имеющих приличных размеров лодьи, и договорился с ними, что они всё лето будут ему по Жиздре сначала, за ней по Оке, потом Угре и в конце по Шане возить в Кондырево тот песок. И расплатился бартером, теми же конями крымскотатарскими. Тридцать коней. Если по пять рублей, то это сто пятьдесят рублей. Огромные деньги. Дорого оценили купцы свой вклад в развитие кирпичной и стекольной промышленности России матушки. Явно переплатил им Юрий Васильевич. Но с другой стороны… Не было у него этих лошадок. Аллах подарил. Легко пришло — легко ушло. Зато будет песок. Купцы оценили дорогу в один конец в сто пятьдесят вёрст и обещали делать два рейса в месяц. Всего шесть рейсов за конец весны, лето и начало осени. Про кади и ласты с пудами Юрий Васильевич запоминать не стал. Но десятки и даже сотни тон за лето привезут.

Мастера кирпичные для пробы несколько мешочков песка сами привезли из Москвы, узнав, что песок будут завозить издалека и не факт, что к их приезду в Кондырево он уже там будет. Лодыря праздновать не собирались.

Насчёт лодыря… Нет такого слова сейчас. Это фамилия немецкого врача — Христиана Лодера — выпускника Геттинского медицинского университета, который лечил москвичей в девятнадцатом веке водами и пешими прогулками на свежем воздухе. Баре ходили себе по дорожкам — бездельники. Трудовой народ на них косо поглядывал и лодырями окрестил.

Гулять по тропинкам мастера не собирались, да и с тропинками так себе, грязь и строительство кругом. Намяли мастера глины, добытой из ямы, смешали с различным количеством песка и арендовали у местного кузнеца на пару суток горн, в котором шарики стали запекать. И только они это на второй день закончили, как показались паруса из-за поворота речки Шани. Вверх по течению с помощью ветра, вёсел и уханий поднимались две лодьи большие.

Песок не в мешках каких, а просто нагружен в трюм, если это место можно трюмом назвать. Палуба же не везде, а только на самом носу. Мастера кирпичники и артельщики, и тот, что с завода, одними из первых подошли к причалившим к берегу купеческим лодьям и ругаться давай. Ну, наверное. Слышать их Юрий Васильевич не мог. Но рты раскрывали широко и плевались и руками махали. Горячились, одним словом.

— Что не так? — подошёл к троице Боровой, — Отличный же песок? Белый какой. Как в Турции… Хороший в общем песок.

Начали наперебой мастера объяснять брату Михаилу. Тот долго их слушал, потом махнул рукой и написал довольно пространную поясниловку: «Снова надо опыты ставить. Это совсем другой песок. Результат будет другим. А песок очень хорош. Они такого и не видели».

На этот раз Юрий Васильевич вместе с мастерами принялся играть в куличики. Как понял Артемий Васильевич, песка к глине добавляли от десятой части до трети. Боровой вместе с мастерами мял глину, добавлял песок и снова разминал, потом шарики лепил. И тут он слово вспомнил. Нет, шарики он доделал, мастера пошли горн раскочегаривать, а Боровой сел на лавку возле кузни и пытался память изнасиловать. Слово ему вспомнилось, точнее, словосочетание: «Силикатный кирпич». Это белый такой. Облицовочный ещё говорят. Дома из него красивые получаются. И что он про него знает? Силикатный, то есть в основном из песка. А связующее — известь, а не глина. И вот тут память отказывалась помогать, но вроде бы температуры для его изготовления в разы ниже. Не за тысячу градусов, а всего двести или триста. Откуда такая информация? А не помнит он. Может какую-то передачу по телеку смотрел или рекламу? Известь получить не сложно. Вся кладка сейчас на ней, а раз итальянцы каменные здания и стены строят, то известь в виде связующего и используют.

Стал Юрий Васильевич, пока шарики обжариваются в горне, мастеров расспрашивать про известь, заодно всякие «рецепты» вспомнил, мол в раствор кроме извести песка и воды добавляли яйца или даже бычью кровь.

«Яйца? Кровь? Зачем»? — написал ему брат Михаил. Мог бы и не писать. Все три мастера и Иван Зарубин, и два Фрола Зобин и Картавый на него глаза круглые выпучили. А ведь это устоявшаяся в веках информация, даже, кажется, ему учительница в школе говорила на уроке про яйца. И про Китайскую великую стену тоже. Мол, там весь раствор на яйцах.

«Ничего к известковому раствору добавлять не надо».

А ведь классно. Строителям питаться нужно чем-то. Сказал мастер, что нужно яйца в раствор добавлять и понесли их дьяки с подьячими яички мастерам, народ налогом обложив. А каменщики себе ряхи отъели, каждый день яишенку потребляя. Хорошо устроились, гады.

Когда шарики запеклись их принялись дубасить молотками, кидать в воду, а часть просто оставили на воздухе, дескать, через год, княже, когда они и дожди переживут и зиму, будет окончательно ясно, а сейчас они сделали вывод, что песка нужно шестую — седьмую часть добавлять, не больше.

— Когда начнём⁈ — засучил рукава кафтана Юрий Васильевич.

Событие пятьдесят четвёртое

Братик Васильевич, пока не очень грозный, с отдарками не стал тянуть.

Юрий Васильевич с засечного боя, который про себя окрестил «стоянием близ Угры», привёз в Москву подарков немного. Брату подарил лучшего коня. Он не специалист от набившего оскомину слова «совсем» в лошадях и прочих жеребцах с меринами и кобылами, но среди трофейных жеребцов был один точно арабом и масть необычная. Изабеловой масти, как сотник Ляпунов определил. Брат Михаил потом пояснил, что сейчас так называют светло-соловых аргамаков. У этого чуда ещё и хвост был белый.

Откуда у крымских татар аргамаки? Так сейчас Крымское ханство — это далеко не Крым только. Тот же батянька Эмин Герая или царевича Имин-Гирея — Сахиб I Герай был даже ханом Казанского ханства и владел приличной частью Кавказа. Так что у самого царевича и у его свиты могли быть очень дорогие кони в том числе и аргамаки. Видимо, один из отрядов возглавлял большой начальник — калга, возможно, один из младших сыновей Сахиб Герея. О том, что среди напавших на Перемышль крымцев были богатенькие Буратины стало ясно при дележе трофеев. Юрию Васильевичу сотники торжественно преподнесли саблю в ножнах с кучей самоцветов, был рубин и в навершии. Чтобы братику потрафить её Юрий тоже Ивану подарил. Пусть порадуется великой победе Великий князь. Третьим подарком была покрытая золотом ерихонка. Шлем такой с козырьком и защитой ушей. Очень вероятно, что все три подарка от одного бывшего хозяина достались и аргамак и шлем и сабля — дорогие очень и пафосные вещи.

В общем, все три подарка Юрий Васильевич торжественно при большом скоплении москвичей и бояр вручил Ивану Васильевичу, подарки расхвалил братец и поздравил Юрия с победой, хоть малой, но дорогой, так как не дали земли русские позорить целому царевичу крымскому и калге хана Имин-Гирею.

Брат долго обнимался и целовался, и саблей размахивал, и шапку золотую набекрень надевал, и коня по жопе хлопал, и бояр по плечам и шапкам, если промахивался. Действительно рад был и прямо светился от счастья и гордости за братика младшего, коего все кроме него дурачком в Кремле и на Москве почитали.

И вот не прошло и седмицы, как братик отдарился. Иван написал на следующий день на листочке, что за такие подарки проси чего хочешь, всё исполню… И ускакал на изабеловом аргамаке народ на Москве будоражить.

А Юрий Васильевич задумался. А чего ему в жизни не хватает? Слуха? Компьютера с подсказками, картошечки жареной с сосиской и кетчупом. Ох, до хрена чего не хватает.

Поразмышлял, чего сам не может и две вещи попросил. Первая сама на ум пришла. Тут нужен огромный административный ресурс и твёрдая рука и у него этого нет.

— Хочу, Ванечка, потешное войско себе создать, — вспомнил Боровой Петрушу нашего первого.

Только не Преображенцев конных или пеших, а гренадёр. Если им с Казанью и крымцами воевать, то граната, взорвавшаяся среди конницы, наделает бед больше сотни стрел, у этих товарищей лошади ещё не обучены не обращать внимание на взрывы. Побегут.

«Потешное»? — собравшийся опять гонять на аргамаке Иван остановился с занесённой ногой, поставил её в обратном направлении и накарябал пером на листке.

— Моего возраста, вместе чтобы отжиматься, подтягиваться и стрелять из мушкета учиться. Только сильных хочу и здоровых. Хоть из посадских, хоть из дворян, хоть из детей боярских. Чтобы отцы у них были девять — десять вершков. (В районе ста восьмидесяти сантиметров).

Иван свет Васильевич рот открыл. Даже шапку — тюбетейку снял, чтобы макушку почесать. Голову к плечу наклонил, помотал ею, не как бы отказывая, а удивляясь.

«Сколько же отроков тебе надобно, брат»? — бросив удивляться, написал на листке Иван.

— Два десятка, — хотел сказать две дюжины, да передумал. Дюжинами на Руси станут считать с восемнадцатого века, переняв от моряков. Слово французское. Из двух состоит do(u)ze- «двенадцать» и -aine — суффикса женского рода, который придаёт числу двенадцать значение точности: «точно 12». Сейчас никто и не поймёт, что такое дюжина, — нет, пусть двадцать пять будет.

«Сам отбирать буду»! — пообещал старший брат и, не выдержав, всё же, убежал к аргамаку.

И вот не прошло и седмицы с приезда Юрия Васильевича в Кондырево, как потешные прибыли. Прибыли они конно и оружно. Ну, конно это уже в Калуге им подобрали резвых татарских лошадок, которых до конца так и не распихали. А оружно это уже братик расстарался всем двадцати пяти будущим гренадёрам подыскали сабли. Плохонькие, маленькие. Так «гренадёрам» и самим одиннадцать — двенадцать лет. И сразу заметно, что отцы у них высокие и здоровые мужи. Любой из потешников выше и в плечах шире Юрия.

Бороздин оторвался на пару часиков от стройки века и занялся пацанами. Для них уже строили два пятистенка, будут пока в тесноте, на двухярусных лежаках почивать. Ну, так их сюда с Москвы и Подмосковья не спать везли, а тренироваться. Уставшему человеку и доски — перина.

Вторую просьбицу брату Юрий озвучил только на следующий день. Просить у всех иностранцев, что к нему будут приходить «земляное яблоко» или картопфель из Америки. Чем больше сетей закинуть тем вероятнее улов.