Васильевич. Книга первая. Братик

Глава 20

Событие пятьдесят восьмое

Чем бы дитя не тешилось… Это так, наверное, про князя Углицкого окружающие судачили. Все, от бояр в Москве и до последнего оборванного холопа в Кондырево. Но он истинную цель своего кирпичного производства никому кроме Петра Малого не раскрывал. Кирпичи вещь полезная. Можно храм из них сложить. Пусть так и думают. Не красные кирпичи, ну, а чего Москва вон тоже белокаменная была. Кирпичи получились всё же не белые. Какая-то реакция произошла, возможно в глине железа немного присутствовало, и они получились бледно-жёлтые. Ну, насколько помнил Артемий Васильевич, и в будущем шамотный кирпич жёлтого цвета. Гораздо более насыщенного, но тоже жёлтые. Конечно у него не шамотный кирпич получился, там и состав и технология другая, но чего-то огнеупорно должно получиться. Плавят же сейчас железо в горшках, а там полторы тысячи градусов потребны.

Пора было строить цеха по производству стекла, а в них печи из полученного огнеупорного кирпича. Напрашивались и стены у зданий кирпичные, а то температуры там приличные, и сооруди их из дерева, так рано или поздно пожар неминуем. И вот тут желание разбивалось о возможности. Цех. Это пространства, а значит стены большие, а большие стены складывают из большого количества кирпича. Да ещё, если кладку делать в пару кирпичей, то при его кустарном производстве — это несколько лет уйдет. Между прочим, фрязин Малой так и предлагал. Мол, ну, и чего, через год или два построим. Понятно почему у них Кёльнский собор тысячу лет воздвигали. Никто никуда не торопился. (На самом деле 630 лет с 1248 по 1880гг).

— Будем делать стену двухслойную. Внутреннюю из самана, а внешнюю из кирпича, — не согласился с мастером Юрий Васильевич. Он понимал, что ко взятию Казани нужно уже развернуться, а то история пойдёт по проложенному пути, Россия вляпается в бесконечную Ливонскую войну, к которой будет совершенно не готова. Ещё хорошо, что англичане заблудятся. Но до этого далеко. Вот бы к тому времени уже раскрутиться со стеклом.

Саман вещь несложная. Солома, глина и навоз. И глина огнеупорная не нужна, любая пойдёт. Такую нашли на противоположном берегу реки. Обычная рыжая глина. На саман её не жалко. Сделали десяток коробок — форм и всем-то кагалом, и пацанов, и крестьян присовокупив к полезному занятию, наделали десять тысяч больших саманных кирпичей. Даже погода решила товарищу Боровому помочь, так как весь июль стояла жара неимоверная и солнце каждый день пекло — сушило кирпичи. Смотрелись они так себе, но снаружи нормальными кирпичами прикрыта саманная стена будет, а внутри обмажут глиной аккуратно и известью побелят. Ну и не храм же строят, а цех.

Лезть в строительство князь Углицкий не стал, есть специалисты, пусть они и строят. Как сейчас делают фундаменты он не знал. Но ведь как-то делают. Стоит же Иван Великий в Москве. А Грановитой палате шесть сотен лет и тоже стоит.

Кондырево за эти три месяца разрослось и стало чуть не больше Калуги. Пусть пока под открытым небом, но стоят трубы известковых печей, в которых известняк обжигают. Целые две печи и работают почти круглые сутки. Известняк добывают неподалёку и тоже на нанятых лодьях привозят. Рядом стоит две печи по обжигу кирпича. При этом одну уже заменили. Первую-то из кирпича сырца складывали, не было ещё обожженного кирпича, вот она долго и не простояла. А теперь ещё и печь для стекла сложили. Стены уже будет Петро Малой вокруг возводить.

На берегу реки ещё одно производство организовано. Древесное стекло так потому и называется, что для производства поташа идёт зола от сгорания деревьев. Ну, это когда раскрутятся, а пока Юрий Васильевич организовал сбор «макулатуры». Почти. Во все окрестные сёла и починки с деревнями скатались вои Ляпунова и сообщили, чтобы все золу собирали в лари.

— А ежели не наберём? — булькнул какой-то дворянин в деревеньке неподалеку от Кондырево.

— Князь Углицкий сказал, что кто не наберёт, у того на полях мы учения устроим, и всю пшеничку вытопчем лошадьми.

Но в целом зола никому почти не нужна, так постирать да посуду помыть, а потому присланные лари быстро наполнялись. Их свозили в Кондырево и на берегу реки в больших котлах медных заливали золу водой и выпаривали поташ. Читал Боровой, что для приготовления килограмма поташа нужно истратить тонну древесины. Так они уже сотню кило поташа приготовили за лето. Это сколько леса не погубили⁈ Экономика должна быть экономной. Хороший ведь лозунг. Больше всего золы поставляла сама Калуга. Все же в посаде и близлежащих сёлах несколько сотен домов.

Так для всех этих производств нужны люди. Привезли из Москвы углежогов. Нанял и даже купил Юрий Васильевич людей на производство поташа. Увеличивалось всё время производство кирпича и туда людей дополнительно приходилось нанимать и покупать. Из той же Москвы переманили десяток людей с семьями, которые там известь обжигали. И что удивительно — каждый хотел где-то жить. И желательно в своём дому и баньку свою иметь. Так что новых домов в Кондырево уже под сотню и продолжают строиться. Бороздин оказался просто великолепным антикризисным менеджером. Летал туда-сюда по округе, скупал готовые срубы и по воде сплавлял их в Кондырево, да и тут организовал безотходное производство. Рубили лес, стволы шли на дома, а ветки и прочие обрезки свозили на берег. Там сжигали под котлами с поташем.

И тут в разгар всего этого строительства, с маленькими и не очень победами, прибыл из Москвы назначенный братом Васильевичем товарищ. Можно и ревизором назвать. В июне 1544 года углицким и калужским дворецким был назначен князь Петр Иванович Репнин. Приехал боярин в Калугу с десятком возов и сотней слуг и боевых холопов и первым делом решил сообщить эту радостную новость князю Углицкому. А тот в деревне, на природе. Собрался князь Репнин и до Кондырево в сопровождении свиты и воев прогулялся. Осмотрел всё и за пиром вечерним и говорит Юрию Васильевичу:

— Что же ты творишь, отрок?

Брат Михаил так написал: «Юрий Васильевич нельзя так-то робить. Нужно робить по-другому. А ежели поганые⁈ Нужно сначала крепость строить. Будет крепость, ладно печи эти разрушат и пожгут село и посад твой, так хоть люди целыми останутся. Хватит, Юрий Васильевич, своевольничать. Начинаем срочно крепостцу рубить и засеку делать от Угры и до этой речки с полудня (юга). Сбирай народ. Прямо с утра и начнём».

Событие пятьдесят девятое

К Угре от Кондырево есть лесная дорога. Сначала она заходила в небольшое село Дубинино принадлежавшее дворянину Игнату Ивановичу Игнатову. А потом, чуть по лесу поплутав, шла дальше к броду на реке Угре вдоль впадения в неё небольшой речушки Лоближа, чтобы это не значило. Видимо эта Лоближа и нанесла песка и ила, создав мелководье на Угре.

— Двенадцать вёрст, княже, — посланный на разведку и на определение возможности устроить засеку доложил Ляпунов. Был при этом страшно горд. Видимо грандиозностью будущей стройки.

Брат Михаил написал цифирь на бумажке. Именно цифирь, а не буквенное обозначение, принятое на Руси. Чтобы каждый раз не заморачиваться, Боровой его индийским якобы цифрам обучил. Монаху понравилось. Действительно гораздо удобней.

— Да ты с ума сошёл, Петр Иванович! — схватился за голову Юрий Васильевич, — Двенадцать вёрст. Это даже я ежели все работы брошу, то еле к концу осени успею. А я не могу бросить, мне к зиме стены нужны.

Боярин криво улыбнулся, бороду начинающую седеть огладил и руками развёл. Вещать начал. При этом на княжёнка и не смотрит, брату Михаилу вещает.

— Придут поганые, и чем тебе твои стены помогут, всех в полон угонят. Им мастера нужны в Крыму.

Прочитал Боровой. И думу стал думать.

— А кто ту засечную черту строил у Перемышля?

Опять чего-то говорил боярин.

— Стой, Пётр Иванович! Давай так. У тебя своя свадьба, у меня своя. Блин. Ты занимайся засекой, где хочешь людей бери. В Калуге нанимай, из Москвы гони. Не интересно мне. А я тут буду завод строить и крепость. С крепостью согласен. Прав ты. Договорились. А, денег нет. Это к брату.

Поругались, помирились, поскандалили… Нет, всё это с почитанием, всё же он брат Великого князя и удельный князь Углицкий, а Репнин всего лишь его дворецкий или слуга, если проще говорить. В результате на том и сошлись. Репнин Пётр Иванович собирает крестьян и посадских на строительство засеки и едет в Москву за деньгами, а подьячий Бороздин строит из чего получится, и как придётся, крепость.

Бороздин, кстати, Борового сразу обрадовал. Оказывается, существует проект стандартной засечной крепости о трёх башнях — двух угловых и одной большой проезжей. Высота тына — 2 — 3 саженей (4 — 6 метров). Называется — острожек. С часовенкой внутри и парой домиков для гарнизона. Крепость не велика, можно за месяц, не сильно отрываясь от основного строительства, срубить.

Юрий Васильевич дал команду подьячему рассчитать внутренний двор с таким запасом, чтобы все его люди туда вошли и плюс крестьяне Кондырево.

— Стоячий острожек будем рубить али тарисы делать? — уточнил Бороздин.

Юрий прочитал и стал думать, как не спалиться. Он не знал, что такое тарисы. Семён Семёныч, хлопнул себя по лбу. Он же глухой, а полгода назад ещё и немым был. Он вполне может не знать, что такое тарисы.

— Объясни.

Оказалось, просто всё, есть три вида стен у острожков, самый простой это и есть тарисы. Это когда стена крепости собирается как стена у дома — горизонтально брёвна укладывают. Сложнее стоячий. Это заострённые колья вкапывают в землю. И есть совсем сложный — косой. Это такой острог, у которого брёвна (тын) вкопаны с наклоном внутрь.

— Делаем тарисы.

— Я посчитал, чтобы всех людей вместить и животину, нужно тогда строить сто на сто сажен ( примерно 200 на 200 метров).

— Строй.

Вот, размышлял, смотря вслед уходящему подьячему, Артемий Васильевич, а он думал почему русские живут хуже степняков, в смысле, беднее. Сколько домов можно было построить, сколько мельниц или плотин для водяных колес вместо этих засек и острожков⁈ А сколько народу угоняется каждый год и продаётся потом на невольничьем рынке в Бахчисарае и других городах Крыма? А сколько при этом татаровья сожгут домов и убьют людей? Сколько умрёт по дороге? И этому не будет конца до самого взятия Крыма при Екатерине, ещё двести с большим гаком лет. Нет, надо что-то делать⁈

А ничего он сейчас не может сделать. И стекло это не прыжок вбок от этой цели, а огромный шаг вперёд. Это деньги, которые можно получить с английских купцов, которые вскоре заблудятся и окажутся в Москве, да Польша со Швецией купят. И эти деньги можно потратить на мушкеты и порох со свинцом. А ещё на медь и олово, чтобы на Пушкарском дворе отлить орудия полевой артиллерии. Пётр ведь не зря все колокола переплавит. Пока нет Урала у России у неё нет ни серебра, ни золота, ни меди, всё покупное. А Урал без завоевания сначала Казанского ханства, а потом и сдачи Астраханского, недоступен.

Вывод? А вывод простой, нужно ускорить строительство стекольного завода… А на следующий год начать строить фарфоровой. Опыты же по производству костяного фарфора можно зимой в Москве проводить. Да на том же Пушкарском дворе. Там ведь есть печи? Плавят же они там медь и бронзу?

Событие шестидесятое

Как делают ствол пищали, мушкета, аркебузы, фузеи и даже пистолей? Очень сложно делают. Берут металлический прут и наматывают на него по спирали железную ленту, которую кузнечной сваркой сваривают, а потом чаще всего в шестигранник проковывают. Из-за этого канал ствола получается далеко не ровным и не круглым. Вот его и пытаются рассверлить. Почему «пытаются», ну режущий инструмент так себе пока и токарные станки ещё хуже.

Нет, конечно. Ничем таким Боровой заниматься не собирался, ни сверла не собирался улучшать, ни токарные станки. Ему нужны были металлические трубки для производства стеклянных изделий. Выхода было два. Первый — это повторить тот же самый способ, только уменьшив и внутреннее отверстие и наружный диаметр, а вот длину трубки увеличив. Второй вариант всё же требовал определённого прогрессорства. Можно отлить трубку из меди или бронзы, а потом всё же высверлить отверстие. Песок стержня хоть как спечётся в канале, и пройти его сверлом придётся. При этом идеально подходил сверлильный вертикальный станок.

После долгого размышления Артемий Васильевич решил пойти обоими путями. Не получится один, так может со вторым все пройдёт на ура. А если оба сыграют, то ничего страшного, будет две трубки.

Кроме как к итальянцу Малому больше обратиться было не к кому. Юрий ему долго и подробно объяснял, что нужно и почему простой ствол от мушкета не подойдёт.

— Стекло очень горячее будет, трубка нужна длинная. И отверстие внутреннее у ствола мушкета слишком большое.

«Нужно ехать в Москву. Здесь ствол пищали сделать не смогут», — выдал брату Михаилу после чесания подбородка и попытки оторвать себе мочку уха Пётр Франческо Аннибале.

Будто Юрий Васильевич это и без него не знал. Можно было и съездить. Тут вроде все дела раскручены, всё движется, всё строится. И даже стук топоров в лесу с поэтичным названием Галкинский к югу от Кондырево говорил о том, что боярин Репнин тоже без дела не сидит и засечную черту стал в нём рисовать.

— Поехали.

Ляпунов выделил в сопровождение Юрию Васильевичу и Петру Малому десяток дворян. Жребий тянули. Кому не хочется побывать дома да жену за округлости пощупать, опять же с детишками повидаться, да и на хозяйство взглянуть, чего без него упустили и чем приросли, всё же деньги им приличные выделили, по пять рублей на человека. Да лошадок парочку трофейных татарских он с оказией переправил.

Ехали налегке и выехали чуть свет, так что на этот раз уложились в три дня. По дороге Юрий учил итальянца цифрам арабским или индийским. И даже интересную историю ему рассказал про его страну. Жил в тринадцатом веке на Италийском сапоге учёный один, который прозывался Леонардо Пизанский, более известный как Фибоначчи. Леонардо написал учебник по математике, в котором доказал всем сомневающимся, как удобно пользоваться арабской системы счёта. Итальянские торговцы согласились с Фибоначчи, и стали пользоваться арабскими цифрами. Но недолго пользовались купцы благами цивилизации, так как в 1299 году их запретили.

Запретили их по двум причинам. Во-первых, посчитали, что с помощью этих цифр торговцы мошенничают. При записи стоимости товара римскими цифрами торговцы должны были выделять последнюю, чтобы сумму нельзя было подделать. А кто им может помешать, арабскую цифру 3 исправить на 8, а единицу на четыре, сильно увеличив стоимость. А во-вторых, арабские цифры пришли в Европу из Исламского мира, поэтому за их использование могли заклеймить «нехристем».

«Откуда ты, Юрий Васильевич, это знаешь. Я этого не знаю», — накарябал вопрос итальянца монах.

Штирлиц опять был близок к провалу, понесло, блин, знаниями похвастать.

— Митрополит Макарий рассказал.

На самом деле было наоборот. Это он митрополиту наводящими вопросами и ответами рассказал про индийскую систему счёту. А потом, когда брата Михаила этому счёту научил тот составил записку для Макария. Но чем там закончилось, Боровой не знал. Сейчас приедут они, а в Москве все арабскими цифрами пользуются. Ага. Это при косносности церковной, которая за триста лет даже Григорианский календарь не признала.

Ну, ответ был беспроигрышный, не пойдёт же католик и иностранец к митрополиту узнавать, точно ли князю Углицкому такую интересную историю их Высокопреосвященство поведал.

— Да, Юрий Васильевич, я хорошо знаю Якоба фан Вайлерштатта. Иностранцев не много на Москве. Все мы почти друг друга знаем.

Это Боровой спросил, а есть ли сейчас иностранные мастера на пушечном дворе. Он помнил про пушку Павлин, которую отлил Фрязин Дебосис. Почему Павлин. Так просто всё — фрязина звали Паоло де Боссо. Ну, как нашим пушкарям и боярам не исковеркать. Пусть будет Павлин Дебосис. Гораздо ведь лучше звучит. Но это было ещё при Иване третьем, а вот есть ли сейчас иностранные мастера. Оказалось, что итальянцев нет, но появились немцы, датчане и даже шведы.