Васильевич. Книга первая. Братик

Глава 22

Событие шестьдесят четвёртое

Дожидаться в Москве, когда мастер оружейник Василий Ломов изготовит ему трубку для стеклодувов Юрий Васильевич не стал. Он договорился с митрополитом Макарием, что тот заберёт готовые изделия и отправит с гонцом в Кондырево. Радостный, что Макарий пообещал ещё и поторопить кузнеца и отправку прямо срочную организовать, Боровой прошёл к себе в опочивальню, где очнулся после попадания в это тело несчастного мальчика, и на пороге себя по лбу хлопнул.

«Доннер веттер» (Donor wetter). Вроде молодой, а уже склероз! — Юрий Васильевич ещё раз себе по лбу заехал. Он, перепираясь с кузнецом и выкруживая быстрейшее изготовление трубки, совершенно забыл про самогонный аппарат и про змеевик, который хотел заказать мастеру вместе со стеклодувной трубкой.

И не бросишься к кузнецу опять. И без того на него уже косо поглядывают. Как на императора Димитрия будут скоро бочку катить, что ненастоящий. Сейчас послеобеденное время и нужно ложиться спать, а не по кузнецам бегать, тем более, возможно, и сам кузнец почивает.

Лёг на кровать поверх перин и одеял, думал полежать часик о планах на будущее подумать, и даже не заметил, как и на самом деле уснул.

И проснулся только к вечерней. Теперь уже не отопрёшься, что болезный, и нельзя идти вместе со всеми в храм. Воевать можно? Бегать и висеть на турнике можно? А в церкву нельзя⁈ Шалишь.

Пришлось выстоять час целый в Архангельском соборе в первых рядах вместе с обоими братьями. Во время богослужения вспоминал сон, что приснился сегодня. А приснилась склока, которая началась с Европейцами, когда они не захотели отдавать в Крымский музей скифское золото. Интересно ведь. Не, не то, что все общечеловеки сволочи, а то, что он знает, где точно зарыты десятки кладов. Более того, он всё знает про гробницу Тутанхамона и про Трою, которую Шлиман ещё не раскопал. Да даже прадедушка того Шлимана ещё не родился. И он знает историю кюре Беранжера Соньера который в своём приходе в деревеньке Ренн-ле-Шато нашёл клад Тамплиеров.

Правда, не всё так просто. Троя и гробница Тутанхамона сейчас на территории Османской империи, и интересно было бы посмотреть на русского, который там раскопки устроит. А вот Франция? Лангедок? Там сейчас чего? А чёрт его знает. Так точно историю Европы он не знал. Франция воюет сейчас и с Испанией, и с Англией. Нет туда сейчас тоже не вариант соваться. И в Крым не поедешь курганы копать. Вот ведь как получается — он знает про кучу кладов и не может ни один из них выкопать.

Иван подтолкнул его. Задумался настолько, что и не заметил, как богослужение кончилось. Срочно нужно бежать к мастеру оружейнику Василию и рассказывать тому про самогонный аппарат, а то ведь на завтра на раннее утро намечен уже выезд в Калугу.

Перед отъездом после заутрени к Юрию подошёл митрополит Макарий и сунул ему какой-то предмет, завёрнутый в серо-чёрную тряпицу ветхую. Такое ощущение, что помер кто из стариков монахов в одном из монастырей и из его драной древней рясы её вырезали. Юрий хотел развернуть и посмотреть, чего там такое под тряпицей, на книгу похоже, но митрополит ему не дал. Руки свои наложил на руки Юрия Васильевича, как бы останавливая, и потом перекрестил и рукою отпустил.

Боровой передал свёрток брату Михаилу и пошёл с Иваном прощаться. Там же обнимашки и целовашки будут. Теперь до осени не приедет. Ну, по крайней мере, не планировал, как судьба ляжет… Его в эту командировку Иван отпустил только до осени, не сказал до какого числа или даже месяца, но если честно, то Юрий, зимой там отрезанный от мира в лесах, и не собирался находиться. Тут в Кремле есть чем заняться зимой. Нужно готовить реформы, помогая литвину Пересветову Ивану Семёновичу. Они ведь не за горами. Тем более, кое-какие можно и ускорить, например, создание первого стрелецкого полка. У него и человек есть на место полковника. Ляпунов, тот который с ним весною уезжал из Москвы, и Тимофей Михайлович сегодня — это разные люди. А до октября, например, он его ещё и по наукам подтянет и по разумению того, чем должны стрельцы в полку заниматься, кроме как лавки на торгу заводить.

На первом привале Юрий вспомнил, о свёртке, что ему передал митрополит. Подошёл к монаху и руку протянул, дескать, давай. А тот в неё кусок хлеба, подогретого на костре, и солью посыпанного, сунул. Нет, оно конечно — это вкусно, и даже отказываться не стал Боровой, но хотел-то другое получить. Но рот уже занят был и пришлось сначала прожевать.

— Что владыко Макарий дал? Где это? — разделавшись с приличной краюхой вкусного белого хлеба, всё ещё с набитым ртом, спросил у Брата Михаила Юрий Васильевич.

Монах порылся в котомке огромной, что с собой всюду таскал, достал свёрток и протянул серый предмет, отряхнув его от крошек каких-то, князю.

Юрий отошёл, сел на воз, и попробовал его развернуть. И ничего не получилось. Ткань не только оборачивала прямоугольный предмет, но ещё и зашита была. Рвать ветхую ткань Боровой почему-то не решился, пришлось идти назад к монаху и просить у него нож.

В результате всё-таки подарок митрополита был извлечён на свет божий. И сразу стало понятно, почему такие меры предосторожности предпринимал владыко. Это была книга, даже скорее брошюра. Тоненькая совсем, листов на пятьдесят. И бумага была паршивая серо-коричневая и печать была какая-то смазанная, и диаграммы кривоватые и тоже плохо пропечатаны. НО! Это был учебник по шахматам. И это при том, что митрополит недавно ещё совсем объявил шахматы под запретом на Руси, как азартную, «бесовскую» игру. Насколько помнил историк Боровой запрет пришёл на Русь из Византии. Наверное, книгу изъяли у кого-то из опальных бояр, возможно у того же Андрея Шуйского совсем не невинно убиенного. Тот товарищ играл, помнится, в шахматы. Или возможно у кого из монахов. В уложении Стоглавого Собора им в основном запрещалось играть в шахматы, вплоть до лишения сана на два года. Книга была издана, судя по году, стоящему на второй странице тридцать лет назад в Риме. Автором значился Педро Дамиано (порт. Pedro Damiano de Odemira). Называлась книга длинно: «Эта книга учит играть в шахматы и содержит окончания партий».

Книга была на латыни. Юрий Васильевич этот язык изучать с помощью брата Михаила начал, но похвастать великими достижениями пока не мог. В изучении языков ведь что главное — стимул. Нужно чтобы это было интересно и необходимо самому изучающему, а какой уж преподаватель попадётся вопрос второй. Так Боровой пока не осознал, что ему кровь из носа латынь нужна. Ну, может хоть теперь засучит рукава.

Разглядывая диаграммы с описанием игр и потом в конце задачи, Юрий Васильевич подумал, что ведь и он может такую книгу написать. Более того, он, если напрячься, вспомнит изучаемые в детстве в шахматной школе всякие интересные дебюты игр, которые только через четыре сотни лет состоятся. И вот если такую книгу напечатать на латыни, то в Европе она будет нарасхват.

И кстати, в этом деле есть подвижки. Пересветов показал ему письмо от своего знакомого из Кракова, который сообщал, что переговорил с несколькими книгопечатниками и один из них согласился на несколько лет приехать в Москву и основать там печатную мастерскую. Он является учеником того самого Каспера Штраубе, про которого Пересветову и Юрию Васильевичу говорил брат Михаил. И он тоже немец. Йоганн Шеффер. Обещал до зимы быть на Москве с отлитыми красивыми литерами.

— Так они на латыни⁈ — махнул рукой Юрий, — хотя если продавать книги в Европе, то латынь и нужна, а русские буквицы отольёт, раз литинские смог. Главное, чтобы не передумал и приехал. Уже столько планов на типографию и один лучше другого.

Событие шестьдесят пятое

А надо будет этого товарища на заметку взять. Монстр. Не хуже Бороздина умеет работать. Дворецкий углицкий и калужский князь Репнин Пётр Иванович развернулся не шутку. Из Калуги, где в принципе делать особо и нечего было, Юрий Васильевич в сопровождении младшего двоюродного братца на третий день выехав в Кондырево. Прибыли туда, а там праздник какой-то отмечают. Пир горой. Оказалось — это Репнин затребовал со всех соседних городов, что являются наследством Юрия Васильевича служилых дворян с холопами на строительство засеки. И вот люди прибыли и включились в работу. Ну, холопы боевые включились, а сами дворяне затеяли охоту, набили полно разной дичи, и вот теперь обмывают эту удачу на полянке возле почти достроенной церкви, невдалеке от завода стекольного.

Сначала Юрий Васильевич хотел разозлиться, мол только этих «охотников» ему тут и не хватало. Но вполне трезвый сотник Скрябин, тут же ошивающийся, сообщил, что дюже проворно стали теперь засеку строить. Пить отрок не собирался и решил инспекцию учинить. И остался увиденным доволен. Несколько сот человек валили лес, копали ров и топорами срубали лишние сучья у деревьев. Уже почти заканчивали создавать заграждение. Из двенадцати вёрст до Угры прошли восемь с половиною. Так за седмицу ещё и закончат. Тут с какой стороны не смотри, а иметь засечную черту перед его производствами лучше, чем не иметь.

В Калуге же Юрий Васильевич проверил первое в России медицинское училище. Для него на территории Кремля срубили двухэтажный дом, и занятия теперь в нём проводились. Занятия… М… Ну, полезные, наверное. Присланный митрополитом монах молодой читал взрослым мужам книжку. Выглядело это презабавно. Читал этот товарищ на греческом. Прочтёт абзац, а потом глотнёт сбитня и начинает переводить. Книга точно про медицину. Юрий Васильевич подошёл и глянул на огромнейший фолиант на пергаменте с деревянными обложками, кожей обтянутыми. Эту книгу как оружие использовать можно. Если дать ею по башке, то она внутрь живота провалится. Называлась книга: «Сборник Гиппократа» («Corpus Hippocraticum»). Сейчас она было открыта на главе «О природе костей».

Ну, а чего. Знать Гиппократа — полезно. А не знать — вредно. Уж всяко полезнее, чем не знать. Да там лишнего и вредного много, полно заблуждений. Однако, полезного тоже вагон и маленькая тележка, а заблуждения он потом объяснит. Практических занятий из-за отсутствия раненых сейчас нет, так что пусть теорию изучают. Следующим уроком у учеников было травничество. Застенчивая женщина лет сорока шептала себе под нос про какие-то травки и от чего оне помогают, и когда их нужно собирать. Если бы не монах, который сидел рядом и всё это аккуратно записывал свинцовым карандашом, то можно сказать, что и впустую всё это. Женщина явно не привыкла лекции читать и попросту опасалась этих воинов, что ей в ученики дали. Стояла зажатая вся и глаза в пол.

— Ничего, всё будет хорошо. Я записываю, потом непонятные вещи вечером переписываю, а на следующий день уже вновь мужам сим читаю и все поясняю. Много чего и у Гиппократа есть из того, что Ксения говорит, но есть и про наши травки. Хорошая травница. У нас в монастыре травник и половины того, что она говорит не знает. Хорошая травница. Наградить её надобны бы, — Брат Михаил еле успевал за братом Мефодием записывать.

— А ты всё записываешь? Потом как-то по болезням раскладываешь, сортируешь или всё подряд так и рассказываешь? — глянул в «конспект» монаха Юрий Васильевич. Конспект — это листы, сшитые ниткой. На них красивым почерком написана… галиматья. Сложно к современному письму без пробелов между словами привыкнуть. И самое интересное, что разделять слова буквицей «ер» придумали, а до более простого — разделять пробелом додуматься не могут. Ну и полно «лишних» букв с непривычным глазу написанием, глаз за них цепляется и сосредоточенность на тексте пропадает. Галиматья, одним словом.

— Пытаюсь, княже. От живота травки отдельно, от хворей от простуды, от ломоты в костях.

— Брат Михаил, — прочитав его писульку решил Юрий, ты потом возьми у брата Мефодия листы, я прочту. Мне тоже полезно знать будет.

«Ну и нужно ересь будет отсечь», — это уже про себя, — а то ведь сто процентов будет про Разрыв-траву, плакун-трава, одолень-траву и прочие цветущие папоротники.

Событие шестьдесят шестое

Федька Громов, высунув язык от усердия, сидел над листком бумаги и гусиным пером выводил на нём буквицы. Не просто так выводил — письмо домой отцу писал. Грамоту Федька разумел немного и до приезда в Кондырево. Отец учил. Правда от той учёбы отцовой голова у Федьки сильно болела. Чуть что не так он напишет или скажет и тут же от родителя по затылку затрещину получал. По этой самой причине, когда им объявили, что их кроме всего прочего будут грамоте и счёту учить, Федька пригорюнился, он то надеялся, что избавился от подзатыльников и здесь только воинскую науку ему постигать придётся. А теперь вот опять буквицы карябать.

Но учившие их два монаха брат Михаил и отец Парамон редко отвешивали подзатыльники, в основном за то, что переговариваться отроки между собой на уроке начинали. Учили их монахи не только письму, но и счёту. При этом отец Парамон учил русскому счёту, где числам буквы соответствовали, а брат Михаил арабскому счёту, где цифры чудные были. Сначала путались многие, но через месяц отроки и сам Федька разобрались и теперь писали цифры не путая их. На вопрос же князя Юрия Васильевича какой счёт лучше, все до единого загудели, что арабские цифры понятнее и складывать и вычитать с их помощью гораздо удобнее.

Сейчас, по прошествии трёх месяцев их не только простым самым действиям учат, но и делить и умножать столбиком. Об этом тоже Федька в письме сейчас писал. Письма эти родителям писали раз в две седмицы все потешные вои. Их потом брат Михаил проверял и пенял отрокам, что тут ошибка и тут, не стыдно отцу-то с ошибками писать. И не бил при этом по затылку, а только лучше бы приложил, а то глянет в душу глазами синими и покачает эдак сочувственно головою. Стыдно, аж уши горят.

Ещё решил Федька в этом письме написать про взвешивание. Когда они только прибыли в Кондырево их смешным способом взвесили, и вот три месяца прошло и снова тако же точно взвесили. А дело было так. Первым делом их поставили к расчерченной полосками доске и записали рост. У Федьки, а он среди самых высоких был, получилось два аршина и два вершка (примерно 150 см). А потом их подвели к бочке большой, в которую была лесенка спущена. В одной из дощечек была треугольником зарубка сделана и к ней лоток приделан по которому вода стекала в ведро.

Раздели их донага и стали они медленно, без спешки, по лесенке в бочку погружаться. При этом воды в бочке было налито столько, что как раз по край зарубки. Начинаешь спускаться, и вода, поднимаясь, сбегать начинает по лотку в ведро. В ведре деревянном есть несколько чёрт. Как вода доходит до верхней черты, то его сливают полностью и подставляют вновь. И так пока вошедший в бочку не погружался в воду с головой.

У Федьки получилось два полных ведра, а в ведро по верхнюю черту входил ровно пуд. В третье же ведро вылилось воды совсем немного по третью маленькую черту. Итого получилось два пуда и три фунта (34 килограмма) (Пуд — 16,38 кг) (Фунт — 0,4095 кг).

А позавчера по прошествии трёх месяцев, как их в потешное войско определили, снова то же самое проделали. Федька думал, что весить теперь ещё меньше будет. Ведь их гоняли в хвост и в гриву, еле живые добирались вечером до лавок. С утра пробежка, потом спортивная площадка с турником и брусьями. За этим завтрак и полоса препятствий, а вечером после молитвы ещё два круга бегом и турник. И только с обеда до вечерней молитвы они под навесом в поле счёт и письмо учили. Да и то стоит на столе у монаха клепсидра, что привёз из Кремля Юрий Васильевич и как только она опорожняется, так занятие прерывается и нужно отжаться от пола сколько сможешь.

Так думал Федька, что совсем он отощал с такой жизни. Построили их и к измерителю роста. Нет, Федька замечал, что он подрос, видно, что брат Михаил почти с ним ростом сравнялся, но оказалось не просто подрос, а ого-го как подрос на целых два вершка за три месяца (9 см). А когда из бочки вылез, то выяснилось, что и не отощал он вконец с такой жизни, а наоборот больше полупуда добавил. Чудно. Спросил он об этом монаха, а тот смеётся:

— Да ты ведро каши за день съедаешь, и не на постном маслице, а с большим куском мяса. И хлеб булками в себя пихаете. Чего бы не подрасти и не потяжелеть.

Так-то да. Кормят от пуза. Вот обо всех этих чудесах сейчас Федька Громов и пытался отцу в Монино написать. Получалось сбивчиво. Ну, да ничего. Скоро их на каникулы, как этот перерыв называет брат Михаил отпустят. Сейчас конец августа, а в Москву князь собирается возвращаться к Покрову. Увидит скоро и отца и мать и братишек младших. Вот будет что им рассказать.