Волк прыгнул, и я едва успел выставить саблю. Тяжёлое тело, не меньше шести пудов, сбило меня с ног — мы покатились по снегу, сабля вылетела из руки. Горячее дыхание обожгло лицо, клыки щёлкнули рядом с лицом. Я ухватил зверя за загривок левой рукой, удерживая пасть подальше.
Волк извивался, когтями рвал мой тулуп. Благодарение Богу за добротную казачью одежду — без неё он бы разорвал мне живот в первые мгновения. Мы снова перекатились, и я оказался сверху. Ударил локтем по морде — и зверь ослабил хватку. Этого хватило, чтобы вскочить на ноги и схватить саблю.
Волк поднялся, тряхнул окровавленной мордой. Из пасти капала слюна, смешанная с кровью — видно, удар повредил ему клыки. Зверь начал кружить, выбирая момент для новой атаки. Я держал саблю наготове, следя за каждым его движением.
Новый прыжок — на этот раз я был готов. Отшагнул в сторону и полоснул саблей по боку. Лезвие прошло по касательной, оставив длинную рану. Волк завыл, развернулся с удивительной для своей туши ловкостью и снова ринулся в атаку.
Он целил в горло. Я попытался отпрыгнуть, но поскользнулся на обледеневшем корне. Волк сбил меня с ног. Сабля в такой ситуации помочь не могла — слишком длинное лезвие. Зверь навалился сверху, прижал меня всем весом. Я едва удерживал его пасть руками, силы быстро уходили. Мышцы горели, дыхание сбилось. Ещё миг — и он сомкнёт челюсти.
Но затем я сумел добраться до своего засапожника. Вытащив его, я вогнал нож зверю под рёбра. Волк взвыл, дёрнулся, кровь брызнула на лицо и руки. Я ударил еще несколько раз. Зверь ещё пытался укусить, но движения слабели, пока он окончательно не обмяк, навалившись тяжёлой тушей.
С трудом выбравшись из-под него, я тяжело дышал, руки тряслись, ноги подкашивались. Смахнул кровь с лица, поднялся. Надо было спешить к Айне.
Она сидела неподвижно. Я опустился на колени, нащупал пульс — слабый, но был. Осторожно похлопал по щекам.
— Айне! Слышишь?
Её веки дрогнули, глаза с трудом сфокусировались. Губы шевельнулись, но сказать девушка ничего не смогла. Она попыталась поднять руку, но та безвольно упала.
— Тихо, не двигайся, — сказал я, укутывая её своим тулупом. Разгоряченный схваткой, я совершенно не чувствовал холода.
— Сейчас отнесу тебя в Кашлык. Там помогут.
Она едва слышно прошептала. Скорее всего, в бреду.
— Духи… идут за нами…
— Никто нас не тронет, — твёрдо ответил я, хотя после поединка с волком уже не был так уверен. — Держись.
Я поднял её на руки. Она оказалась лёгкой, как ребёнок. Голова безвольно склонилась мне на плечо, дыхание едва чувствовалось. До Кашлыка было версты три по снегу, но выбора не было. Эта женщина спасла мне жизнь, теперь настал мой черёд.
Первая верста далась на адреналине после схватки. Потом силы начали уходить: ноги тонули в снегу, руки немели, дыхание сбивалось. Несколько раз останавливался проверить, дышит ли ещё Айне. Вдалеке протянулся волчий вой — стая учуяла кровь. Я ускорился, стиснув зубы.
Когда показались стены Кашлыка, ноги едва держали. Перед глазами темнело, но я упрямо шёл вперёд.
Стражники узнали меня издалека. Увидев, что я несу кого-то, поспешили открыть ворота.
— Максим! Что случилось? — крикнул один из казаков.
— В лекарню! Живо! — прохрипел я. — Она при смерти.
Казак побежал впереди, расчищая дорогу. В лекарне Айне уложили на лежанку. Пришла Аграфена, главная здесь. Моей Даши, которая тоже работала в лекарне, было не видать. Но это может и к лучшему, а то б могла спросить, кого это я из лесу притащил, и ответ на вопрос весьма сложный.
Я ушел в другую комнату. Женщины раздели и осмотрели Айне, потом позвали меня. Шаманка по-прежнему была без сознания.
— Не ранена, просто измождена дорогой и голодом. И не спала долго.
Я кивнул.
— Сделай всё, что сможешь. Ее зовут Айне. Она шаманка далекого остякского рода.
— Ты сам-то не ранен? — спросила Аграфена. — Весь в крови!
— То не моя кровь, волчья… крепкая одежда спасла от когтей. Позови меня, как она очнется.
А сам пошел в баню. Действительно, надо глянуть, нет ли царапин, а то поначалу их можно и не почувствовать. Если есть, то надо дезинфицировать, благо спирт в наличии имеется — «самогонщики» работают исправно. Запас «огненной воды» есть и для медицинских целей, и для огнеметов, хотя сейчас гнать спирт временно прекратили — ягоды зимой больше нужны для витаминов.
Не успел я отойти и десятка шагов от лекарни, как услышал знакомый голос:
— Максим! Господи, что с тобой? Ты весь в крови!
Даша выбежала навстречу от соседней избы. Волосы выбились из-под платка, щёки горели от мороза и волнения.
— Это не моя кровь, — устало ответил я, пытаясь улыбнуться. — Волчья. Пришлось сойтись с матерым зверем.
Даша, не говоря ни слова, потащила меня туда же, куда я и шел — в баню. Сейчас там никого не было, она смыла с меня кровь и проверила отсутствие царапин и прочих повреждений.
Такие медицинские процедуры мне понравились. В нежных Дашиных руках, льющих на меня теплую воду, я окончательно пришел в себя и даже, как говорится, пользуясь случаем, попытался стащить одежду и с нее. Зачем ждать ночи, если ее можно не ждать. Логично, как мне кажется.
Но Даша нахмурилась и отстранилась.
— Кто та женщина? Сказали, ты принес какую-то остячку…
— Это Айне. Шаманка дальнего рода остяков. Это именно она спасла меня от бандитов. А потом я помог вернуть золотой идол в ее племя.
— Но откуда она взялась здесь зимой? — Даша недоверчиво смотрела на меня. — Если ее род далеко отсюда?
— Не знаю, — признался я. — Случайно нашёл её под деревом, едва живую. Успела только прошептать о каких-то злых духах, что преследуют её. Больше ничего сказать не смогла.
Даша нахмурилась еще сильнее:
— Злые духи… Может, зря ты её сюда привёл? Вдруг накличет беду на Кашлык?
— Я не мог ее бросить, — сказал я. — Она спасла мне жизнь. Это было бы подло.
— Понимаю. Долг платежом красен. Ладно, пойду в лекарню. А ты переоденься и отдохни немного.
— Так и сделаю, — ответил я.
Но едва я успел переодеться, как в дверь постучали. На пороге стоял молодой казак:
— Максим, — сказал он, — Ермак велел тебе в лекарню: остячка твоя очнулась, хочет говорить.
Я поспешил за ним. Лекарня была полна — кроме наших медиков там уже находились сам Ермак, Мещеряк, Иван Кольцо и несколько сотников. У дверей переминался с ноги на ногу старый хант Юрпас — единственный из местных шаманов, оставшийся в Кашлыке.
Айне сидела на лежанке. Лицо шаманки оставалось болезненно бледным, но глаза были ясны. Увидев меня, она с трудом улыбнулась.
— Максим, — прошептала. — Спасибо тебе…
Ермак шагнул ближе. Его суровое бородатое лицо было очень озабоченным.
— Говори, женщина, — твердо обратился он. — Что привело тебя сюда зимой одну?
Айне закрыла глаза, собрав силы.
— Мой род гибнет, атаман. Пришла просить помощи. Больше негде… Только вы… только русские воины могут справиться с бедой нашей.
— Что за беда? — нахмурился Ермак. — Напали кто? Татары? Другое племя?
Айне покачала головой:
— Хуже. Духи вселились в людей моих. Всё началось, как только вернули золотой идол, — она посмотрела на меня. — Думали, он защитит. Стало только хуже. Люди меняются.
Юрпас, до того молчавший, внезапно подался вперёд и что-то быстро спросил на своём языке. Айне ответила, старик кивнул.
— Что он говорит? — резко спросил Ермак.
— Он говорит… — Айне слизнула пересохшие губы, — он говорит: это древнее проклятие. Духи леса сходят с ума, входят в людей.
Она с трудом приподнялась; глаза её лихорадочно блестели.
— Сначала один человек. Потом другой. Начинают повторять друг за другом движения, слова чужие говорить, кричать без причины, бегать по лесу голыми в мороз.
По спине пробежал холод. Описанное ей напомнило то, что я читал о массовых психозах — арктическая истерия, мерячение.
Ермак погладил бороду, обдумывая:
— И ты думаешь, мы можем помочь? Мы воины, не знахари. Против сабли и пищали выстоим, а против духов…
— Это не просто духи, — неожиданно сказал я. Все обернулись ко мне. — То есть… я думаю, это болезнь. Болезнь духа, но болезнь. Такое бывает в северных землях — от зимы, голода, страха.
Юрпас покачал головой и сказал своё на остякском, а Айне перевела:
— Он говорит: воин прав наполовину. Болезнь есть, но духи её провоцируют. Когда люди слабы, голодны, испуганы — духи легко входят.
Странные люди — шаманы. Юрпас отлично говорит по-русски, почему сейчас предпочитает на своем — непонятно. Ну да ладно. Если стучать в бубен десятки лет, и не такие привычки появятся.
— Голод? — спросил Иван Кольцо.
Айне кивнула:
— Еда есть, но ее начинает не хватать. Рыба ушла из реки, олени обходят земли стороной.
Ермак тяжело вздохнул:
— Плохо дело. Чем поможем? И у нас припасов мало.
— Не еда нужна, — сказала Айне. — Нужна сила. Нужно показать духам, что люди не сдались, что ещё есть воля к жизни. Ваши воины сильны, не боятся духов. Если вы придете, больные очнутся. И ещё… — она замолчала, будто боясь продолжать.
— Что ещё? — нетерпеливо спросил Ермак.
— Идол, — ответила она тихо. — Его надо вернуть в болото. Он не для людей. Он держал равновесие между миром людей и миром духов. Когда его забрали, равновесие нарушилось. Духи злятся.
Я вспомнил, как доставал тот идол из болота: странное место, холодная вода, змеи, жуткий страж. Юрпас снова заговорил, теперь обращаясь к Ермаку; он говорил долго, сильно жестикулируя. Айне переводила, запинаясь от усталости.
— Он говорит… это правда, — переводила она. — Видел такое давно. Когда граница между мирами рушится, люди теряют себя, становятся тенями, повторяют чужое и творят страшное. Нужно идти быстро, пока род не погиб.
— А эта зараза может прийти к нам? — спросил Мещеряк.
За этими словами все переглянулись. Мысль о том, что беда может распространиться на русское поселение, казалась немыслимой.
— Может такое случиться? — резко спросил Ермак.
Юрпас пожал плечами и коротко ответил. Уже по-русски.
— Он говорит: духи не разбирают — русский ты или остяк. Если душа слаба, если страх в сердце — войдут.
Я решил, что пора вмешаться.
— Все немного не так. Если человек голоден, ослаблен, испуган и прислушивается к каждому шороху — то такое может произойти. Но случаев, чтобы такое происходило с русскими, еще не было. Бог защищает от злых духов.
— Хорошо, — подвел итог Ермак. — Будем думать, что делать теперь. А ты пока окончательно приходи в себя, — добавил он, обращаясь к Айне.
Затем Ермак и другие ушли. Я же немного задержался и увидел среди сложенных вещей Айне странный кремень. Даже в полумраке избы было видно, что он не похож на обычный — более тёмный, почти чёрный, с маслянистым блеском и серыми прожилками.
— Можно взглянуть? — спросил я, указывая на камень.
Айне слабо кивнула:
— Бери. Он для огня.
Взяв его в руку, я сразу ощутил разницу. Камень был плотнее и тяжелее наших кремней. Структура однородная, без привычных трещин и включений.
— Я на минуту выйду, проверить кое-что, — сказал я ей.
На улице я достал огниво. С нашими кремнями приходилось бить по нескольку раз, прежде чем вспыхивала искра, особенно в сырую погоду и когда пальцы дубели от холода. А сейчас…
Ударил — сноп ярких искр. Ещё удар — и снова. Искры были крупнее, ярче и летели дальше, чем от обычного кремня. Я присел и стал внимательнее рассматривать камень. Качество было исключительным.
Вернувшись в избу, подошёл к Айне:
— Откуда у вас такие кремни? — спросил я. — Это совсем другой камень, не тот, что мы знаем.
Айне пожала плечами.
— Охотники нашли. Там недалеко от стойбища, полдня пути на север. Овраг, вода размыла берег — чёрные камни торчат прямо из земли. Раньше не знали, что с ними делать. Один охотник попробовал — и понял, что лучше обычных. Теперь все пользуются.
— Целый выход такого… — проворчал я, уже мысленно прикидывая возможности.
— Отдыхай, — сказал я ей напоследок. — Я скоро вернусь.
…Через час после моего ухода из лекарни меня снова позвали — на малый круг. В просторной избе, служившей Ермаку и ставкой, и залом для совещаний, собрались старшие казаки.
Ермак сидел во главе стола, задумчиво поглаживая бороду.
— Ну что, братья казаки, — начал он. — Слышали, что поведала остячка? Племя её гибнет от странной хвори. Просит помощи. Что скажете — идти или нет?
Первым выступил Мещеряк.
— А зачем нам в это влезать? Своя головная боль и без того есть: зима на носу, припасов в обрез, татары ожидаются. А тут ещё в стойбище тащиться, спасать их от какой-то ерунды.
— И ведь заразная напасть это может быть, — поддержал Гаврила Ильин. — Подхватим — нам мало своих болезней?
Савва Болдырев возразил:
— Но остяки нам союзники.
— Около нас живут другие, — отмахнулся Гаврила. — Остяков тут много.
— Дело не только в остяках, — сказал Савва. — Если поможем, другие роды увидят: русские помогают в беде. А уважение часто сильнее сабель. Иначе скажут, что боимся духов.
— Да какие там духи! — махнул рукой Андрей Собакин. — Бабы сказки брешут. Скорее голод и морок от него.
— А если не морок? — возразил Ильин. — Если духи действительно? Мы в их земли пришли — не исключено, что нас тоже достанет.
Спор разгорелся. Одни говорили об опасности похода: лед ещё тонок, лошади могут провалиться; другие напоминали о татарах; третьи опасались самой хвори. Я пока молчал, ожидая, что люди выговорятся, и мне дальше будет вести речь проще.
— И потом, — добавил Черкас, — как идти? По реке — лёд еще слабый. По лесу на лошадях не проехать.
В тот момент дверь приоткрылась, и в избу заглянул часовой:
— Ермак Тимофеевич, тут остяцкий князь. Говорит, срочно к вам.
Ермак нахмурился:
— Кто?
— Тулэм. С ним Юрпас.
— Впусти, — коротко приказал атаман.
В избу вошли двое. Юрпас был знаком всем, а второй оказался выдающимся для своего народа: высокий, широкоплечий, лет под сорок, лицо выветрено временем, одежда богата — песцовая шуба, малица с бисером, на поясе нож в серебряных ножнах. Тулэм, глава одного из остяцких родов, что находятся невдалеке от Кашлыка.
Он поклонился и заговорил на ломаном русском:
— Великий атаман, пришёл просить. Беда у остяков велика, услышали мы про нее. Род Айне болеет странной болезнью. Если не остановить — все пропадут.
— Мы об этом уже знаем, — приветственно кивнул Ермак. — И обсуждаем, как быть.
Тулэм продолжил:
— Мы поможем идти. Дадим ездовых собак и нарты. По льду собаки безопаснее — легки, не ломают лёд. Спасёте род, и все остяки узнают: русские — настоящие воины, не боятся ни людей, ни духов.
Это были весомые аргументы. Власть над землями держится не только на силе, но и на уважении, к тому же на собаках идти гораздо проще — лошади копытами могут разбивать некрепкий лед, а собаки своими мягкими лапами этого не делают.
— Мы подумаем, — доброжелательно сказал Ермак. — Подождите, пожалуйста, нас за дверью.
Как только остяки вышли, спор возобновился с новой силой.
— Видите? — сказал Савва. — Они сами готовы помочь с дорогой. На собаках верно идти.
— И на собаках можно утонуть, — проворчал Мещеряк.
Я решил вмешаться:
— Позвольте слово.
— Я знаю, что это за болезнь, — начал я, подбирая слова. — Это не просто духи. Часто такое бывает у северных народов: из-за долгой зимы, голода, отсутствия разных продуктов люди слабнут. Появляется безумие — повторяют движения, теряют себя…
— И как лечить? — спросил Яков скептически.
— Несложно. В первую очередь накормить и успокоить. А кроме этого…
Я вынул из кармана кремень Айне и показал:
— И ещё вот это. Посмотрите.
Я ударил огнивом — с первого удара посыпался сноп ярких искр. Мужчины переглянулись и восхищённо присвистнули.
— Айне говорит, недалеко от их стойбища место, где таких камней много. С ним можно делать кремнёвые замки для ружей — в дождь и снег стрелять будет легче. Фитиль не нужен, ружьё всегда готово.
Казаки стали пробовать высечь искры, камень передавали из рук в руки; шум обсуждений затих на миг, сменившись любопытством.
— Если добудем таких камней, — продолжил я, — наше оружие станет лучше. Для этого нужны живые остяки, чтобы показать месторождение и помогать добывать.
Ермак молча повертел камень в руках.
— Дело хорошее, — сказал он, — но риск велик.
— А когда нам было легко? — ответил Савва. — Через всю Русь шли, Кучума били, зимовали в степи. Неужели теперь испугаемся?
Ермак встал и прошёлся по избе:
— Ладно. Большинство за помощь. Поставлю условия: первый — идёт тот, кто сам хочет; силой никого не гнать. Второе — увидите, что дело опаснее, чем думали, — сразу назад. Третье — Максим, ты отвечаешь за отряд. Справишься?
Я выпрямился:
— Справлюсь, Тимофеевич.
— Найдешь камни, собирай, сколько нужно, и сюда тащи. И для оружия, как ты говоришь, пригодятся, и не только для него.
— Сделаю! — пообещал я.
Но Мещеряк все ещё сомневался:
— Если это не духи, а болезнь от плохой еды — почему раньше такого не бывало? Остяки всегда так жили.
Я задумался. Действительно: почему именно сейчас?
— Может, раньше у них были запасы иного, — сказал я. — Айне говорила: три года неурожая. Долгая однообразная пища — рецепт беды.
— Или духи разгневались из-за идола, — пробормотал кто-то.
Ермак хлопнул ладонью по столу:
— Решено. Зовите Юрпаса и Тулэма. Будем договариваться, сколько нужно повозок. Подождем несколько дней, пока девчонка в себя придет, и отправимся. Без нее нельзя — куда идти, не знаем. Максим, Тихон, подумайте, сколько можно еды с собой взять и какой, чтоб остяков накормить.