Противотанкист. Юго-западное направление. Книга 7

Глава 12

Как и предполагалось, всю рутину хитрый опер поручил мне. Сам же занимался только вызвавшими подозрение красноармейцами и всеми средними командирами, так как допрашивать «офицеров» мне было не по чину. Вот после одной из бессонных ночей я и опрашивал очередную группу из тринадцати человек рядового и сержантского состава. Товарищ Саидов отлучился по неотложным делам в штаб фронта, а меня оставил за главного. Бойцы оказались из разных частей и соединений 57-й армии и показали, что отстали от своих подразделений по разным причинам, кто-то прикрывал отход, кто заблудился, кто потерялся, а кто и слегка растерялся. Из всех проверяемых я обратил внимание только на трёх человек, которые были из одной роты. Они рассказали, что оставались прикрывать отход своего полка, а после выполнения приказа пробивались самостоятельно в составе взвода, потом отделения, а вышло к своим только трое. Документы у них были в порядке, — только как опознать владельца, если в красноармейской книжке нет фотографии и он беспартийный? При отсутствии партийного, комсомольского и профсоюзного билетов — никак. Только основываясь на показаниях свидетелей и сослуживцев, а эти трое уверенно опознавали друг друга. Практически все окруженцы твердили одно и тоже, и вся эта рутина конкретно меня задолбала, так что к допросу очередного задержанного я отнёсся чисто формально. Когда довольная комсомолка записала все «паспортные» данные этого окруженца, я приступил к основной части допроса.

— Значит вы, Гаврила Николаевич, утверждаете, что служили во второй стрелковой роте 571-го полка? — листая красноармейскую книжку, спрашиваю я, у сидящего напротив осунувшегося, небритого красноармейца средних лет. Скрепки на документе ржавые, так как книжка эта нихрена не поддельная, а самая что ни на есть настоящая. Вот только где сейчас находится Гавриил Никодимович Цветков? Лежит где-нибудь с пулей в затылке в овраге, или сидит прямо передо мной, не известно. Будем выяснять.

— Я Никодимович. — Уточняет он. — А почему служил? Меня вроде из армии не выгоняли.

— Вопросы здесь задаю я. Так в какой дивизии вы служили? — игнорирую я его вопрос.

— Стрелок второй роты, первого батальона, 571-го стрелкового полка, 317-й стрелковой дивизии — красноармеец Цветков. — Чётко рапортует боец.

— Кто командир дивизии? Случайно не Яков Михайлович? — задаю я очередной вопрос. Хотя прекрасно знаю, кто командует 317-й, Саидов заставил запомнить имена всех комдивов 57-й и 9-й армий.

— Нашей дивизией командует полковник Яковлев. А как его величают, я не знаю. — Правильно отвечает Гаврила на заданный мною вопрос с подвохом.

— А кто был командиром вашей роты?

— Лейтенант Жилин.

— Что с ним случилось?

— Погиб в бою.

— Вы, видели как он погиб?

— Я нет. Но мужики говорили, что подорвал фрицевский танк гранатой и сам значит того… — на секунду замялся Цветков. — Погиб в общем… — склонил голову красноармеец.

— Вы, хорошо знаете сержанта Пашкевича? При каких обстоятельствах, вы, с ним познакомились? — продолжаю я задавать вопросы.

— Сержанта Пашкевича я знаю. Мы всё-таки из одной роты. А насчёт хорошо, — задумался Цветков, — друзьями мы не были, сошлись ближе, только когда прорывались к своим. Но ничего плохого я про Пашкевича сказать не могу. — Продолжил он через некоторое время.

— А что стало с вашей ротой? — перескакиваю я с одного на другое.

— Так разбили её. Сначала на рубеже прикрытия, а дальше уже когда отступали. Досюдова только нас трое и добралось. — Тяжело вздохнув, отвечает красноармеец.

— И что, осталось только три человека из всей роты? — с недоверием уставился я на него.

— Про то мне не ведомо, — пожимает плечами боец. — Немец уж больно люто дерётся, кто-то по дороге отстал, кто-то отбился, да и раненых мы в деревнях оставляли. А когда остатки от нашей роты окружили в лесу, то всех в нём и положили, хотя может и ещё кто убёг…

— В каком лесу? На карте показать сможешь? — пытаюсь я подловить его на несостыковках с другими.

— Да не розумею я в тех картах. Мы же ночами шли. Всё время на восток. Днём прятались в перелесках и балках. Дня два тому нас в каком-то лесочке зажали и дали просраться. Кого не убили, наверное в плен взяли. Нам повезло, удалось прорваться сквозь оцепление и отсидеться в пруду. А потом нас сержант Пашкевич к своим вывел. — Отмазался Гаврила, свалив всё на старшего по званию. Второй рядовой кстати тоже отмазался, и только сержант ткнул грязным пальцем в перелесок у села Никольское.

— Чёта не шибко вы торопились пробиться к своим. — Прикинул я расстояние, пройденное за двое последних суток, пускай даже ночами.

— Иди, поспеши, как же! День длинный, а ночь короткий. Жрать неча! А на подножном корму много ты наспешишь⁉ — разошёлся Цветков. — Вот то-та. Как смогли, так и дошкандыбали. — Закончил он свой эмоциональный спич и сник, опустив плечи.

Вот чёрт его знает, вроде не врёт, а если где и приврал, то не сильно, во всяком случае между собой эти трое договорились на берегу, про что говорить, а про что умолчать. Но документы в порядке, вышли с оружием в руках, только бойцы капитана Вашкевича в конец оборзели, все отобранные стволы оставили у себя, а в расписках даже номера и тип оружия не указали. Да и доставили в лагерь не сразу, а вместе с другими красноармейцами, выходящими мелкими группами или поодиночке (лениво им видите ли конвой гонять из-за каждого окруженца). Место для переправы было уж больно удобное, лес и сразу река, да и тихо. И хотя 296-я стрелковая удерживала плацдарм на правом берегу Северского Донца, туда прорывались в основном крупные подразделения или даже соединения. Да и противник периодически атаковал, пытаясь сбросить наших с плацдарма. А в лес между Студенками и Богородичным немец почему-то не лез, и он оставался как раз на нейтралке. Этим и пользовались пробирающиеся на восток «психи»-одиночки.

— Ладно, свободен. Зови, кто там следующий. — Едва сдерживая зевок, отпускаю я окруженца, так как время приближалось к обеду.

— Так вроде нет больше никого, я последний стоял.

— Ну, нет, так нет. — Размяв плечи, потягиваюсь я.

— А дозвольте вопрос, товарищ старший сержант?

— Спрашивай.

— Оружие нам вернут?

— А зачем вам оружие? Вы сегодня пройдёте санобработку, потом вас осмотрит фельдшер, накормят, сформируют команду и отправят в тыл на переформировку. Расписку же вы получили, а в красноармейской книжке наш старшина сделает соответствующие отметки. Что-то ещё?

— А вещи?

— Личные вещи вернём вместе с вещмешком и ремнём, если они у вас были, а насчёт снаряжения, подсумки, лопатка и прочее, уж не обессудь, самим не хватает.

— И на том спасибо. Разрешите идти? — тянется в струнку боец.

— Свободен, я же уже сказал.

Видимо с недосыпу я расслабился и упустил незначительные детали в разговоре, о чём пришлось потом сильно пожалеть.

Сегодня по плану у нас парко-хозяйственный день, баня, а после ужина романтическое свидание у кое-кого. Непосредственное начальство в отъезде, а у Лёхи взводного хватает своих забот. И хотя наши с Иванной отношения начались без всяких прелюдий, романтику же никто не отменял. Кругом весна, всё цветёт, грачи прилетели и льдинка на льдинку лезет. Хотя грачи и льдинка из другой оперы, но май в самом разгаре, почти что лето, да ещё в пионерском лагере, и этим всё сказано. Я сегодня планировал просто погулять вечерком, проводить девушку до дому и отдохнуть после бани в общем кубрике, если бы подруга не учудила. Мало того, что она пришла на свидание, вырядившись в форму советской физкультурницы или пионерки (а по местной моде это белая футболка и что-то типа шортов-трусов такого же колера), так ещё и повязала на шею косынку кумачового цвета, как я понял наследство от пионерских вожатых, которое нашлось в сундуке. Так ещё и одежда была на пару размеров меньше, чем нужно, и обтягивала в облипочку все выпирающие части женского тела. А у Иванны было чему выпирать. И кому же из нормальных мужиков, не нравились в подростковом возрасте «пионерки»? Не юные пионерки, которые отдыхали в одном отряде с тобой, а молодые вожатки, как мы их между собой называли. Нет, девочки мальчикам тоже нравились, но студентки пединститута возбуждали совершенно другие чувства.

— Вот постиралась, а переодеться больше и не во что. — Притворно засмущалась Иванна, накручивая на пальчик один из концов пионерского галстука, когда мы встретились на закате, за полчаса до отбоя.

— Бывает. А так ты мне ещё больше нравишься. — Не стал я скрывать своего восхищения. — Но по центральным аллеям в таком виде не погуляешь. Пойдём-ка лучше на спортплощадку, там мы не будем привлекать излишнего внимания.

— Тогда догоняй. — Озорно сверкнув голубыми глазами, спуртанула спортсменка с высокого старта.

— Догоню — изнасявкаю, не догоню, всё равно изнасявкаю. — Подумал я про себя и ломанулся за ней.

Если бы шустрая комсомолка не поддалась, то хрен бы я её догнал и поцеловал. Хорошо ей бегать в спортивной форме и босиком, а на мне тяжёлые сапоги, да ещё кобура с пистолетом. Нагрудные карманы набиты запасными магазинами, а в кармане галифе ручная граната. И всё это только потому, что я просто пошёл на свидание, поэтому трофейный автомат вместе с подсумком и сдал в оружейку.

— А так слабо? — запрыгнув на перекладину, начала крутиться на ней комсомолка, прям как обезьянка в цирке.

— Да нет, не слабо. Освобождай снаряд, сейчас покажу. — Пошлёпал я её по упругой попке, улучив удобный момент, пока она висела на турнике.

Ну а после телячьих нежностей, когда она ловко спрыгнула прямо в мои объятия, пришлось сдержать слово, переодеться в спортивную форму и показать класс. Раздеваться до каликов я не стал, только снял портупею с ремнём, гимнастёрку и вытащил из кармана гранату. Да это просто праздник какой-то, крутиться на перекладине, когда у тебя ничего не болит, нет лишнего жира на брюхе, а ты молодой и сильный. Так что подъём с переворотом несколько раз для разминки, склёпка и выход силой, как на одну, так и сразу на обе руки и так по кругу. В общем, раззудись плечо. Солнышко я крутить не стал, всё-таки ещё не достаточно размялся, зато выполнил эффектный соскок и приземлился на обе ноги под аплодисменты радостной зрительницы.

— Ой, а это что? — видимо желая подать мне гимнастёрку, наклонилась над моей одеждой Иванна и подняла «лимонку».

— Боевая граната Ф-1. — Не стал я секретничать на ровном месте.

— А что у неё нужно откручивать, чтобы она взорвалась? — интересуется любопытная комсомолка.

— Вот тут как раз откручивать ничего не надо. Просто зажимаешь рычаг, разгибаешь усики и дёргаешь за кольцо. После чего бросай.

— А в руке она не взорвётся?

— Эта нет. Она же ручная. Давай сюда. — Протягиваю я руку, чтобы забрать гранату, пока любопытная не выдернула чеку, так как она начала разгибать усики.

— Угадай где? — решила позаигрывать со мной девушка, спрятав лимонку за спину.

— В этой. — Трогаю я её за правую руку.

— Вот и не угадал. — Поднимает она пустую ладонь.

— Тогда в этой. — Хватаю я шалунью за левый локоток.

— А тю-тю. — Крутит она перед собой уже обе руки. — О-ой! А кто это там? Уставилась мне за спину «юная пионерка», вытаращив свои ясные очи от неожиданности.

Разворачиваюсь кругом, но понимаю, что поздно, так как из кустов, растущих метрах в десяти от турника выходят трое, и направляются к нам. У идущего впереди сержанта наган, направленный на меня. У второго красноармейца такой же ствол. А третий просто держит руки в карманах. Дёргаться бесполезно, от пули не убежишь, а свой пистолет я даже не успею достать.

— Не помешаем? — осведомляется сержант, остановившись в пяти метрах от нас. — Правильно делаешь, мусорок, что не дёргаешься. Пакли только в гору задери, а то кошёлка твоя вон с понятием, а ты и не догадался. А теперь пять шагов назад. — Подходят они к моим вещам, по мере того, как мы отходим от них и останавливаемся возле ямы с песком для прыжков в длину.

— Глянь, Хитрый, чего там? — Кивает он безоружному подельнику, продолжая держать меня на мушке. Цветков также направил свой ствол в нашу сторону. Стоят суки грамотно, держа меня под перекрёстным огнём.

— Есть ствол. И маслят до кучи. А вот и ксива, только карточку переклеить. — Роется в карманах моей гимнастёрки Хитрый, оттащив вещи в сторону.

— А я чего говорил. Будет нам и волына, и ксивы нормальные, не зря мы сюда забрели. Сделаешь нам ксивы, легавый? Лялька твоя нарисует, а ты подмахнёшь и печать поставишь. — Спрашивает сержант Пашкевич. — Что-то на допросе я у него таких интонаций не заметил, сидел тише воды и прилежно отвечал на все вопросы.

— А взамен что? — нарочито сглотнув ком в горле, вступаю я в переговоры с диверсантами. Вряд ли это обычные уголовники, наверняка какую-то подготовку прошли, а вот теперь их заслали. Только с какой целью?

— Жизнь. И ляльку тебе оставим, только попользуемся слегка. Ну да от неё не убудет. Только на пользу пойдёт. — Глумится сержант

— А ты часом рамсы не попутал, баклан перелётный? Вы на кого, сявки, батон крошите? Ты в курсе мазурик пархатый, что уже вышку себе подписал. А ну пушки бросили и мордой в землю! — Наезжаю я на жуликов, желая вывести из себя, вдруг кто решит подойти ближе и дать мне в морду, а там посмотрим, на чьей стороне фортуна. Не впечатлил.

— Складно поёшь, мусорок. Только горбатого будешь перед своей лялькой лепить. Так что ботало своё прикуси и слушай, что тебе говорят. Иначе маруху твою на ремни порежем. И тебя за одно. Хотя чего ждать, прямо сейчас и начнём. Иди-ка сюда, синеокая, чего спряталась, дядя добрый, он не укусит. — Делает он приглашающий жест Иванне, стоящей у меня за спиной.

Отчётливо слышу, как колотится сердце девушки, когда она сильно прижимается своей грудью к моей спине. Но сделать ничего не могу. Кричать бесполезно, тут же завалят и убегут. Посты у нас только по внешнему периметру, и патруль ходит вокруг лагеря, охраняя от нападения снаружи, а не изнутри. На территории только один самый убитый барак для задержанных, под присмотром двух дневальных с наганами, которые меняются через каждые три часа. И это нихрена не БУР, а обычная летняя времянка с режимом как на «губе». Только у нас не бьют и не отбирают еду, хлоркой тоже не травят, но на работы выводят.

— Приглядите за этим, а я девкой займусь. — Приказывает Пашкевич своим подельникам. — Ладная лялька, гладенькая, не то что марухи на хазах. Я её ещё утром приметил. Жалко будет такую расписывать, не распечатав, — приговаривает он.

— Не понял! А чего ты там замерла? Да ещё руки опустила. Ну-ка, бегом сюда и показывай, что ты там прячешь!

— А у меня дядечки вот что есть. — Выходит из-за меня Иванна и протягивает вперёд сложенные пригоршней ладони, на которых лежит рубчатый корпус лимонки.

Вижу как медленно и плавно отлетает спусковой рычаг, и слышу как начинает шипеть замедлитель. Диверсы как по команде так же медленно падают на землю, а потом режим замедленной съёмки заканчивается, я выхватываю гранату из ладоней подруги и со словами — Брось каку! — отшвыриваю её в сторону, и роняю Иванну в прыжковую яму, накрыв сверху собой…

Конец первой части.