Противотанкист. Юго-западное направление. Книга 7

Глава 7

Хутор обходим приняв влево, быстро, страхуя друг друга, перебегаем через лесную дорогу и через четверть часа мы на месте. На выступе в самой северной части этого лесного массива. Отсюда до следующего перелеска около километра, и канонаду слышно уже с трёх сторон. С запада, севера и северо-востока. Нам нужно на северо-восток, где-то там за рекой Северский Донец проходит линия фронта, и до неё можно добраться лесом. Но и концентрация войск противника там максимальная, так что без боя нам не прорваться. Можно двинуть и на восток, но там много открытого пространства, да и населённых пунктов хватает, тем более линия обороны укреплялась несколько месяцев, а идти дальше, причём раза в два. Долго наблюдать с выступа не получилось, вдоль всей опушки проходила дорога, и по ней обязательно кто-нибудь ездил, периодически останавливаясь, то поссать, то посрать. Весь лес загадили, ступить негде, не то что прилечь, да и время уже поджимало, так что снимаемся. Разведку наблюдением мы провели, теперь нужны сведения от агентурной разведки. А для этого используем комсомолку, не зря же я её тащил в такую даль.

Неподалёку мы обнаружили небольшую деревушку из десятка домов с единственной улицей, примыкающей к лесу. Вот туда и зашлём нашу шпионку с крепким телом. Крайняя хата не только находится в конце улочки, но ещё и с двух сторон окружена лесом, а третья — северная сторона выходит на большой огород. Соответственно и мы занимаем позиции среди кустов и деревьев, Удальцов с Ростовым контролируют хозяйственный выход с запада, а мы с Андрюхой основной вход — с юга. Иванну раздели и отпустили спрашивать дорогу на Каменку, а дальше длинный язык её до Киева доведёт. Раздели не совсем догола, сняли только немецкую плащ-накидку и солдатский ремень с кобурой, а то с трофейным пистолетом на своём широком бедре она не так жалко выглядела, как в мятом сарафане.

— Долго там не задерживайся. Пятнадцать минут тебе на всё про всё. Хотя, если посадят за стол, не отказывайся, прояви уважение к хозяевам дома. Ну а ежели что плохое удумают, кричи, мы эту хату по брёвнышкам раскатаем. Когда выйдешь за ворота, то по деревне зря не шарохайся, пройди чутка по улице, сделай вид, что уйдёшь по дороге, и сигай в лес. — Напутствовал я разведчицу, прежде чем заслать на хутор.

— Может хотя бы тогда гранату дадите, товарищ командир? — Впервые за день заговорила со мной Иванна. А то, когда я ей что-нибудь говорил, она только кивала или мотала из стороны в сторону своей бестолковкой, да одаривала меня непонятными взглядами исподлобья. При желании в таких огромных глазищах и утонуть можно, но обстановка немного не располагает к романтике.

— Гранату не жалко. Только куда ты её засунешь? Или в руке понесёшь? — внимательно осмотрел я ладную фигуру спортсменки и сарафан без карманов.

— Да уж нашла бы куда. — Огрызнулась она и шмыгнула в кусты, выполнять задание, как я понял. Ну никакой дисциплины…

Ждём. Пока всё тихо, спокойно. Но время неумолимо бежит. Часики тикают, а Иванна всё никак не выходит. Вот уже прошло полчаса, мы и так опаздываем с возвращением, хотя если инфа того стоит, ничего страшного, подождут, солнце ещё высоко, а у меня есть план «Б». Ну, наконец-то соизволила нарисоваться. Вышла из ворот в сопровождении хозяев дома. Крепкий старик что-то поясняет, указывая направление и размахивая руками, сухонькая старушка стоит рядом, с котомкой, прижатой к груди. Вроде бы распрощались, бабулька отдала узелок и перекрестила нашу засланку, дед просто машет рукой вслед. Стоят, не уходят. А это хреново. Чем дальше комсомолка пройдёт по деревенской улице, тем больше вероятность нарваться, заметит кто-нибудь нехороший, и загремим под фанфары. И хотя расстояние между домами большое, но единственная улица, своей южной стороной примыкающая к лесу, совершенно прямая и просматривается из конца в конец, а ещё вдоль неё проходит просёлочная дорога и под острым углом отклоняется в лес, но это в самом начале деревни. И чем ближе к этому началу, тем меньше возможностей для маневра.

Иванна чешет вдоль по улице, а я, оставив Андрюху присматривать за стариками, крадусь за ней. Держаться приходится метрах в двадцати-пятнадцати от обочины, благо что опушка заросла густым кустарником и подлеском, так что не просматривается насквозь, да ещё комсомолка догадалась напевать песенку, и я знаю где она марширует. Двести метров, которые мы таким макаром прошли, оставили неизгладимые впечатления. А когда впереди по ходу движения раздался стрёкот мотоциклетного движка, я впечатлился ещё больше и, наплевав на маскировку, ломанулся ближе к обочине. Сквозь небольшой просвет вижу, как наша разведчица остановилась, задумалась, затем воровато оглянулась и юркнула в лес, прямо сквозь колючий кустарник. Я знал, что она заполошная, но настолько? Мало того, что вся поцарапалась, так ещё и застряла. С трудом выдёргиваю её из тернового куста и, схватив за руку, волоку за собой как можно дальше, уже не просто под рычание, а под рёв мотоциклетных движков. Самое хреновое то, что убегать нам приходится не прямо, а по биссектрисе угла между деревенской улицей и лесной дорогой, а чтобы выбраться из ловушки нужно проскочить те же двести метров. Вот это попадос.

Но есть бог на свете. Небольшая промоина в зарослях папоротника в которую я уронил комсомолку и накрыл своим телом. Как раз вовремя. Автоматные очереди неожиданно раздались в тишине леса, и пули засвистели прямо над нами, впиваясь в стволы деревьев. А вот это уже не попадос, а писец. Хрен знает, сколько там этих фрицев, и заметили ли они нас, но если начнут прочёсывать, то точно найдут. С отделением может и справимся, — а если там целый взвод? Покрошат нас в мелкий винегрет и вся недолга. Хотя, если фрицев мало, могут и не рискнуть. С дороги нас в траве не видать, если заметили, то только мелькающие фигуры на фоне деревьев. Берёзовые стволы контрастируют с колером моего маскхалата, а пёстрая расцветка сарафана Иванны даже с фоном не совпадает. При желании её можно принять за пчелу или бабочку, которая собирает нектар, но таких пчёлок-мутантов в природе не существует.

Оглядываюсь по сторонам и вслушиваюсь в окружающее нас пространство. В высокой траве ничего не вижу, зато слышу отчётливо каждый звук. На дороге рокочут движки мотоциклов на холостых оборотах, автоматчики тоже не замолкают, прочёсывают лес короткими очередями. И хотя пули проносятся мимо, не задевая, лежать всё равно не уютно. Да ещё комсомолка копошится внизу, пытаясь выползти из-под меня.

— Лежи, дура, не шевелись. — Шепчу я ей комплименты на ухо. — Фрицы услышат, гранату кинут, и тогда нас точно накроет.

Вроде вняла. Во всяком случае вошкаться перестала, замерла, хоть и напряглась вся. Ощущаю это не только душевными фибрами, но и другими частями своего организма. Я мог бы и рядом прилечь, но тогда нас точно заметят с высоты человеческого роста, а так может и пронесёт, примут за бугорок или кочку. Но если фриц просто так развлекается, я ему все кишки выпущу и мехом внутрь выверну. Свой автомат я даже не трогаю, лежит он в сторонке под рукой, и пускай так и лежит. Лязгнешь затвором и всей маскировке трындец, а для боя накоротке мне и «вальтера» хватит, который в ладони сжимаю. Гансы чего-то мудрят, движки заглушили и не стреляют. Минуту тишины что ли устроили? Непонятненько. А может решили обойти и отсечь от леса, а уже оттуда начать прочёсывать? Но там наши, прикроют. Завяжут бой, услышу и начнём выбираться. Нет. Снова постреливают со стороны дороги, значит очкуют соваться в лес. Мало их, потому и не лезут, знают, что окруженцы по лесам шастают и можно нарваться на злую пулю.

Я не скажу, сколько мы пролежали в этой позе из камасутры, час, два, минуту. Но когда мотоциклетные движки снова затарахтели и начали удаляться, обрадовался несказанно. Отвалился в сторону и откатился к стволу берёзы, подхватив автомат. Не заметив угрозы, приподнимаюсь сперва на локтях, а затем занимаю позицию для стрельбы с колена и оглядываюсь по сторонам. Ничего подозрительного, можно сматываться.

— Вылезай из своей норки, мышонок Пик, уходить надо, пока не поймали. — Разрешаю я покинуть убежище комсомолке. Только она не торопится, а привстав на коленки, чего-то ищет, периодически наклоняясь и ползая в коленно-локтевой позиции по земле. Причём в одной руке Иванна что-то сжимает, а второй шарит в траве и разрывает мох на месте своей лёжки.

— Ты чего там потеряла, заполошная? Не время сейчас ползуниху собирать. — Шучу я на всякий случай, увидев непонятное выражение на её лице.

— Колечко. — Виновато лепечет партнёрша, не прекращая поисков.

— Какое ещё нах… колечко? Обручальное? — на всякий случай уточняю я, предчувствуя очередную проблему.

— Нет, от гранаты. — Подтверждает мои нехорошие предчувствия это ходячее недоразумение и садится на свою пятую точку, сжимая железный эллипсоид двумя руками.

— И где, ты, её взяла? — пытаюсь я рассмотреть предмет в её сомкнутых ладонях.

— Нашла, — опускает комсомолка глаза. — Там, в селе, ещё ночью. — Уточняет она, пытаясь жестикулировать.

— Сиди ровно на попе, не дёргайся, а то уронишь. — Упреждаю я дальнейшие манипуляции, подхожу ближе, забираю гранату, осматриваю и убираю в карман.

— Так она же взорвётся! — вытаращила на меня свои глазищи Иванна.

— Не ссы, подруга, у меня ещё есть. А теперь ходу отсюда. — Поднимаю я её с места и, придав ускорение проверенным способом, бегу следом. Некогда политесы разводить, противник может сюда нагрянуть большими силами в любой момент.

— А чего вы там так долго делали? — спрашивает Андрюха, выйдя из-за ствола дерева, когда мы остановились в заранее условленном месте встречи.

— Миловались бля. А, ты, что, ревнуешь? — слегка наезжаю я.

— Есть немного. Я же заметил, где вы упали, и контролировал ситуацию. — Признаётся кореш.

— Немцев видел?

— Нет, только слышал. Не отходили они далеко от дороги, прямо с неё поливали, если бы стали прочёсывать, открыл бы огонь и прикрыл ваш отход.

— Ладно, проехали. Барышню оденьте, чтобы не выделялась на фоне родных осин, и уходим отсюда. Оружие в очумелые ручки не давать. Даже ножик. — Предупреждаю я всех.

— Куда дальше пойдём? — спрашивает Андрюха, укутывая плащ-накидкой Иванну, которая мелко тряслась от озноба, а может и отходняк начался.

— Двигай на юго-запад, мы как раз выйдем на ту опушку, которую в бинокль рассматривали. — Сверившись с компасом, указываю я рукой нужное направление.

Наконец мы на месте, посылаю бойцов прошерстить опушку леса, а сам пытаю Иванну, чего она в этой деревне Мазановка разведала, и почему так надолго зависла. Затем пришлось дать ей карандаш и бумагу, чтобы нарисовать примерную карту местности, так что новый план начал складываться сам собой. Мы сидели на корточках под развесистой кроной дуба, и занимались своими делами. Иванна увлечённо рисовала, прикусив кончик языка и периодически слюнявя карандаш, ничего не замечая вокруг. Я размышлял над планом «Б», не забывая оглядывать местность и следить за обстановкой, иногда останавливая свой взгляд на голых коленках девицы.

— Вот и всё. — Закончила свои художества комсомолка, поменяв позу и на автомате оправив подол сарафана. После чего отдала мне блокнот, по привычке облизнув губы, заодно покрасив их в синий цвет от химического карандаша, которым она рисовала.

— Молодец! Возьми с полки пирожок. — Хвалю я её за старания, разглядывая карту-схему и прикидывая дальнейший маршрут отряда.

— А почему же она не взорвалась? — сбивает меня с мысли комсомолка своим неожиданным вопросом.

— Это, ты, про что?

— Про гранату. Я же колечко-то выдернула.

— Ну, что тебе сказать, Чебурашка? — всё ещё думая о своём, пытаюсь я сформулировать ответ на вопрос. — Просто эта граната не той системы, и ты не за то потянула.

— Но мне же объясняли, что нужно зажать чеку и выдернуть кольцо. Я так и сделала. — Уверенно смотрит она на меня.

— Никогда так больше не делай. Особенно если рядом с тобой кто-то есть. А самоубиться ты можешь и не таким способом. Нам с тобой повезло, что ты пыталась взорвать не «лимонку», а немецкое Пасхальное яйцо, они их красят, и друг дружке на Пасху дарят. Ты видишь, какая она вся гладкая и красивая, да ещё с цветной пимпочкой? — Достаю я из кармана гранату М-39. — Так вот, для того, чтобы её взорвать, нужно эту пимпочку открутить и резко дёрнуть вот за эту верёвочку, как Красная Шапочка в детской сказке. Читала? — откручиваю я колпачок и показываю за что дёргать. — Как только дёрнула, сразу бросай! У этой гранаты нет спускового рычага и сжимать её в руках бесполезно. — Накручиваю я на место красный колпачок и покрываюсь холодным потом.

— Что с вами, товарищ командир? — испуганно спрашивает меня эта вредительница, заметив неладное.

— Кто тебе дал эту хрень? Только не ври, что нашла! — Приступаю я к допросу с пристрастием.

— Ну, Мирон подарил. Сегодня, перед нашим уходом на задание.

— Что за Мирон?

— Ну, Мирон Путря из первого взвода. Сказал, пригодится. — Не стала скрывать своего воздыхателя комсомолка.

— А зачем подарил, не сказал?

— Я попросила. Он хотел табакерку сделать. Сидел, ковырял ножом, одну гранату сломал, вторую отдал мне, но у него ещё много осталось. Я видела.

Немного отлегло, но червячок сомнения всё же остался. Хорошо, если просто придурок, — а если подарок со смыслом? Колпачок красного цвета, а это одна секунда до взрыва, после срабатывания тёрочного запала. И если граната не взорвётся в руке, то бахнет в полёте. Мы в своё время дошли до этого методом научного тыка, замечая, что яйца взрываются через разное время после броска. Одни чуть ли не сразу, другие намного позже. На брак при немецком орднунге это не походило, попробовали разобраться в чём дело, так как все яйца были из одной корзины. Обратили внимание на цвет предохранительных колпачков и отложили несколько гранат с разноцветными колпачками. Жёлтого, красного и голубого цветов. Вывернули запалы и по секундомеру засекли время горения замедлителя, а потом провели эксперимент на полигоне (в овраге) и выяснили, что граната с жёлтым колпачком взрывалась через семь секунд, с голубым через четыре, и их мы в основном находили в трофеях. Яйцами с красными колпачками кидаться не стали, установили на растяжку и дёрнули за длинный шнур из окопа. Практически мгновенный взрыв подтвердил все наши опасения, а о результатах эксперимента я доложил в штаб дивизиона. Ну и махру предупреждали при каждом удобном случае, встретившись на передке, чтобы гранаты с красными колпачками использовали только для растяжек…

— А кто такая — Чебурашка? — огорошила меня очередным вопросом неуёмная девица, оторвав от раздумий.

— А так у нас в Сибири куклу Ванька-встанька называют, — леплю я отмазку на ходу. — Ты же у нас Иванна, значит Ванька, поэтому Чебурашка. — Не рассказывать же ей про товарища Успенского, который ещё не написал свою книжку, и не запатентовал название неизвестного науке зверька. И хотя я имел ввиду ушастого, но неваляшка и чебурашка, считай синонимы.

— А почему Чебурашка? — не отстаёт от меня любопытная комсомолка.

— Потому что чебурахается, падает и тут же встаёт. Прям как ты. — Сильно толкаю я её в плечо, а сам откатываюсь в противоположную сторону и кидаю гранату на звук сломанной сухой ветки. Не забыв предупредить окружающих криком.

— Гранатен!

Вроде успел, так как выстрел раздался на мгновение позже, чем я упал, а в ствол дерева шмякнулась пуля. Секунды мне хватило, чтобы подхватить автомат и дать ответную очередь наугад, но в сторону цели. После чего занимаю позицию за стволом дуба, и теперь мне всё пох…