Противотанкист. Юго-западное направление. Книга 7

Глава 3

Снова я в госпитале. И хотя осколки гранаты меня не задели, кто-то из диверсов успел нажать на курок и одна пуля прилетела мне в спину, хотя я даже не заметил, когда это произошло. Диверсам повезло меньше. Лимонка разорвалась прямо в воздухе неподалёку от них. А когда на звук от взрыва сбежались все любопытные, то у жуликов не осталось никаких шансов не то чтобы уйти, а даже пристрелить меня и Иванну. Вместе со взрывной волной их накрыло ещё и осколками, так что тех, кто очухался и попытался оказать вооружённое сопротивление, добили на месте, всёх остальных в процессе.

Доктор Бромберг выковырял из меня мягкую револьверную пулю и приказал жить долго и счастливо, отправив на санитарном поезде в госпиталь, подальше от фронта, с очередной партией раненых, тем самым избавив от неприятностей и проблем. Хотя от самоедства было никуда не деться. Так что было бы лучше, чтобы меня потаскали на допросы или даже посадили в кутузку. Тогда бы я уже не так себя изводил, прокручивая в голове тот злополучный день. Если нам с Иванной повезло, то двух дневальных красноармейцев эти суки всё же убили и завладели оружием. А если бы я проявил революционную бдительность и посадил трёх подозрительных личностей в глубокий зиндан, а не на губу вместе со всеми, отделив агнцев от козлищ, то жертв можно было вполне избежать. Если посмотреть с другой стороны, то устав караульной службы никто не отменял и он кровью написан, в том числе и этих бойцов. Конечно, простой красноармеец против хорошо обученного диверсанта на равных не потянет, но как говорят американцы — «Бог создал слабых и сильных людей, а полковник Кольт уравнял их шансы» — или сделал равными, изобретя свой знаменитый револьвер. И у наших бойцов как раз револьверы и были, хоть и системы Нагана, а не Кольта, а вот у диверсов не было. Сперва не было, а потом перешли по наследству, как показало предварительное расследование. Но…

Так я себя и изъедал почти всю дорогу, пока наш эшелон ехал до госпиталя. Но в конце концов, решил, что во всём виноват мой распутный образ жизни, и сам себя наказал, решив завязать узелок. То есть зарёкся заводить серьёзные отношения с женским полом до конца войны, так как от них только один вред окружающим, в смысле от отношений, хотя от баб тоже вред, но без них никак. С несерьёзными тоже решил повременить и не поддаваться на провокации, во всяком случае, пока лечусь, а там как повезёт или не повезёт. В общем, немного пофилософствовав, я плюнул на это дело и пошёл курить в тамбур. Вроде бросал, но когда нечем заняться, да ещё в дороге, ну и боль, хоть немного, но отпускала… Мне ещё повезло, так как я был ходячим и считай легко отделался, хотя под лопаткой нестерпимо болело, особенно от лишних и неосторожных движений. Поначалу без уколов морфина было не обойтись, особенно после операции. Повезло ещё и потому, что меня сразу положили на операционный стол, да и рана оказалась чистой, поэтому всё должно зарасти как на собаке.

Судя по солнцу и компасу, ехали мы почти всё время на север, и приехали в город Воронеж, где наш санитарный эшелон и остановился, а до госпиталя нас уже везли как на грузовиках, так и на санитарных машинах, типа таких же, на какой ездил друг Шурика из кинокомедии про кавказскую пленницу и обзывал её пылесосом. Не пленницу, а машину, приговаривая — Да будь проклят тот день, когда я сел за баранку этого пылесоса. Не даром говорил старый мудрый… — А дальше мимо проходила юная комсомолка, виляла бёдрами, автомобиль чихал, заводился и ехал за ней. Или это ишак ехал. Короче, оба хотели Нину… Догнать, наверное. Как там сейчас моя комсомолка? Ведь мы даже толком не попрощались, так как её пришлось спровадить дальше в тыл, снабдив мандатом и продуктовым набором в вещмешке. Как говорится, чем меньше свидетелей, тем меньше проблем. Вернувшийся оперуполномоченный Саидов сразу развернул кипучую деятельность и всем причастным озвучил свою версию событий. Про героического старшего сержанта, на которого напали диверсанты-дезертиры, но он сумел их обезвредить и уничтожить в неравном бою. Эта версия была выгодна всем, как в плане не выноса сора из избы, так и… В общем, прикрылись со всех сторон. Уничтожив протоколы допросов и отправив всех, кого можно в запасной полк.

Мне как ходячему, досталось сидячее место в кузове полуторки, и я с любопытством оглядывался по сторонам, когда мы проезжали по ночному городу. Сначала наша колонна машин ехала по дамбе, далее по мосту через реку, после чего покрутились по улицам и остановились возле какого-то здания, похожего на школу. Туда нас и заселили. Койко-мест хватило только для тяжелораненых, а всех кто полегче, разместили прямо на полу в коридорах. До утра кое-как перекантовались, а после завтрака началось перераспределение. Всех тяжелораненых после осмотра и перевязок куда-то увезли, сказали, что в очередной санитарный эшелон, для эвакуации вглубь страны. После чего занялись легкоранеными. Хотя действие морфина после того, как меня укололи в поезде, уже отошло, я держался из последних сил. Не знаю почему, но вот было у меня предчувствие, что не нужно мне никуда далеко ехать. И хотя я был не совсем лёгким, а немного тяжёлым или с ранением средней тяжести, выяснилось это только на врачебном осмотре, при изучении моей истории болезни, и то только после того, как я слегка потерял сознание…

Меня привели в чувство, укололи и допросили с пристрастием. Естественно после укола морфина я пребывал в лёгкой эйфории и выложил всё, как на духу, но было уже поздно, и мой поезд ушёл дальше в тыл. Вместе со мной набралось ещё с десяток таких же «придурков», которые не хотели далеко уезжать от линии фронта. Так что всех легкораненых распихали по городским (ГЛР), а нас, больных на всю голову, посадили в одну санитарную машину и куда-то повезли. Полчаса покрутившись по улицам Воронежа, машина заехала в лес. В этом лесу нас и оставили, поселив в доме отдыха имени Максима Горького. Эту надпись я прочитал на арке въездных ворот. Сейчас эта здравница системы ВЦСПС называлась — эвакогоспиталь № 4081. Хоть тут повезло. Неплохая лечебная база, от подводных до физио-лечебных процедур, плюс лес, речка, лето, солнце и много красивых девушек. Ну что ещё нужно для полного счастья и скорейшего выздоровления? В общем, зарекалась свинья апельсины не есть, но не смогла. Вот и я не смог удержаться от соблазна, утешая себя тем, что я уже и так достаточно страдаю от боли в ране.

Купаться мне не разрешали, во всяком случае, до снятия швов, но гулять по лесу и загорать на пляже не запрещали. Загорать, правда недолго и под контролем, вместе со своей группой или взводом, зато гулять сколько хочешь, лишь бы без нарушения режима и при отсутствии жалоб на плохое самочувствие. Ну а эти контролёрши на пляже. Ухх уж эти контролёрши на пляже. Молоденькие санитарки раздевались, купались и загорали, будоража неокрепшие организмы. Так что какой там зарок, если тут до инфаркта микарда всего ничего. Очень не хватало подсолнечных очков, чтобы делать вид, что ты не пялишься на женское тело, а любуешься пейзажами и натюрмортами. Да и на живот приходилось переворачиваться не просто так. Хорошо хоть с нижним бельём повезло. Госпитальное начальство подсуетилось и где-то раздобыло не обыкновенные калики, а шорты-трусы, дабы ранбольные не смущали своим внешним видом окружающих. Некоторым выздоравливающим повезло, с них уже сняли повязки, и они могли совершать водные процедуры прямо в реке, и не только принимать солнечные ванны, но купаться и плавать.

Так что я спал, ел, ходил на перевязки и процедуры, а также загорал и морально разлагался играя в разные азартные игры, шашки, домино, карты, шахматы, бильярд. Причём на интерес. Мы же не пацаны, чтобы на щелбаны играть. Всё это было хорошо, но из госпиталя нужно было валить как можно быстрее, и встречать врага не с голым торсом, а при полном параде, глядя на него через прицел: винтовки, пулемёта, а лучше пушки. В конце месяца немец начнёт свою операцию «Блау», ударит на стыке двух армий и дойдёт до Воронежа, а дальше покатится до Волги, Кавказа и Сталинграда. К нашим краснолампасникам попал даже приказ о немецком наступлении, но они как обычно всё просрали, понадеявшись на то, что это дезинформация и измотали свои войска в бессмысленных атаках по улучшению позиций на переднем крае, вместо того, чтобы занять жёсткую оборону и построить второй и третий оборонительные рубежи в своём тылу. Харьковская катастрофа так ничему этих мудаков и не научила, хотя мудаки там были свои, а под Воронежем был новый состав широколампасных чудаков на букву мэ.

Но хрен с ними, с чудаками. Плетью обуха не перешибёшь, а каждый полководец, если он не дурак, должен учиться на своих ошибках. Хотя эти ошибки оплачиваются жизнями и кровью своих солдат. Про дураков речи нет, они вообще ни на чём не учатся. А моя задача сейчас вылечиться от ран и укрепить свою расшатанную нервную систему, то бишь расслабиться, иначе постоянное нервное напряжение до добра не доведёт. Если быть постоянно на нервяке, то можно и с катушек слететь. Вот я и расслабляюсь как могу и хочу. Секс, наркотики, рок-н-рол… От этого всего пришлось отказаться, а вот танцы, песни под гитару и гармошку (хоть и не до утра, а только до отбоя), это очень даже хорошо укрепляет нервную систему и организм в целом. Как там у Владимира Семёновича — «Я пил чаёк из блюдца, со спиртиком бывал…» — вот мы и пили не только чаёк. Зная о вреде наркотиков и не желая к ним привыкать, я договорился со своим лечащим врачом о других анальгетиках. Так что сто пятьдесят грамм чистого медицинского спирта мне выписали в качестве анестезии. И я её принимал три раза в день, на завтрак, обед и ужин. Терпеть всё равно приходилось, но было уже не так больно. Со временем нашёлся подход и к медсестричкам, да и местное население нас иногда баловало, заглядывая на вечерние посиделки со своим домашним вином или чем покрепче. А то помню ещё в той, своей прошлой-будущанской жизни, лежал в госпитале, и подкатил ради прикола к процедурной медсестре насчёт спирта. Девчонка тоже прикололась, дала мне пару спиртовых салфеток в упаковке, и сказала — «Можешь хоть всё выпить». Но тогда с выпивкой проблем не было. Магазин находился неподалёку, и с мужиками мы вечерком слегка расслаблялись. С медсёстрами, кстати тоже.

Чтобы отключиться от проблем, и придти в себя, я старался всегда быть на позитиве, вне зависимости от того, что там у меня на душе. Отвешивал комплименты всем медработникам женского пола, не взирая на возраст и звания. Ясен перец с умом. Если с молоденькими медсестричками можно было пошутить на грани фола, то с лечащими врачами я таких вольностей старался не допускать, ну и с бабульками санитарками говорил уважительно…

— Вот спасибо, Солнышко. Да дай тебе Бог доброго здоровья, счастья, талану, мужика работящего да не пьющего… — Благодарил я массажистку Верочку, поднявшись с массажного стола, после очередной процедуры.

— Да где же их взять-то, непьющих? — как обычно отмахивалась от меня Верочка.

— А я? А как же я? Ведь я самый работящий из всех непьющих и самый непьющий из всех работящих. Пойдёшь за меня? — шутил я дальше, немного смущая дивчину, так как в просторной комнате мы были не одни.

— Ой ли, непьющий? — стрельнув в меня глазками, спрашивает Верочка. — А кто у нашей старшей медсестры всё время спирт клянчит?

— Так тож не для сэбя, а на общее благо. — Отмазываюсь я. — Тем более эту микстуру мне врачи прописали, но сегодня у меня ни в одном глазу. Могу даже дыхнуть.

— Ну и дыхните, товарищ старший сержант. Проверим, какой вы непьющий. — Приблизилась ко мне Вера, чуть отвернув голову с непослушным локоном русых волос, выбивающимся из под косынки.

Сама же подставилась. И кто ей после этого злобный папа Карло? Поэтому без зазрения совести обнимаю её за талию и целую в румяную щёчку, погладив по попке.

— Спасибо, красотуля, завтра увидимся. — Успеваю ретироваться я, пока дивчина пребывает в лёгком смущении, или делает вид, что пребывает.

Дальше иду на перевязку. Сегодня обещали снять швы, так что день-два и можно будет купаться, а не просто загорать и бродить по колено в воде. А ещё у меня была идея, наловить членистоногих и попить пива с раками. С раками проблем не было, в чистой проточной воде реки Воронеж, они водились. Была только одна проблема. Где достать пива? Самоварочного я не хотел, но очень хотелось попробовать того, настоящего «Жигулёвского» пива прямо из бочки, или хотя бы из трёхлитровой банки, где-нибудь на пустыре, за забором. Но лучше на пляже с девушками и раками. Кстати, не мешало бы и свежей рыбки наловить. И хотя брат Митька не помирает, но от ушицы я бы и сам не отказался. И не какого-нибудь там рыбного супа, а настоящей, приготовленной на костре, да ещё с дымком. А то живём у реки, а жрём эту опостылевшую всем сечку. Явно кто-то из чмошников на свой карман мутит, не мешало бы ревизию в этом хозяйстве навести. Хотя папиросы и спички выдают по норме, масло тоже бывает (иногда сливочное), а чаще растительное в каше, как всегда размечтался я, отключаясь во время перевязки. Так боль почти не чувствовалась, да и привык я к ней, почти.

— Ну вот и всё. Сейчас только зелёнкой помажу и клейким пластырем залеплю. — Закончив вытаскивать из меня нитки, доложилась хирургическая медсестра — Ниночка.

— Э-э. Не надо меня зелёнкой мазать. — Задумал я очередную афёру, так как в процедурной мы были наедине.

— Это почему это не надо? Очень даже надо. А то инфекцию можно занести. А там и сепсис начнётся. — Начала настаивать на своём серьёзная Нина.

— Ну тогда хотя бы ватку смени. — Вздохнув, соглашаюсь я.

— А почему я должна ватку менять? — всё ещё не поняла, в чём подвох, медсестричка.

— Ну, ты же меня сегодня не первого мажешь, вдруг от кого инфекцию занесёшь, а там и сепсис пойдёт…

— Ох и дубина, ты, стоеросовая, — легонько тюкнув меня по затылку, прыснула Нина. — Да если хочешь знать, я после каждого ранбольного инструмент дезинфицирую, а этой ваты у меня завались. — Разошлась она.

— Ладно, мажь, — соглашаюсь я, — а я тебе пока про один интересный случай расскажу.

"В одну городскую больницу Воронежа, приезжает значится комиссия из облздравотдела. Всё проверяют, ходят с умным видом по палатам, расспрашивают больных. Дошла очередь и до четвёртой палаты инфекционного отделения где лежали несколько мужиков. Опрос начинают с первого от входных дверей больного.

— Фамилия?

— Иванов.

— Чем болеете?

— Геморрой. — Коротко отвечает он.

— Как лечат? — продолжает опрос один из членов комиссии, в то время как медсестра, что-то пишет в толстой тетради.

— Ватку макают в зелёнку и мажут.

— Жалобы есть?

— Нет.

Подходят ко второму и начинают задавать те же вопросы.

— Фамилия?

— Синебрюхов.

— Чем болеете?

— Гонорея.

— Как лечат?

— Ватку макают в зелёнку и мажут.

— Жалобы?

— Нет, всё хорошо.

Подходят к кровати третьего.

— Как фамилия?

— Зеленский. — Хриплым противным голосом отвечает больной.

— Что болит?

— Горло болит, — хрипит он дальше.

— Как лечат?

— Макают ватку в зелёнку и мажут.

— Жалобы есть?

— Есть.

— Какие?

— Прикажите пожалуйста медсестре Нине, чтобы она ватку меняла, или хотя бы первому мазала." — Добавил я местных реалий в анекдот, рассказывая его в лицах и прислушиваясь к реакции медсестрички.

— И в какой это из наших больниц такое было? — Заканчивая перевязку, начала задавать дополнительные вопросы Нинель.

— Вообще-то это был анекдот. — Сознаюсь я.

— Не правильный это анекдот. Не может так опытная медсестра поступить. Да и гонорею зелёнкой не лечат. — Разложила всё по полочкам Нина.

— А чем лечат? — не ожидая такой реакции на мой солдафонский юмор, спрашиваю я.

— Когда подхватишь, узнаешь. И чем мажут, и что колют, и как это неприятно. Я закончила. Одевайтесь ранбольной. — Недовольство в голосе девушки явственно прозвучало. И у меня отпало всё желание балагурить. И чего это она надулась? Я вроде ничего такого обидного и не сказал. Ладно, попробуем прокачать на косвенных, не тороплюсь я вставать с кушетки, на которой сидел.

— А с какой радости я должен что-то там подхватить? К чему эти ваши намёки, Нинель? — завожу я серьёзный разговор.

— А с такой?

— С какой это такой? — продолжаю настаивать я.

— Если не перестанешь таскаться с Манькой Облигацией, обязательно что-нибудь подхватишь, не гонорею, так сифилис. — Выпалила свою предъяву Нинель.