Противотанкист. Юго-западное направление. Книга 7

Глава 5

Давать команду ложись было недосуг, а второй выстрел из револьвера и пуля, просвистевшая где-то совсем рядом, намекали, что стреляют по нам. Так что плевать, кто это, но ответно стреляю в сторону цели и перекатываюсь ещё дальше от Нины.

— Лежи, не вставай! — даю я ценные указания подружке.

Мне плевать, кто там стреляет, завалю тварь. Жалко патронов только один магазин, приходится экономить. Из густой травы мне не видно стрелка, и если он притаился за деревом, то может попасть. Я же как голый на площади, до ближайшего дерева метров пять, и если чутка привстану, получу пулю. Но делать-то что-то надо, иначе этот гад достанет, не меня, так Нину. Нащупав на земле обломок ветки, отшвыриваю его влево от себя левой рукой, в готовности открыть беглый огонь. Если что, пара лишних мгновений у меня будет.

Два выстрела в сторону стукнувшей о ствол дерева палки.

Резко привстаю на колено и выпуливаю в сторону вспышки почти весь магазин. Стреляю навскидку, практически не целясь, и перекатом ухожу вправо. Расстояние до цели около двадцати метров, так что промахнуться не должен. Вроде попал, вскрик от боли, вскакиваю и, качая маятник, сближаюсь с противником, чтобы добить. Хрен там. Когда я подбежал к дереву, там уже никого не оказалось, но было слышно, как кто-то ломится по лесу. Выстрелив вдогон один раз, больше не дёргаюсь, всё равно не догнать, а подставляться с одним патроном в стволе, мне не резон. Наигрался я уже в казаков-разбойников, лучше подумать о главном.

— Цела? — подхожу я к Нине и присаживаюсь на корточки возле неё.

— Вроде. Только всю задницу отбила, когда падала. Зачем ты меня уронил без предупреждения? — морщась, привстаёт она на коленки.

— Ну, извини, так получилось. Вставай и пошли отсюда. — Аккуратно поднимаю и ставлю я на ноги боевую подругу.

— А что это было? — потирает она ушибленное место ладошкой.

— Да так, ерунда, не бери в голову.

— Понятно, что в попку толще, а всё-таки? — не отстаёт от меня девушка, идя следом.

— Стреляли в нас. Пролазь. — Раздвигаю я доски забора, висящие на одном гвозде, и пропускаю Нину вперёд.

— Кто⁇ — удивляется она.

— Я сам не знаю, но попытаюсь всё выяснить. Давай, дуй к себе. Ты ничего не видела, и тебя здесь вообще не было. — Предупреждаю я Нину.

— Я и так ничего не видела.

— Вот и дуй. — Хотел я придать ускорение лёгким шлепком, но вовремя вспомнил про пострадавшую часть организма подруги…

— Ты где был? — когда я прибежал к месту сбора тревожной группы, спрашивает Лёха-танкист.

— По нужде отлучался. Всё после… — отмахиваюсь я от него.

— Всю ночь? — тупит он, но увидев, показанный мною кулак, понятливо кивает головой.

— А что случилось, мужики? — задаю я вопрос, конкретно ни к кому не обращаясь.

— Стреляли поблизости. — Отвечает мне Лёха. — Сейчас пойдём выяснять где.

Пока группа быстрого реагирования из санитаров и выздоравливающих собиралась, экипировалась и вооружалась, на улице совсем расцвело, так что фонарики искали зря. Ну а когда во главе с лихим комиссаром, вооружённым революционным маузером, отряд добрался до предполагаемого места ночной перестрелки, то естественно никого не нашли (так как искали совсем не там), зато хорошо затоптали все следы, когда возвращались обратно. Мы с Лёхой в состав группы «быстрого» реагирования не входили, так что по дороге отстали, и я успел осмотреться, и даже нашёл место засады, подобрав несколько окурков от папирос возле толстого ствола дуба. Гильз ночного стрелка не нашёл, так как он стрелял из нагана, зато собрал почти все свои, пока народ болтался где-то в лесу. Ну и смог примерно прикинуть, как долго охотник находился в засаде и ждал добычу. Хотя может хотел просто попугать, но скорее всего убить, так что если бы у меня не было ствола, и я не начал отстреливаться, то лежал бы сейчас с дыркой в башке где-нибудь в подвале морга или в овраге (если бы киллер решил замести следы). Также нам повезло, что мы не шли по тропинке, а приняли вправо, иначе с десяти шагов в меня бы точно попали, а ночью, с двадцати метров, да ещё из нагана, это надо быть очень целким стрелком, особенно если стрелять в голову.

Судя по валяющимся возле дуба окуркам, «киллер» ждал кого-то довольно долго, да и какой он к херам киллер, если курил на месте засады. Так — дилетант, но стрелять обучен, так как не стал разряжать в меня сразу весь барабан, а стрелял одиночными, значит целился, скорее всего это был — Слонёнок. Или отвергнутый ухажёр. Свой ствол я старался вообще никому не светить, и даже друзьям не показывал, тем более сопалатникам. Отбивался последним, покурив на крыльце, а входя в палату, всегда выключал свет, гася огарок свечи. Утром либо вставал до подъёма, пока все дрыхли, либо выходил из палаты последним, заправив кровать и спрятав пистолет в карман халата. Спокойно, без всякой очереди, умывался и шёл на процедуры. Хотя свои может и догадывались, но языком зря не мололи. Вот и о ночном происшествии я рассказал только Лёхе-танкисту, с ним мы и осматривали место преступления, прямо как Шерлок из Холмса и доктор из Вацлава.

После того, как мы нашли всё, что могло хоть как-то относиться к перестрелке. Я поставил танкиста на своё место, а сам отошёл к засадному дереву и навёл на него указательный палец, проведя воображаемую прямую прямо над Лёхиной головой. Затем пошёл по этой прямой к деревянному забору из горбыля и начал искать входное отверстие от пули.

— И что мы тут ищем, мистер Холмс? — скаламбурил танкист, подойдя ближе.

— Пулю, которая должна была попасть мне в башку, если бы не пролетела мимо. — Не отрываю я взгляда от сосновых досок, проверяя на ощупь каждую дырку от короеда.

— А если преступник целился не в башку, а в пузо? — выдвинул свою версию низкорослый, но плечистый танкист.

— Тогда с этим хуже, пуля могла попасть в землю и мы её вряд ли найдём.

— Я тогда с другой стороны забора гляну, доски толстые, да ещё и прибиты внахлёст, так что пуля могла в них застрять. — С разбегу вскарабкивается Лёха на высокий забор и, спрыгнув с другой стороны, начинает искать пулю.

— Нашёл! — Радостно кричит он, прямо как Архимед, когда ему на голову свалился кирпич.

Я как Архимед прыгать и кричать пока не могу, поэтому просто воспользовался потайным проходом в заборе.

— А что, так можно было? — с удивлением спрашивает Лёха. — Зачем же я тогда через забор прыгал?

— Ну, у ловких свои причуды. Показывай.

— Вот. Доски уже потемнели от времени, а это свежий расщеп, да ещё в нижней прожилине. Побоялся он тебе в голову стрелять. Видать в брюхо метил, или ещё куда. — Проявил дедуктивные способности доктор Лёха.

— Походу так всё и было. Ладно, выковыриваем пулю и валим отсюда, а то на завтрак опоздаем. Не люблю я холодную сечку тёплым чаем запивать. — Заканчиваем мы осмотр места происшествия и возвращаемся в госпиталь, пока остальные ищут диверсантов-парашютистов.

Днём случилось ещё одно происшествие. На работу не вышел бухгалтер-казначей. В своей каморке под лестницей он не ночевал. По месту прописки в городе его тоже не смогли отыскать. Невыход на работу без уважительной причины — косяк конкретный. В то время когда за пять минут опоздания давали 5 лет лагерей, за прогул могли и вышку назначить. Конечно утрирую, но для хромого это залёт (если он ещё жив), поэтому никто шибко не удивился, когда после обеда в госпиталь приехали сотрудники местного НКВД, и не какие-то там менты из УгРо, а самая что ни на есть «кровавая гэбня», как её окрестила дерьмократическая пресса новой России.

К тому времени я уже почистил свой ствол (пока Нина делала мне перевязку), заодно и заинструктировал её до слёз, чтобы лишнего не болтала, утопил гильзы в реке и спрятал улики в надёжном месте. Вальтер тоже пришлось припрятать и выстрогать такой же из куска деревяшки. А то мало ли что, вдруг сдаст кто, что видел у меня пистолет. Вот и предъявлю. Я ж контуженный на всю голову, и про это в истории болезни записано, так что мало ли какой заскок у меня может быть. И это даже не патология, так, издержки профессии. После обеда всех заперли по палатам и начались следственные мероприятия (допросы, избиения, «пытки»), «кровавая гэбня» работала как на конвейере. Кого допросили, обратно уже не возвращались, их отводили в столовую, где они и сидели под присмотром комиссара госпиталя, как потом выяснилось. До нашей палаты добрались часа через два, отконвоировали в главный корпус и, построив в коридоре, рядом с кабинетом главного врача, по одному стали тягать на допрос. Меня же вызвали самым последним из сопалатников и началось.

— С какой целью ты, Доможиров, проник в этот госпиталь? — задал мне первый вопрос молодой пухлый следак, после заполнения анкеты. Хрена себе у него подходики. Мы вроде не друзья, да и свиней я с ним тоже не пас.

— Не проник, а был направлен на излечение после тяжёлого проникающего ранения. — Поправил я следака.

— А у меня вот другие сведения. Так что пиши, где и когда, ты, был завербован немецкой разведкой. — Наехал на меня опер. Это он совсем оборзел, с такими подходами. Ему суке что, настоящих шпионов и диверсантов мало? Решил ещё палку на липовых срубить. А вот хрен ему по всей хитрой морде.

— А с какой целью вы, товарищ оперуполномоченный, пытаетесь подорвать боеспособность Красной Армии, оговаривая честных бойцов и командиров? Может это, Вы, немецкий шпион? — задал я простенький вопрос. Ух, как его перекосило. Сначала он покраснел, потом побелел как полотно, глаз задёргался, морду скособочило.

— Молчать!!! — Рявкнул он так, что аж чернильница, стоящая на столе, подпрыгнула и опрокинулась набок. Следом за ней подорвался со своего места опер, вторично стукнув кулаком по столу. Но этого ему показалось мало и он решил размяться и помахать кулаками. Благо стол оказался широким и тяжёлым, а я ловким, иначе бы точно достал. Зато получилось как в индийском кино. Кулак опера прилетел мне в лицо, и я упал вместе со стулом, да ещё и кувыркнувшись через плечо. Плевать, что не достал на полметра, зато эффектно. Главное вовремя оттолкнуться ногами от стола. Но лучше бы я этого не делал. Так как при попытке подняться, резкая боль под лопаткой отдалась радужным взрывом в голове, и встать на ноги я уже не смог, потеряв сознание…

— Пацюк, ты дебил? Вот нахрена ты его вырубил? А если он коньки тут отбросит, снова отписываться? — Невольно подслушал я разговор двух козлов, когда очнулся. Так что лежу ничком и не дёргаюсь, мотаю на ус полученную информацию.

— Да я даже его не задел, он сам упал. — Оправдывается Пацюк.

— Знаю я твоё — сам упал. В результате инвалид или труп. У нас на него столько материала, что на два трибунала хватит, а ты снова за своё — чистуху выбивать. Кто тебя учил так допросы вести? И зачем ты чернильницу опрокинул, придурок? Сам учухался, так ещё документы залил. — Продолжает читать нотации старший опер.

— Вы и учили, товарищ лейтенант государственной безопасности. — Отмазался Пацюк. — Я же как лучше хотел, да и сексот наш куда-то запропастился, полдня уже не можем найти. — Сдал своего барабана «Хомяк», как я его окрестил, такой же упитанный и толстомордый.

— Да я таких долбоё… — выругался от избытка эмоций крысиный наставник. — Пшёл вон отсюда, идиота кусок, почистись и другими займись, только не бей больше никого. Да, и позови там кого-нибудь из докторишек, пускай этого в чувство приведут. — Отсылает гэбэшный лейтенант своего помощника. — Понарожают уродов, потом майся с ними. — Добавил он, когда дверь закрылась.

— А ты чего замер, Рыльский? Приберись здесь. Как мне в таком свинарнике работать? — чиркнул спичкой грозный начальник и, судя по стуку сапог, отошёл к окну покурить…

Окончательно пришёл в себя я только тогда, когда мою голову приподняли и дали понюхать нашатырного спирта. Не понимаю, зачем совать под нос эту гадость, когда можно просто налить стакан настоящего. Но пришлось дёргать веками и открывать мутные глаза, делая вид, что ничего не понимаю и не помню. Моя голова покоилась на коленях медсестрички, по спине под халатом растекалось что-то липкое, а правый висок ломило от боли. Как-то я неудачно упал.

— Вы что с ним сделали, изверги окаянные? Человек едва оправился после тяжёлого ранения, а вы его бьёте! — узнаю я голос медсестры Нины. — У него же швы разошлись, и налицо все признаки сотрясения мозга, возможно потребуется и новая операция. О вашем безобразном поведении будет немедленно доложено главврачу госпиталя. А если вы продолжите мучать и избивать людей, я на вас буду самому товарищу Сталину жаловаться. — Разъярилась боевая подруга, наехав на старшего опера.

— Да ты что, с глузду зъихала, дивка? А ну, уймись! — слышу я незнакомый голос, скорее всего принадлежащий Рыльскому.

— Это какая я тебе дивка? Да как ты смеешь сатрап проклятый так меня называть! — не на шутку разошлась отважная комсомолка. — А вы куда смотрите, товарищ капитан? Приструните в конце концов своего подчинённого…

— А ну все заткнулись! — повысил голос старший гэбэшник. — Сержант, проводи раненого с медсестрой, куда скажут, и присмотри за ним. Когда его приведут в норму, вернёшь обратно.

Встаю сам и в обнимку с медсестричкой ковыляю в процедурку, сержант Рыльский конвоирует нас и идёт в двух шагах позади. Сержант не простой, сразу видно из кадрового состава и форма на нём хоть и новая, но сидит как влитая, сапоги блестят как у кота яйца (лижет он их что ли), ремень офицерский, правда без портупеи, ну и кобура с револьвером на правом боку. Петлицы защитного цвета с двумя треугольниками, ну а его принадлежность к НКВД выдаёт только васильковая фуражка с краповым околышем. Ну и фигура. Высокий, гад, и здоровый, а об лоб годовалого хряка убить можно.

— А ты куда? — пропустив меня в перевязочную, наехала на Рыльского Нина, встав прямо в дверном проёме. — Кабинет стерильный, и нечего здесь антисанитарию разводить.

— Не положено подследственного оставлять без присмотра. — Пытается протиснуться в комнату мой конвоир.

— Это в вашем учреждении он будет подследственным. А это лечебное заведение, так что здесь жди или иди за халатом. — Захлопнула боевая подруга входную дверь, перед самым носом охреневшего сержанта Рыльского.

— Раздевайтесь больной, ложитесь на кушетку, буду вас осматривать. — Громко командует Нина и шепчет мне на ухо. — Я сейчас его отвлеку, а ты открывай окно и беги.

— Ой как всё плохо! — продолжает она громко возмущаться. — Да тут швы разошлись. А откуда эта гематома на голове? Ещё же утром всё было нормально.

— Спасибо, любимая, но лучше смени повязку, а со всем этим я сам разберусь. — Шепчу я ей в аккуратное ушко и целую в щёчку. — Всё хорошо будет. — Уверенно говорю я, снимая халат, хотя сам не особо в этом уверен, но зачем подставлять подругу.

— Как скажешь, любимый. А сейчас ложись и не дёргайся. — Тихо отвечает мне Нина, после чего продолжает возмущаться, ругая всяких там извергов и методы их дознания.

— Я закончила, осталось только зелёнкой помазать и новую повязку наложить. — Негромко сообщает мне Нина.

— А ты ватку сменила? — прикалываюсь я.

— Дурак, — прыскает она в кулак. — Каким был, таким и остался.

— Чего у меня там? — «напуганный» причитаниями Нины, интересуюсь я на всякий пожарный.

— Ерунда. Коросту содрал, когда падал, вот и закровило. Сейчас повязку с мазью Вишневского наложу и таблетку дам, легче станет. — Успокаивает меня она. — А как ты себя чувствуешь? Голова не кружится, не тошнит? Искры видел?

— Да вроде нормально. — Потрогав шишку на правом виске, прикинул я своё состояние. — Искры видел. На солёненькое не тянет.

— Повезло тебе. — То ли пошутила, то ли констатировала факт добрая Нинель. — На, ешь таблетку.

И правда, под лопаткой приятно захолодило, когда Нина наложила салфетку с мазью, заклеила пластырем, да ещё и бинтом обмотала для конспирации, чтобы повязка виднелась из-под халата.

— Сделай вид, что меня плохо знаешь, и сообщи нашим, что тут произошло. — Надеваю я халат со свежим кровавым пятном на спине.

— Может сменить, хочешь, я за другим сбегаю. — Заметив пятно, предлагает мне Нина.

— А вот это не надо, пускай все видят. Ладно, пока. — Целую я её в губы, собираясь уйти. Но…