Возможно так бы всё и произошло, будь команда сработана, а все действия группы захвата отработаны до автоматизма. Но из всей команды в полковой разведке служил только младший сержант Евдокимов, а его отделение сформировано пару часов назад. Андрюха и отработал, взял на себя более опасного противника (мужика) и скрутил его. Но другие субъекты оказались не то чтобы опасны, но непредсказуемы. Сидящая на телеге баба, первой заметила наших леших и слегка испугалась. Но вместо того, чтобы онеметь от испуга, она начала истошно орать, визжать, верещать, (никогда не мог понять, как это выходит у женщин). Лошадь испугалась не меньше, в основном из-за истошного рёва, заржала и поднялась на дыбы. Через преграду она перепрыгнуть не смогла (всё-таки дерево с ветками, это не тёсанный ствол), но чуть не опрокинула телегу, приподняв передок. Верещащая баба, получив таким образом мощный пинок под толстый зад, катапультировалась с насиженного места. Всё было бы хорошо, упади она просто на землю, но как раз в этот момент к ней подскочил наш боец, и был придавлен семипудовой тушкой. Баба с возу, кобыле легче, потому умная лошадь не стала больше делать попыток перескочить через берёзу, а прянула в сторону от опасности. Боец, который должен был обуздать лошадь, оказался перед дилеммой, спасать товарища или ловить конягу, выбрал первое, в результате запряжка отправилась в свободное плаванье. Команда спасателей, поняв, что что-то пошло не так, бросилась на подмогу и чуть не попала под копыта напуганного животного, но всё-таки Чип успел отскочить вправо, а Дейл влево, в результате никто не пострадал, кроме бойца, которого накрыло женским телом.
Через некоторое время всё устаканилось, обезумевшую и бегающую по лесу кобылу поймали и доставили на штрафстоянку. Потерявшего сознание бойца привели в чувство, сделав ему искусственное дыхание. Пленных крестьян допросили и успокоили, пообещав отпустить, если будут вести себя тихо как мыши, и расстрелять по законам военного времени, если станут бузить и качать права. Вроде вникли, тихонечко сидят в теньке и молчат, всякую хуйню про нас думают. Распряжённая же коняга щиплет лесную траву неподалёку. Втык от начальства я получил знатный, поэтому пришлось шевелить мозгами, делать перестановки, а следующее задержание проводить самому. От задержанных «языков» мы узнали, что в селе Прелестное стоит гарнизон противника, так что переодеваюсь в немецкую форму (плащ-накидка, каска и автомат) и жду следующий транспорт.
На этот раз посыльный прибежал с северной опушки и сообщил, что со стороны брода едет пролётка, на ней три мужика, оружия на виду нет, одежда гражданская. Расставляю бойцов по номерам, и вместе с напарником (таким же переодетым фрицем как я) топчемся в кустах на обочине в ожидании новой добычи. Пока есть время, инструктирую Удальцова, где он должен стоять и что делать во время досмотра этих будущих партизан или полицаев, если они переживут нашу встречу. А вот и они. Пролётка сперва ехала довольно быстро, но постепенно замедлилась и остановилась метрах в десяти от поваленного дерева. Хотя пролёткой этот шедевр можно было назвать с большой натяжкой, явно не ландо, и не фаэтон, а обычный тарантас с кузовом, плетённым из камыша. Правда от солнца и небольшого дождя такая конструкция своих пассажиров защищала, чего не скажешь о вознице, который восседал впереди на доске козел и был доступен всем ветрам. Увидев препятствие, он даже привстал со своего места, оглядываясь вокруг, а когда заметил вооружённых солдат, опешил от неожиданности.
— Хальт! Хенде хох! — поднимаю я левую руку вверх, выходя из кустов и наведя оружие на извозчика, (автомат на ремне, правой рукой держу его за рукоятку, палец на спусковом крючке). Напарник находится чуть позади и в двух шагах левее меня, контролируя пассажиров. Дёрнутся, дам очередь от пуза и пофиг на режим тишины, своя жизнь дороже. Мазнув по мне недобрым взглядом, водитель кобылы плюхнулся на сиденье и потянул руки вверх, остальные тоже не стали искушать судьбу, подчинившись приказу.
— Слезайт! — отдаю я новую команду, изображая акцент, и подкрепляю слова жестами, махнув стволом автомата, заодно проверяя, смогу ли я завалить всю компашку одной очередью.
— Зачем ругаешься, начальник? — изобразив улыбку на заросшем щетиной лице, вступает в диалог водитель кобылы, демонстрируя добрые намерения, но не делает даже попытки привстать. Перед этим он чисто случайно повернул голову и обменялся короткими взглядами с пассажирами.
— Слезайт, русиш швайне! — настаиваю я на своём, подойдя ещё ближе, и чисто случайно сбросив с плеча автоматный ремень. Очень мне не понравилась эта троица, особенно двое волчар, что постарше, кучер на облучке и пассажир в пролётке. Хотя какой он к херам «пассажир», этот-то как раз в теме, пахан, не иначе. Третий из молодых да ранних, скорее всего отморозь на подхвате. Стрелять не желательно, так что будем брать жёстко, и инициативу нельзя отдавать, действовать нужно на опережение.
— Ладно, ладно уговорил, начальник, слезаю, ты только не стреляй. — Заговаривает мне зубы и неуклюже сползает с облучка извозчик, повернувшись ко мне задом и придерживаясь за сиденье. Краем глаза замечаю, что пассажиры тоже начинают шевелиться, молодой встал во весь рост, закрывая собой пахана, а дальше время замедлилось…
Вижу как разговорчивый кучер коснулся ногами земли, и каким-то плавным тягучим движением разворачивается ко мне передом, но поздно, затыльник моего автомата так же медленно и неотвратимо встречается с его головой на противоходе. Тушка извозчика только ещё начинает падать влево, а я уже заскакиваю на его место на козлах и спрыгиваю на землю с другой стороны повозки. Шустрый пахан хотел под шумок смыться, но не успел, подсечкой сбиваю его с ног и укладываю мордой в землю, приговаривая при этом.
— Лежи смирно, пархатый, твой номер шестнадцать, физдеть в морге будешь. — Веса моим словам добавляло колено, которым я упёрся в спину задержанного, а также дуло автомата, приставленное к его затылку.
Как я не старался, соблюсти тишину не удалось, автомат Удальцова татакнул короткой очередью. Видимо у нас труп, возможно криминальный. На этот раз лошадь не напугалась, и все спасатели вовремя поспешили на помощь. Живых гопников тщательно обыскали и крепко связали, жмурика оттащили подальше.
— Что же ты так неаккуратненько-то, Васёк? — слегка попенял я бойцу.
— Так получилось, товарищ старший сержант, — развёл он руками. — Но вы же сами сказали, если кто дёрнется или достанет оружие, стреляй. Этот дёрнулся, я и выстрелил.
— Ну и правильно сделал. Зато сам жив остался и мою спину прикрыл. Двигай на пост. — Не стал я развивать тему.
— Шумишь, сержант? — подошёл ко мне новый ротный, как только мы закончили все мероприятия.
— Мы же не опера, чтобы брать бандитов живыми без шума и пыли. Нет у моих бойцов таких навыков, товарищ капитан. — Увидев шпалу в петлице у командира, не стал я упоминать его ведомственную принадлежность при посторонних.
— Живые-то хоть остались, или перестреляли всех? — подначивает меня он.
— Остались, и даже готовы дать признательные показания, — не ведусь я на подковырки Саида. — Разрешите продолжить выполнять задание? — щёлкнув каблуками, тянусь я во фрунт.
— Выполняйте. — Отмахивает он в ответ воинское приветствие и идёт «потрошить» задержанных.
Дальше всё пошло по накатанной, получая доклады от наблюдательных постов, я либо выходил «на дело» сам, либо поручал его заместителю. Или же мы работали вместе, сразу двумя боевыми тройками. И хотя движение через наш заколдованный лес было не особо активным, но кое-кого мы ещё задержали или захватили. Среди них повозку с двумя немецкими фуражирами (этих взяли без шума и пыли). А вот с фельджандармами на мотоцикле пришлось повозиться. Зато нужной формой и бляхами на груди мы себя обеспечили.
Удивила инициативная комсомолка (пороть её некому). Пока мы работали на блокпосту, она потерялась. Обнаружилось это ближе к вечеру, зато крайнего нашли сразу. Господа же офицеры все в белом, а если какой косяк, то «замок» всегда крайний. И не важно, что она крутилась при штабе, предлагая всем свою помощь, а потом придумала себе дело и потерялась. Искать послали меня вместе с помощником начальника караула (таким же сержантом как я, замком из первого взвода, зовут Лёха). Познакомившись и обсудив диспозицию, решили начать поиск с северо-восточной стороны. Там опушка вплотную подступала к реке, поэтому посты располагались достаточно редко, да ещё само русло изгибалось причудливым образом, а затем делало петлю, образуя небольшой островок возле села Прелестное. Часовые могли и зевнуть, не заметить ловкую бестию, пробирающуюся под берегом. Обходим посты с левого фланга, опрашивая караульщиков и осматривая берег реки. Все божатся, что в их секторе и мышь не проскочит. Врут. Не только мышь, но даже крыса проскочит легко, особенно если она водоплавающая, типа ондатры. Насчёт человека сложнее. Все сектора наблюдения пересекаются между собой, а на другой стороне вообще пашня, так что если даже перенырнуть речку, там негде будет укрыться. Красивую, единственную девушку в отряде видели все, но куда она подевалась, никто не мог подсказать.
Обойдя все посты и секреты возле реки, мы уже отчаялись найти потеряшку, но неожиданно получили наводку от моих наблюдателей за дорогой.
— Ничего странного не заметили? — после обмена паролями, задал я вопрос двоим раздолбаям, дежурившим на НП.
— Та ни, мы за дорогой глядим и докладаем в аппарат, ежели какой транспорт едет. — Узнаю я знакомые интонации щирого хохла.
— А с нашей стороны никто по дороге в сторону села не проходил? — продолжаю выяснять я.
— Та ни, у село никто не ушёл. Мы бы бачили. — Отвечает всё тот же боец, выглядящий гораздо старше своего напарника.
— Как не шёл, а дивчина? — вспоминает молодой.
— А вот с этого места желательно со всеми подробностями. Что за дивчина и куда она шла? — поняв, что нащупал ниточку, тяну я за её кончик, чтобы распутать клубок.
— Так она ж не в село шла. — Снова перехватил инициативу хохол со странной фамилией Путря.
— А куда? И кого вы видели? Узнали? Давай швидче рассказывай. Не тяни мне кота за яйца. — Наседаю я на хохла.
— Иванна это была, дивчина из нашей роты, шла по обочине, потом остановилась, огляделась по сторонам и шасть в кусты. Я было подумав, что по нужде, или ишшо чаво, а она того, больше не вышла и я её боле не видал. — Рассказал свою версию Путря.
— Врёшь! Поди все гляделки продал, чтобы узнать, для чего дивчина в кусты шмыгнула? Да ещё за дорогу сбегал чтобы проверить, чего она там в кустах делает. А ну признавайся! Воровал колоски на колхозных полях⁈ — Уже плотно наезжаю я на хохла.
— Ни. Не делал. — Отрицательно крутит он головой из стороны в сторону.
— Чего не делал?
— Колоски не воровал.
— Ладно, поверю. А за дивчиной зачем бегал подглядывать? — колю я его дальше.
— Я не бегал.
— Врёшь! А если тут врёшь, значит и про колоски врёшь. Колись, жучара, пока я добрый! — сверлю я его взглядом.
— За дивчиной бачил, каюсь, а колоски ни. — Признался он в меньшем из двух зол.
— Давай про дивчину. Что видел? Куда пошла? — прекращаю я наезжать, сменив тон.
— Я только одним глазком. Перебежал через просёлок, обогнул куст и никого там не нашёл. Но заметил, как вона дальше к реке пошла. — Колется Путря до самого дна.
— И кудой?
— Да тудой. — Машет он рукой, указывая направление.
— И чего у нас там? — обращаюсь я к Лёхе.
— Шестой пост и мы там только что были. Пристрелю гадов. — Обещает сержант.
— Мы там были, а парни ничего не сказали. Будем колоть? — интересуюсь я у напарника.
— Ещё как. — Делает он зверскую рожу.
— Повезло тебе, глазастый ты наш. Но ещё раз оставишь пост без приказа… — Не договариваю я и многозначительно подношу кулак к носу хохла.
Караульщиков на шестом посту даже колоть толком не пришлось. Как только сержант достал из кобуры свой наган, чтобы пристрелить нарушителей дисциплины, бойцы сразу признались. Да была. Да Иванна. Попросилась искупаться в заводь на речку, чтобы никто не видел, оставила пистолет и пропала. Ходили проверять, никого на берегу не нашли. Пришлось пообещать не сдавать их в трибунал. Тогда часовые окончательно раскололись, сказали, что комсомолка пошла в село на задание, но велела никому про это не говорить, даже если будут пытать. Дебилы, да ещё и устав караульной службы не знают, но на измену мы с Лёхой присели капитально. Хорошо, если эта инициативная дура пошла в село на разведку. А если она пошла совсем с противоположной целью, то нашему отряду кирдык.
— Давно она ушла на задание? — всё ещё не теряю надежду на удачный исход.
— Да уж часа три как прошло. — «Обрадовал» меня старший поста. А вот это писец. Потому как добежать до Канадской границы мы уже не успеем, и нас наверняка обложили со всех сторон.
Посылаю сержанта докладать по команде. Накосячили его люди, значит первая плюха ему. Сам остаюсь на усиление поста, если нас задумают обойти с этого фланга, несколько лишних минут отряду подарим. Да и надежда — мой компас земной, а удача награда за смелость. Так что чем чёрт не шутит, подождём…
Не зря я сегодня на надежду поставил. Нашлась потеряшка. Не прошло и четверти часа моего ожидания на шестом посту, как из прибрежных кустов вынырнула мокрая Иванна и, часто оглядываясь по сторонам, потрусила в сторону окопа. А когда дошла, то с удивлением обнаружила, что там никого нет. Дураков нема, чтобы маячить на позиции, обнаруженной или раскрытой вероятным противником. Пребывать долго в прострации я ей не дал, а чуть выждав и не обнаружив хвоста, захватил в плен. Молча связал руки за спиной и повёл в штаб, многозначительно погрозив кулаком заинструктированным до слёз караульщикам.
Сначала я конвоировал задержанную как положено, идя в трёх шагах следом за ней, но так как она шла в мокром сарафане, который облепил её стройную фигуру, да ещё и бессовестно виляла бёдрами, то мой молодой организм не выдержал подобного издевательства, и пришлось идти рядом. Сразу стало легче, хотя мысли улетели куда-то в эмпирии.
— За что вы со мной так, товарищ командир? Ведь я же ничего плохого не сделала. — Спустил меня с неба на землю бархатный голос Иванны.
— А я не знаю, где ты была, и что делала. Может быть прямо сейчас нас окружают фашисты, а тебя заслали обратно, чтобы ты завела отряд в западню? — Выдаю я страшную военную тайну.
— Да как вы только такое подумать могли? — Остановилась и вспыхнула до корней волос отважная комсомолка, притопнув ножкой.
— А чем же ты столько времени занималась, покинув расположение отряда без разрешения? — давлю я на неё.
— Я в разведку ходила. — Тихо признаётся Иванна.
— А кого ты об этом поставила в известность? Или может приказ получила?
— Никого.
— Эх, дать бы тебе больно! — резко замахиваюсь я правой рукой и чешу затылок.
— За что? — сжавшись в комок, начинает хлюпать носом девчонка.
— За всё хорошее. И за неразумную инициативу в том числе. Была б моя воля, задрал бы тебе подол, и так отходил по заднице хворостиной, чтобы ты потом неделю сидеть не могла. Помнишь детство золотое и папкин ремень?
— Помню. — Невольно потирает свою упругую попку фигуристая спортсменка.
— Забудь о таком удовольствии. После допроса тебя наверняка расстреляют. — Обрисовываю я ей радужные перспективы.
— Но я же как лучше хотела. Для отряда старалась. За что меня расстреливать? — канючит Иванна.
— Да хотя бы за нарушение воинской дисциплины. Но это не мне решать. Я добрый, хоть и страшный сержант. Другие командиры старше меня званием. Поэтому расскажешь всё, без утайки, может и облегчишь свою участь. Идём! — Всё-таки не удерживаюсь и придаю я ей ускорение смачным шлепком. Хоть какая-то компенсация за мои сгоревшие нервные клетки и потраченное зря время.