Пока старший лейтенант Кравцов писал текст боевого приказа, мы с воентехником перекусили, чем бог послал, а Сашка сбегал за теми бойцами, которых я собирался включить в свою группу. Построив личный состав, проверил вооружение и снаряжение каждого, после чего доложил командиру о готовности к выезду. Отдав нам боевой приказ, и назначив меня командовать разведгруппой, старлей ушёл на блокпост, а я занялся личным составом. Кто не успел пообедать, быстренько перекусили, в том числе и водила грузовика с горючкой — рядовой Пинчук. Остальные доэкипировывались, забрав свои котелки и пополнив запас гранат и патронов, которые мы получили в управлении НКВД.
— Сашко, ты сейчас поедешь в Дмитриевку, возьмёшь там свои вещи и документы, какие есть, а на обратном пути мы тебя подберём. — Инструктирую я паренька. — В деревне ты остаёшься не просто так, а будешь связным нашей группы. Вдруг кто из отряда будет нас искать, вот и проводишь до места, чтобы не заблудились. Ты дорогу на Михнево хорошо знаешь?
— Да, хорошо. Только у меня нет никаких документов, да и вещей тоже. Те что были, в хате сгорели. — Разводит руками парнишка.
— Вот там нас и найдёшь. А насчёт документов… — На пару секунд задумался я, почёсывая затылок. — Тогда мы ненадолго заскочим в деревню, переговорим с председателем, пускай он выправит тебе нужную бумагу с печатью. А возле правления колхоза ты и будешь нас ждать. Только как с твоим конём быть? Мы ведь быстро поедем. — Вслух рассуждаю я.
— Мы с Громом ещё раньше вас будем в деревне, и с дядькой Митяем вас там поджидать будем. А оружие мне дадут? — хитро поглядывает на меня паренёк.
— Стрелять-то хоть ты умеешь? — Наблюдаю за его реакцией я.
— Только из ружья. — Потупился Сашка.
— Научу я тебя стрелять, а пока вот, возьми. — Отдаю я ему солдатский ремень и свой штык-нож в ножнах. — Всё, дуй в деревню, в правлении встретимся. Коня своего никому не отдавай. Запомни пароль — «Гром». Отзыв — «Вороной». — На ходу выдумал я ассоциации, глянув на его жеребца.
Сашко вскочил в седло и пустил своего Грома рысью, причём поскакал не по семизагибистому просёлку, а напрямки. Я же строю свою разведбанду, и мы шагаем к машинам, которые уже должны стоять «под парами», так как шофера были озадачены сразу же после приказа.
Доложив старшему лейтенанту о готовности группы к движению, я сообщил ему о «маяке», который я оставлю в деревне, а также пароль для связного. В ответ же был послан по эротическому маршруту, и мы поехали за ништяками. Отделение я разбил на две группы, танковый экипаж и все остальные. В состав танкового экипажа вошли: танкист Серёга Бобров, который до госпиталя как раз на КВ и воевал, причём наводчиком, артиллерист младший сержант Пашка Волчков, тоже наводчик, только 76-мм дивизионных орудий, будет пока заряжающим, а там поглядим, воентехник второго ранга Матвеев вызвался быть механиком-водителем, я же собирался занять должность командира машины, должность стрелка-радиста оставалась вакантной, но туда можно посадить любого стрелка, рации на танке всё равно нет. В состав группы прикрытия или охотников за ништяками я включил двух сапёров, сибирского охотника-следопыта Гаврилу Петрова, пехотинца Вовку Жмыхова, ну и рядового Пинчука в качестве проводника и запасного водилы. Ехать решили на двух газонах, в одном из которых личный состав, а второй со снарядами. За руль ЗИСа с горючкой я посадил своего водилу — Кольку Сизова, и мы наконец выехали.
Первая остановка — деревня Дмитриевка, вторая на очереди — танк, а дальше по обстоятельствам. Ровный просёлок с обязательными семи загибами на версту, ложился под колёса машин, и мы мчались по нему, иногда разгоняясь до сорока километров в час на прямых участках. Хотя средняя скорость была около тридцати. Мы же не по автостраде летим, а едем по обычной просёлочной дороге с ямами и канавами. Полуторка впереди, за ней ГАЗ-ААА со снарядами, на котором я еду, ЗИС-5 с горючкой слегка отстаёт, нелегко ему, — а что делать? У КВ только одна заправка больше шестиста литров, а это три бочки по двести, плюс масло и бензин для машин. Хотя мы его и разгрузили чутка, скатив одну бочку с солярой а вторую с бензином, да часть снарядов заныкали в балке, чтобы не складывать все яйца в одну корзину. Мало ли, отберут танк, — что делать будем? А так хоть есть вероятность того, что мы и пушку найдём, раз попёрло.
В полуторке воентехника практически весь личный состав, она и пылит впереди, указывая дорогу. Я еду в кузове «мускулистой» полуторки, конвоирую водилу запасливого старшины. Парень ни в чём не виноват, и его лучше подальше держать. Вдруг нагрянет какое начальство из внутренних органов, шлёпнут бойца ни за что, не про что. Старшина в принципе тоже не виноват, не расколись он, куда решил деть соляру, я бы его отпустил. Хотя, если никто не спросит, то и докладывать ни о чём лишнем не буду. Ну а ежели спросят, тады ой, покрывать этого чмошника я не намерен. Может дороже себе выйти. А у меня планы, как сделать так, чтобы наконец рассмешить бога. А для этого я должен быть живым и здоровым, а не валяться в канаве с дыркой в башке. Конечно, можно предстать перед создателем и рассказать ему смешной анекдот, но в качестве дружелюбного привидения я ничего не смогу сделать.
На подъезде к деревне Дмитриевка, едущий впереди газон сбросил скорость, и мы сократили дистанцию до минимальной, хотя ЗИС-5 дожидаться не стали, он пылил на расстоянии зрительной памяти, так что догонит на остановке. Когда выехали на центральную широкую улицу, то на небольшой площади возле правления я замечаю нездоровое шевеление.
Несколько человек в гражданке и группа вооружённых людей в военной форме что-то не поделили, так что крики и отборная матерщина слышны даже сквозь рычание моторов машин. Напрягло меня ещё то, что какой-то военный пытался взнуздать коня, схватив его за узду и охаживая плёткой. Вороной жалобно ржал и пытался освободиться, крутя головой, но мучитель не унимался. Последней же каплей до «опускания планки» послужило лежащее ничком на земле тело подростка в знакомой одежде, но уже без сапог.
— Прибавь-ка, браток! — даю я команду шофёру через открытое боковое окно.
Водила нажимает на акселератор и наша машина идёт на обгон полуторки, так что на небольшой пятачок деревенской площади обе машины влетают одновременно, разъехавшись ёлочкой и резко остановившись, подняв клубы пыли. Выскочив через борт, не дожидаясь полной остановки машины, и даже не вспомнив про свою СВТ, лежащую на ящиках под рукой, выхватываю из кобуры парабеллум и снимаю с предохранителя. Патрон в стволе, так что остаётся только нажать на спусковой крючок, что я и делаю, всадив две пули в рассевшегося на крыльце правления мародёра, который, скинув свои ботинки с обмотками, надевал латанные сапоги Сашки.
— Бросить оружие! Руки в гору!! — навожу я ствол на группу людей в форме РККА. Пускай только кто дёрнется, завалю сразу. А извиняться потом будем, может быть. Хрен знает, кто это, диверсанты или дезертиры, мне похрену, я злой и контуженный на всю голову.
Вроде вняли. Те у кого были винтовки, уронили их прямо на землю, а у кого не было, сразу подняли руки.
— Кто-о? — рычу я как раненый ягуар. — Кто парня убил, сцуки⁈
Боковым зрением замечаю, как мои бойцы подтягиваются справа, наведя оружие на дезертиров, а также непонятный шлепок и болезненный вдох позади слева, после которого прекратилось и лошадиное ржание, так что не оглядываясь назад, начинаю работать.
— Упали все на колени и руки за голову!! — даю я команду этим мародёрам, компактной группой стоящим у стены здания, выстрелив поверх их голов, чтобы было доходчивей.
— Ты убил? — подскакиваю я к ближнему от меня дезертиру, приставив дуло люгера к его лбу. Только он один правильно выполнил команду, остальные просто упали на землю, обхватив руками башку и загыргыкали. Вот хрен знает, какой он национальности, зарос чёрной щетиной по самые брови.
— Нэт, не я. — Зажмурившись, верещит он.
— А если не ты, то кто? — сильнее давлю я на пистолет.
— Мирон биль. — Теперь уже различаю среднеазиатский акцент.
— Где эта тварь? — убираю я пистолет от головы расколовшегося нацмена.
— Там. — Мямлит он, мотнув подбородком в левую сторону от меня.
— Ты не мычи, рукой покажи. — Отступаю я на шаг назад, и иду в указанном направлении.
На земле в позе эмбриона корчился человек в форме красноармейца и не мог ни вздохнуть, не пёрнуть. Руками он зажимал низ живота, и вот создалось у меня впечатление, что ему кто-то неслабо так зарядил по колокольчикам, причём ногой, обутой в тяжёлый ботинок или кирзовый сапог. Хотя никого из моих бойцов рядом не было. Один только рядовой Пинчук стоял метрах в пяти от болезного, направив на него мою СВТ.
— Ты парня убил, тварь? — чутка успокоившись, спрашиваю я, сильно пнув лиходея по копчику, чтобы он разогнулся.
— Я не, я не… — Начал заикаться он ощеренным ртом с гнилыми зубами, дыхнув перегаром.
Больше не спрашиваю, а стреляю прямо в открытую пасть и, убрав пистолет в кобуру, иду к ничком лежащему парню, возле которого стоял его конь, склонившись к голове Сашко своей мордой и касаясь его лица мягкими губами.
— Отойди, Гром. — Опускаюсь я на колени рядом с парнем, нащупывая жилку на шее. Не дай бог он мёртвый, я этих гадов всех к стенке поставлю.
Да, есть бог на свете, живой курилка, переворачиваю я Сашку на спину и, достав флягу, умываю его лицо, багровеющее гематомой под левым глазом. А когда к нам подскакивает молоденькая девчушка с огромными голубыми глазищами, и начинает причитать, упав на колени и тряся парня за плечи, встаю и отдаю ей фляжку, приговаривая при этом.
— Живой он. Только сознание потерял от удара. Ты его сильно не тискай, а то все мозги растрясёшь. Лучше воды дай попить. — После чего приступаю к исполнению своих командирских обязанностей.
— Кто-нибудь может мне рассказать, что здесь случилось? И где председатель. — Оглядываю я небольшую толпу местных жителей хмурым взглядом.
— В правлении был. — Отвечает мне кто-то из них.
— Этих обыскать, связать и с пристрастием допросить. Кто такие и что здесь делают. Кто дёрнется, пристрелить. — Отдаю я приказ, указав на дезертиров, и, перешагнув через труп мародёра в одном сапоге, захожу в правление колхоза.
Избитый и связанный по рукам и ногам председатель лежал у стены справа и изо всех сил пытался освободиться. Крепкий ещё мужик лет пятидесяти, с чёрными кучерявыми хоть и с проседью волосами. Ни дать, ни взять — Будулай.
— Ты живой там, дядька Митяй? — прямо с порога задаю я глупый вопрос.
— Не дождётесь. — Злобно сверкает он на меня одним глазом, так как второй уже хорошенько заплыл.
— Ладно, не уходи никуда, я скоро. — Выхожу я на широкое крыльцо и забираю у пристреленного мной мародёра свой штык-нож. Рукоятка приметная, с насечками. Видать свинари-санитары отмечали на ней, сколько поросят закололи.
— Ты это, не дёргайся, а то порежешься. — Предупреждаю я председателя, разрезая льняную верёвку на его руках и ногах. А то получится как в фильме про кавказскую пленницу, когда Шурик развязал Нину, и та сразу начала его бить по морде лица, грязно ругаясь при этом. Но там дело хорошо кончилось. Шурик её снова связал, и наконец решился поцеловать, а дальше видать началось самое интересное, но этого в фильме не показали. Ну не целовать же мне дядьку Митяя.
Целовать председателя не пришлось. Он бы при всём желании не смог сразу дёрнуться. Сидел и растирал затёкшие запястья, рассказывая, что с ним приключилось.
— А ты уверен, что это настоящие красноармейцы, а не переодетые диверсанты, Иваныч? — задаю я ему резонный вопрос.
— А кто же ещё? Голодные, грязные, потные, все в пыли, да и щетиной заросли, ну чисто абреки. — Отвечает он.
— А ты думаешь, немцы своих шпионов бритыми и пахнущими одеколоном засылают? — не отстаю я.
— Да нет… — Задумался председатель.
— Вот то-то. Разобраться сначала нужно, а потом и наговаривать на бойцов Красной Армии. В общем, Сашку мы забираем, оклемается, с нами будет. Не оклемается, в госпиталь увезём. Так что бумагу ему сделай с печатью. Кто такой. Где родился, крестился. И ещё. Там на площади двое холодных. Вы их где-нибудь на скотомогильнике прикопайте, только форму снимите. Не достойны эти шакалы её даже после смерти носить. Остальных мы с собой заберём, пока тёпленькими, а дальше посмотрим, что с ними делать… — Озадачиваю я председателя и выхожу из правления.
Закончив с делами в деревне, грузим пятерых связанных абреков в полуторку под охрану четырёх конвоиров, а пришедшего в себя Сашку я усаживаю на переднее сиденье ГАЗ-ААА. Запрыгнув в кузов, отдаю Пинчуку его карабин и ремень с подсумками, доверие он заслужил, да и в кузове с нами едет ещё двое моих людей. Продолжаем движение в прежнем порядке, только теперь колонну замыкает не грузовик, а конь. Хотя не совсем замыкает, а бежит по обочине рядом с нашей машиной, периодически спрямляя изгибы просёлка и вырываясь вперёд.
— А куда это мы едем, товарищ старший сержант? — сбивает меня с мысли рядовой Пинчук, когда мы, проехав через всю деревню, свернули направо, а доехав до первой развилки, налево. — Склад ГСМ в другой стороне. Нам нужно было прямо через село Никольское ехать.
— Знаешь эти места? — переключаюсь я с одного на другое.
— Не так чтобы хорошо знаю, но дороги из города в нашу армию изучил. — Отвечает водила.
— Сейчас заедем в одно место, а потом и складом займёмся. А эта дорога куда ведёт? — решаю проверить, правильно ли мы едем, хотя и узнаю эти места, утром мы как раз здесь проезжали.
— По ней мы сможем доехать как до Верхне Никольского, так и до деревень Андреевка и Михнево, ну и дальше проехать, на Синие Липяги. Хотя дальше этих дорог и развилок хватает. Ну что он делает⁈ Нельзя так мотор насиловать, угробит машину! — Ругается рядовой Пинчук, услышав скрежет коробки скоростей и натужный вой двигателя ЗИСа, едущего за нами. — Конечно, не его машина, не жалко. Таким только на телегах и ездить.
— Скоро остановимся, пересядешь за руль своего грузовика. Поучишь извозчика уму разуму. — Успокаиваю я водилу, чтобы он отстал. Тот просиял, но не заметив моё состояние, продолжил задавать вопросы.
— А здорово он ему копытами наподдал. Вы видели, товарищ старший сержант?
— Кто он, и кому наподдал? — снова отвлекаюсь я от своих мрачных мыслей.
— Ну, вороной этот, который рядом с нашей машиной скачет. — Показывает он на Сашкиного коня. — Как мотнёт головой! Этот аж в сторону отлетел, и плётку свою потерял. А потом повернулся и задними копытами ему прямо в брюхо…
— Кому этому? — торможу я, пытаясь понять логику произошедшего.
— Ну, тому дезертиру, которого вы вторым застрелили. — Поясняет свой рассказ рядовой Пинчук. — Ох, и не завидую я ему.
— Зря я его сразу пристрелил. Недолго он мучился, гад. — Скрежетнув зубами и сжав кулаки, заканчиваю я разговор.
— Наверное. — Пожимает плечами водила, наконец-то отстав от меня.
Но от мрачных мыслей он меня отвлёк, и, переключившись, я наконец смог принять решение. Очень надеюсь, что правильное.
Останавливаемся неподалёку от глубокого лога, немного не доезжая до высоты 230.0.
— К машине! — командую я бойцам и первым выпрыгиваю через борт.
— За мной! — отдаю я новый приказ, и иду к полуторке воентехника, на ходу примыкая штык-нож к своей СВТ-40.
Выгрузив из кузова пленных дезертиров, и развязав только ноги, конвоируем их к оврагу. Со мной только пять человек, остальные на охране колонны. Строим шайку абреков в одну шеренгу метрах в пяти от обрыва, лицом к логу, расстрельная команда напротив, шагах в десяти.
— Кто из вас русский язык понимает? — спрашиваю я дезертиров.
— Я. — Поднимает руку последний в шеренге.
— Кто я? Обзовись.
— Красноармеец Барболов.
— Бывший красноармеец. — Поправляю я. — Переводи своим землякам за что их к иблису отправляют.
— За измену Родине, за дезертирство и мародёрство. По законам военного времени. Вся ваша банда приговаривается к высшей мере социальной защиты — расстрелу. — Выдерживаю я театральную паузу, пока Барболов переведёт, и громко командую своим бойцам.
— Заряжай! — Защёлкали затворы.
— Цельсь!!
— Пли!!! — Резко опускаю я правую руку вниз, готовясь приколоть штыком выживших.