За(в)учка против Мертвого Ректора

34. Перед грозой

До выборов оставался всего один день. В Академии стоял тот особенный предгрозовой шум, когда в воздухе будто дрожит ожидание — не только магии, но и перемен. На площади кипела суета: кто-то развешивал плакаты, кто-то настраивал кристаллы для подсчёта голосов, кто-то спорил с деканами о правилах.

А Галла, вместо того чтобы готовиться к финальной встрече с кандидатами, снова шла к мастеру Гемри.

— Ну наконец-то, мисс Винтер, — сказал он, едва она вошла. — Сегодня у меня для вас действительно хорошие новости.

Он стоял у верстака, как всегда — в окружении колб, инструментов и тихо гудящих артефактов. На подставке рядом лежали очки, будто только что отполированные. Линзы мерцали мягким янтарным светом, а в оправе скользили едва заметные искры.

— Готовы? — спросила она.

— Готовы, — подтвердил Гемри, но в голосе звучала тень грусти. — Хотите знать, какая эмоция легла в основу их «жизни»?

Галла кивнула.

Он осторожно коснулся оправы, словно гладил живое существо.

— Смех и воздушный поцелуй одной очень милой девушки.

Галла приподняла бровь.

— Не похоже на их саркастичную натуру.

Гемри усмехнулся:

— А это уже от меня. Но и девушка была… особенной. Очень любознательной, неисправимой оптимисткой. Такая же заноза, как вы, Винтер, только, пожалуй, чуть более живая. И весёлая.

Он замолчал, словно выбирая слова. — Подумал, вы бы могли друг друга дополнить.

Галла внимательно посмотрела на него.

— А где сама эта девушка?

Он не сразу ответил. Впервые за всё время его лицо изменилось — исчезла лёгкая улыбка, взгляд стал усталым и почти прозрачным.

— В небытии, — тихо сказал он.

Повисла тишина. Даже кристаллы на полках перестали гудеть, будто прислушивались.

— Простите, — сказала Галла после паузы.

— Не извиняйтесь, — ответил Гемри спокойно, но с заметной горечью. — Всё в мире переходит из формы в форму. Она осталась здесь — немного в этих очках, немного в людях, немного в воздухе Академии.

Он поднял взгляд, и в его глазах мелькнуло нечто, похожее на свет. — Может быть, именно поэтому они вам и подойдут.

— Как её звали? — после короткой паузы спросила Галла.

Гемри покачал головой.

— Это не моя тайна. — Он произнёс это с той тихой уверенностью, с какой закрывают книгу, что больше не прочтут. — Но, возможно, вы и сами узнаете, когда придёт время.

Галла осторожно взяла очки в руки. Они были чуть теплее, чем ожидалось. Стоило надеть их — и мир вдруг стал чётче, ярче, глубже. Но вместе с этим в голове, на самой границе слуха, раздался тихий смех — лёгкий, доброжелательный, как вспышка солнечного света в стекле.

Она сняла очки и посмотрела на Гемри.

— Спасибо.

— Берегите их, — сказал он. — И себя, если получится.

Когда Галла вошла в общежитие, ещё из коридора донёсся голос Ксеры — громкий, возбужденный и полный паники.

— Галла! У нас катастрофа!

— Что на этот раз? — устало спросила она, едва переступив порог.

Ксера обернулась. Вид у неё был, мягко говоря, растрёпанный: волосы в беспорядке, на щеке мука, а на переднике следы карамели.

— Пирожки! — выпалила она.

— Что — пирожки?

— Они кого-то отравили.

Галла моргнула.

— Ксера, пожалуйста, скажи, что это метафора.

— Хотела бы! — взвыла подруга. — Пять человек с несварением! Двое с факультета ритуалов, алхимик-практик, библиотекарь и… заместитель декана!

— Ты издеваешься.

— Нет! И, клянусь, я использовала только безопасные ингредиенты!

Галла глубоко вдохнула и выдохнула.

— И где пострадавшие сейчас?

— В лазарете. Живы, шутят, один даже сказал, что пирожки «того стоили».

— Великолепно, — пробормотала Галла. — До выборов меньше суток, а я официально кандидат, чьи агитматериалы оказались биохимическим оружием.

Ксера осела на стул.

— Я уже всё объяснила. Сказала, что ты тут ни при чём.

— Спасибо. Теперь все подумают, что у меня коварный кулинар-союзник.

Ксера посмотрела на неё снизу вверх, с виноватой улыбкой:

— Но зато теперь о тебе говорят все. Даже декан алхимии тебя сегодня обсуждал. Сказал, что у тебя «великолепное влияние на массы».

— Да уж, на желудочные массы точно, — вздохнула Галла.

Она опустилась на кровать и достала очки, всё ещё непривычно тяжёлые и тёплые после восстановления. Надев их, она услышала знакомый голос — иронично-вежливый, как будто цитировавший мастера Гемри:

— Стресс снижает ясность восприятия, мисс Винтер. Рекомендую глубокое дыхание и стакан тёплого молока.

— Спасибо, доктор, — буркнула Галла. — Может, ещё рецепт пирожков посоветуешь?

— Избегайте змеевика. Люди плохо реагируют на повышенный эфирный тонус.

Ксера удивлённо подняла голову:

— Что ты сказала?

— Ничего, — ответила Галла, снимая очки.

Комната погрузилась в привычную тишину. Но, откладывая очки на стол, она вдруг ощутила лёгкое послевкусие — странное ощущение, будто под этим саркастичным, «гемриевым» тоном в очках прячется что-то иное. Не голос, не мысль, а ощущение присутствия. Тёплое, тихое.

Она прислушалась. Очки молчали.

Но ей показалось, что где-то глубоко внутри линз что-то дрогнуло, будто кто-то хотел сказать… ещё.