За(в)учка против Мертвого Ректора

7. Поручение

Галла дошла до аудитории стихийного моделирования и опустилась на своё место, всё ещё чувствуя лёгкую дрожь в пальцах. Сумка упала на стол с тихим шлёпом, и тут же кто-то ткнул её локтем в бок.

— Ты чего такая бледная? — спросила Элерия, соседка по парте с вечно взъерошенной рыжей косой, уже знакомая Галле по преломлениям. — Опять читала запрещённое перед сном?

— Нет, — покачала головой Галла, стараясь улыбнуться. — Просто плохо спала.

— А-а-а… — протянула Элерия, закатывая глаза. — Тогда всё понятно. Это он.

— Кто он? — машинально уточнила Галла.

— Ректор, конечно. Он на тебя смотрел утром. Видела?

— Да мало ли на кого он смотрит, — отмахнулась Галла, чувствуя, как щеки начинают предательски теплеть.

Элерия склонилась ближе, понизив голос:

— Он никогда так не смотрит. Обычно он… ну, знаешь… как на мебель.

Прежде чем Галла успела что-то ответить, на её носу щёлкнули оправой очки. Она не надевала их — они сами выскользнули из сумки и оказались в руках.

— Запомни: изменение взаимно, — прошептал тихий, почти неслышный голос.

Она замерла, чувствуя, как к затылку подкатывает холодок.

— Ты в порядке? — Элерия нахмурилась.

— Всё нормально, — слишком быстро сказала Галла и сунула очки обратно в сумку. — Просто вспомнила… одно.

— … и, как я сказал, разрушение происходит не из-за воды, а из-за неверного давления воздуха, — выделенная голосом фраза профессора моделирования вернула Галлу в аудиторию.

В широкой стеклянной чаше перед доской вода мерцала голубым, а внутри медленно вращалась тонкая воздушная спираль.

— Стихийное моделирование — это не приказ, а диалог, — продолжал преподаватель и слегка повернул ладонь.

Вода вытянулась в прозрачный столб, воздух внутри вспыхнул серебристым светом.

— Если форму задаёт одна стихия — структура распадается. Но если форма предложена обеим…

Едва заметный жест — и столб раскрылся в сферу: водяной шар с вращающимися внутри пузырьками воздуха.

— … они поддерживают друг друга. Это и есть связка. Основа всех базовых защит.

Он усилил поток — шар тихо запел, вибрируя тонкой нотой.

— Запомните звук. Он скажет вам больше, чем любой трактат.

Щелчок пальцев — и вода вернулась в чашу гладкой поверхностью, будто ничего и не происходило.

— На следующей паре попытаетесь повторить.

Если, конечно, не перепутаете баланс стихий с собственной самоуверенностью.

«Не перепутаете баланс с самоуверенностью», — повторила про себя Галла. Слова профессора стекали, как поток, отражаясь в голове звенящими фразами: «В Академии ничто не меняется без причины» и «Изменение взаимно».

После обеда по расписанию стоял пироконтроль. Занятие началось резко — профессор Арлин, смуглая и стройная преподавательница с яркой рыжей шевелюрой, появилась у стола, будто вынырнула из самого жара. Одним коротким жестом она зажгла горелку — пламя вспыхнуло стремительно, горячо, как вспышка эмоции.

— Пироконтроль, — произнесла она, — это воля, а не осторожность или сомнения. Огонь слушает тех, кто решается первыми.

Она резко опустила руку — пламя мгновенно сжалось до узкого копья.

Взмах в сторону — огонь рванулся вбок, будто у него появились нервы и характер.

— Усиление. Импульс. Не думать, а делать!

Студенты начали повторять.

У Галлы огонёк дрожал, как испуганная свечка.

— Сильнее! — бросила Арлин. — Ты пытаешься убедить его, а нужно — заставить. Огонь не слушает сомнений. Только страсть. Ты должна хотеть управлять им больше, чем он хочет гореть.

Галла и сама не знала, чего хочет. Только порадовалась, что курс этот у неё ознакомительный и долго ей страдать не придётся… Непутёвый огонёк это понимал и, конечно, и не думал слушаться.

Арлин не сказала ни слова. Не ругала. Но то, как она смотрела на Галлу — спокойный, оценивающий взгляд без одобрения — было хуже выговора.

— Вернёшься к этому позже, — произнесла она холодно.

И обернулась к остальным:

— Следующий. Огонь любит тех, кто не сомневается. Упрямых и своевольных.

Пламя на её ладони вспыхнуло ярче, словно подчёркивая слова.

Вечером по пути к общежитию Галла наткнулась на мастера Гемри — как обычно небрежного с разноцветными гоглами, надвинутыми на лоб.

— Вижу, ты уже встретилась с ним, девочка, — сказал он вместо приветствия.

— С кем? — хотя вопрос звучал глупо, она всё же спросила.

— С тем, чьё имя в этой Академии лучше не произносить впустую.

И, не добавив ни слова, он ушёл, оставив Галлу наедине с ощущением, что её утро было не случайностью, а началом чего-то куда более сложного.

Галла сделала всего пару шагов, когда услышала тихий стук трости о каменный пол.

Она обернулась — ректор стоял у стены, как будто всё это время и ждал пока они не окажутся в коридоре вдвоём.

— Мисс Винтер, — произнёс он ровно. — Пройдёмте.

Слова не оставляли места для отказа. Галла поднялась и пошла за ним, ощущая, как всё внутри сжимается от предчувствия. Коридоры были пусты, и только дождь за окнами шуршал по подоконникам.

Он привёл её в небольшую, но странно обставленную комнату. Ни книг, ни бумаг — только овальный стол, два стула и на стене старинная карта, в которой реки и города были обозначены искрящимися линиями, будто живыми.

Ректор, повернувшись в тень, снял перчатку с правой руки — совсем ненадолго, чтобы раскрыть тонкий конверт из тёмного пергамента, но Галла успела заметить, что там и, правда, словно кисть мертвеца.

— Здесь… кое-что, что вы должны отнести в северное крыло, в Архив, — сообщил Сомбре, уже сокрыв свои ладони. — Никому не передавать, никому не показывать, — он положил конверт перед ней, и Галла почувствовала, что бумага под пальцами холодна, как лёд.

— Почему я? — спросила она, стараясь, чтобы голос не дрогнул.

Он задержал на ней взгляд, тот самый, что сегодня уже обжигал, — долгий, изучающий, и чуть… печальный?

— Потому что… вы уже изменились, мисс Винтер. А значит, вы меньше других испугаетесь того, что там увидите. Я надеюсь.

И он ушёл, оставив её одну с конвертом, холодом и ощущением, что, открыв его, она увидит нечто, что знает только из собственных снов. Галла осталась в тишине, держа конверт, будто он весил не меньше гири. Бумага холодила ладони, но холод был странный — сухой, как зимний воздух в морозную ночь.

Она сунула конверт в сумку, и в тот же миг очки внутри тихо шевельнулись.

— Не смотри внутрь. Пока не готова, — прошептали они, и этот голос был уже не насмешливым, а серьёзным, с оттенком тревоги.

— А что там? — едва слышно спросила она.

Очки не ответили.

Дверь комнаты за её спиной бесшумно закрылась, словно сама по себе. Галла оглянулась — никого. Лишь на карте на стене тонкая линия северного крыла слегка засветилась, словно приглашая её следовать.

Она вышла в коридор, прижимая сумку к боку. Академия в этот час уже готовилась к ужину, но северное крыло оставалось непривычно пустым.

Пустым и тихим.

На повороте коридора она замерла. Вдалеке, между колоннами, промелькнула тень — слишком высокая для студента, слишком быстрая для пожилого преподавателя.

— Они уже заметили, — сказали очки почти шёпотом. — Или он хочет, чтобы ты думала, что заметили.

Галла сглотнула. Странный холод от конверта начал пробираться выше, к плечам, и она вдруг поймала себя на мысли: а что, если поручение — не доверие, а проверка?

Она добралась до своей комнаты, так и не дойдя до Архива. Закрыла дверь, опустилась на кровать. Конверт лежал перед ней на коленях, и было отчётливое чувство, что стоит только чуть-чуть надорвать печать, и ответы — или ещё больше вопросов — окажутся в её руках.

Но она так и не решилась.

Снаружи в коридоре тихо стукнули шаги — неторопливые, уверенные. Она знала этот звук. Ректор.

Он не постучал. Не заговорил. Просто прошёл мимо.

И Галла поняла: он знал, что она не пойдёт сегодня в северное крыло.

Интересно, чтобы сказала на это профессор Арлин: проявление ли это сомнений или упрямство и своеволие?