За(в)учка против Мертвого Ректора

3. Первый звонок

Первое занятие — основы преломлений. Преподавал магистр Треваль — сухой, худой мужчина с прямой спиной, будто проглотил линейку. Галла заняла своё место, стараясь не встречаться глазами с другими студентами.

— Доброе утро, мисс Винтер, — произнёс магистр, холодно, но чётко. — Рад, что вы снова с нами. Наслышан… о вашем инциденте. Надеюсь, память не помешает освоить старое.

— Спасибо. Я постараюсь.

Он кивнул, но без доверия.

Галла чувствовала взгляды одногруппников. В их глазах — ожидание. Неловкость. Некоторые — подбадривающе улыбались, другие — с опаской отводили глаза. Наверняка слышали слухи: мол, после грозы в башне Лессинга Галла Винтер уже не та.

Возможно, она и правда другая.

На паре требовалось вызвать «внутреннее зеркало» — простое начальное заклинание для визуализации собственного состояния. У всех получались яркие образы: у кого — фонтаны, у кого — танцующие фигуры света. У Галлы — только её собственное отражение. Прямо как в том старом зеркале в собственной квартире.

— Плохо настраиваетесь, мисс Винтер, — процедил Треваль. — Обычно вы были… сфокусированнее.

«Я никогда не была ей», — хотелось сказать. Но Галла лишь кивнула.

В конце урока одна из студенток, невысокая рыжеволосая девушка, подсела:

— Эй, Гал. Слушай, ты совсем не помнишь, как мы ночью пробирались в обсерваторию? Или как ты спорила с Тревалем, что можно обмануть свет?

— Совсем нет, — честно ответила она. — Всё как в тумане.

— Ну, ничего… — девушка улыбнулась, но взгляд потух. — Может, вернётся.

Вернувшись в комнату, Галла сняла очки и провела пальцами по переносицы — ощущение было странное, будто часть её новой жизни уже легла на старое место. Она вздохнула, едва успев прилечь, как в дверь постучали — чётко и ровно, дважды.

Она открыла.

На пороге стоял мужчина. Высокий. В камзоле конца XIX века. Белые волосы — собраны в строгий хвост. Лицо — светлое, почти прозрачное. Глаза — как лед, как отсвет луны в ночной воде. На руках — белоснежные перчатки.

— Добрый вечер, мисс Винтер, — голос его был тих, но цепляющий, как шелест пергамента. — Ректор Академии Второй Эверы. Люсьен Сомбре.

— Добрый… — голос дрогнул.

— Завтра. Полдень. В башне Восьмой координаты. Нам нужно поговорить. О вашем… положении.

Он кивнул — вежливо, но сдержанно. И ушёл. Бесшумно, словно растворился в воздухе.

Галла стояла в дверях, прижимая очки к груди. Она чувствовала: этот мужчина знал, или догадывался. Он видел в ней не просто потерянную студентку.

Он видел чужака.

Вечер пришёл неожиданно быстро — как будто кто-то пролистнул страницу, забыв предупредить, что день заканчивается.

Солнце за окном тлело красноватым, как в зеве свечи, и Галла долго смотрела на него, опершись локтями о подоконник. За окнами звенела вечерняя тишина, наполненная далёкими голосами и каким-то особым хрустом — будто сама магия, уставшая за день, оседала в траву.

Комната была светлая, с вычищенным полом, двумя шкафами, столом и узкой кроватью с бордовым покрывалом. Всё аккуратно, на месте. Только не своё.

Ни книг на полке, ни фотографий, ни безделушек. Всё как будто стерильно, нарочно убрано, будто хозяйка собиралась начать жизнь с чистого листа — но не успела.

Галла провела рукой по краю стола. Там стоял небольшой ящичек с письмами. Она открыла его — несколько конвертов, на них красивые имена, витиеватые подписи. Друзья? Семья? Учителя? Всё это — кому-то было важно. Но не ей.

Ощущение собственной вторичности било особенно остро. Она жила — но в чьей-то уже начатой истории.

На постели она нашла простую ночную сорочку — льняную, чуть жёсткую. Надела, и ткань приятно холодила кожу. Она села на кровать, потом легла, вытянувшись на чужом матрасе, с чужими простынями. Подушка пахла полевыми травами и еле уловимыми духами. Не её. Не Галины Сергеевны. Не той, кто возвращалась домой к котам и отчётам, к бессменному чайнику и старому пледу.

— Люцифер, Минутка… — прошептала она в потолок, и горло сжало. — Простите, что я не успела вас накормить. Мама наверняка навестит вас в субботу, если не сможет дозвониться…

Ком в груди подкатил быстро и неотвратимо. За весь день она ещё ни разу не позволила себе по-настоящему почувствовать. Всё было как во сне. Но сейчас — в темноте, в тишине — сон внезапно стал реальностью, а та, настоящая, старая жизнь — далёким сном.

«Я умерла там? — пронеслось в голове. — Не знаю. Но часть меня — осталась там навсегда».