За(в)учка против Мертвого Ректора

5. Тот, кого не принято называть

В комнате было тихо. Слишком тихо, как для общежития, где за стеной обычно гремят смех, шуршит бумага, а где-то в конце коридора хлопают двери. Сегодня всё стихло, будто академия затаила дыхание.

Галла лежала на узкой кровати, уставившись в потолок. Тусклый магический светильник над дверью лениво колыхался, словно мог погаснуть в любую минуту. Она уже сняла очки, аккуратно положила их на тумбочку рядом с лупой — и всё равно чувствовала, будто они на неё смотрят.

Меняешься… — вспомнился шёпот. От этого слова по спине прошёл ледяной ток.

— Глупости, — сказала она в темноту. — Просто усталость. Новое место, новая жизнь, другой… нос.

Тишина ответила отсутствием даже привычных звуков — ни скрипа, ни шороха. Только её собственное дыхание.

Она перевернулась на бок, пытаясь найти удобную позу. Постель была чуть жёстче, чем дома, но в целом не мешала. Мешало другое — ощущение, что что-то должно произойти.

Через пару минут она услышала тихое щелк — будто кто-то коснулся оправы очков.

— Не спишь? — спросил едва слышный голос.

Галла села на кровати.

— Это уже слишком, — прошептала она, беря очки в руки. — Гемри говорил, что вы для чтения, а не для ночных разговоров.

— Мы видим и запоминаем, — ответил голос, чуть более серьёзно, чем днём. — Сегодня ты изменилась дважды.

— Дважды? — она прижала оправу к коленям.

— Утром — в глазах. Вечером — в коже.

Галла встала, подошла к маленькому настенному зеркальцу над умывальником. Магический ночник отбрасывал мягкий, но не слишком честный свет. Она надела очки, вгляделась… и не сразу поняла, что именно не так. Линия шеи? Чуть более тонкая? Или угол губ — на долю миллиметра другой?

— Вы уверены, что это не просто… восприятие? — спросила она очки.

— Мы — механизм. У нас нет восприятия. Только запись.

Сердце забилось быстрее.

— И что, по-вашему, будет дальше?

— Не знаем. Но мы запомним.

Она сняла очки, вернулась к кровати и опустилась на подушку, решив, что разговор окончен. Но сон не приходил. В темноте казалось, что зеркало у стены стало чуть больше, чем было днём.

Она закрыла глаза, считая до ста, потом до двухсот, стараясь выгнать из головы и шёпот очков, и собственное отражение. Но мысли упрямо цеплялись за то, что сказано: «Меняешься… дважды».

Сон подкрался незаметно, как туман. Сначала был шорох ветра и запах мокрой листвы, будто она стояла в старом парке после грозы. Под ногами — каменная плитка, влажная и тёмная.

Где-то впереди горел одинокий фонарь, и в его свете на мокрых камнях блестела лужа. Галла подошла ближе и увидела, что это не вода — это зеркало, распластанное по земле. В нём отражалось небо с рваными облаками и… чья-то фигура.

Высокий мужчина в длинном тёмном пальто или сюртуке, волосы светлые, развевающиеся на ветру. Он стоял так, будто знал, что она его видит, но сам не двигался. Глаза… светлые, но в их глубине мерцало что-то, от чего становилось холодно и тепло одновременно.

— Кто вы? — спросила она.

— Ты уже знаешь, — ответил он. Голос был глубокий, чуть глухой, и разливался эхом прямо в груди.

Она хотела шагнуть ближе, но зеркало-лужа дрогнуло, и оттуда тянулся тонкий, силуэт руки. Белая перчатка сползла с пальцев, и Галла увидела кости, обтянутые кожей — как у древнего мертвеца, мумии… однако эта рука была живой.

— Это не твоё время, — сказал он. — Но оно придёт.

Фонарь за её спиной погас, туман сомкнулся, и рука почти коснулась её ладони…

Она резко проснулась. В комнате было тихо, только за окном шумел ночной дождь. Очки лежали на тумбочке, неподвижные. Зеркало у стены казалось обычным.

Но в груди ещё долго отдавало то странное чувство — будто во сне она коснулась чего-то настоящего.

Утро выдалось серым. Небо над академией затянуло облаками, и дождь мелко стучал по высоким узким окнам коридоров. Галла шла в аудиторию, слегка пригнувшись под капюшоном студенческого плаща.

Сон всё ещё был свеж в памяти — настолько, что она пару раз ловила себя на том, что ищет глазами фигуру из тумана. Она почти убедила себя, что это просто игра подсознания, пока не свернула за угол в большой холл.

Там, у окна, стоял ректор.

Он, как и во сне, был в длинном тёмном сюртуке, с длинными светлыми волосами, падающими на плечи. Обычная для него строгая осанка, руки в белых перчатках за спиной. Но в профиль — та же линия скул, тот же поворот головы, что и в зеркале-лужице.

Он обернулся, и их взгляды встретились.

На короткое мгновение Галле показалось, что в его глазах промелькнуло узнавание. Не просто взгляд на студентку, а что-то… пристальное, почти осторожное, как если бы он тоже видел её где-то ещё.

— Мисс Винтер, — произнёс он ровно, но голос был чуть ниже обычного, почти глухой. — Вы уже оправились после… вашего эксперимента?

— Да, — ответила она, поправляя капюшон. — Спасибо, сэр.

Он сделал пару шагов ближе.

— Вы сегодня выглядите… — он будто подбирал слово, — иначе.

Галла почувствовала, как в ушах стучит кровь.

— Думаю, это просто погода, — выдала она, стараясь говорить легко.

Ректор слегка кивнул, но в его взгляде задержалось что-то, от чего хотелось одновременно отступить и шагнуть ближе.

— Не забывайте, — сказал он, проходя мимо, — в Академии ничто не меняется без причины.

Когда его шаги стихли, Галла поняла, что стоит, вцепившись пальцами в ремень сумки, и едва дышит.