За(в)учка против Мертвого Ректора

4. Самозванка

Она лежала, не зажигая света. На потолке бродили тени от витражей. Где-то за стеной кто-то смеялся — весело, искренне. Голоса неслись откуда-то изнизу: поздние посиделки, чай, магические анекдоты. У кого-то — просто обычная студенческая ночь.

А у неё — ночь перед допросом.

Встреча с ректором. С тем, кто — как ей казалось — уже что-то знает. И кто, быть может, сможет сжечь её ложь одним взглядом.

Галла лежала на боку, глаза не сомкнулись ни разу. Всё в ней сопротивлялось — незнакомой кровати, чужому телу, бесконтрольности. Прежде она была школьным завучем — той, которая знала всё наперёд, всех держала в голове и в расписании. Во многом незаменимой, профессиональной и безотказной. А теперь — никто. Пустое имя в списке.

Под утро она всё-таки задремала — на пару часов, урывками, в странных снах, где лестницы шли вверх, но оказывались под водой, где чайник вскипал и лопался, разливая на клавиатуру что-то живое и горячее, а в зеркале отражалась не она, а другая девушка.

Проснулась резко — как будто позвала сама себя. Мир был прежним. Всё так же чужим.

А за окном — начинался день, и ей предстояло встретиться с тем, кто слишком внимательно смотрит в глаза.

Утро вползло в комнату через витражи, отбрасывая на стены бледные цветные блики. Мир был слишком ярким. Слишком живым — и абсолютно не её.

Галла проснулась резко, как будто кто-то позвал — не голосом, но внутренним холодом: вставай, нечего прятаться. Тело отзывалось лёгкой ломотой, как после физкультуры в первый учебный день.

Она села на кровати. Сердце глухо бухало. Во сне она снова писала расписание — но вместо фамилий были неизвестные руны, а пары шли в подземелье.

В комнате было прохладно. Она нащупала халат — грубоватый, серый, с золотистой эмблемой академии на плече. Дома она носила старый вельветовый, потёртый, но любимый. Здесь — всё чужое. Всё как костюм, сшитый по мерке другого человека.

На столике у стены стоял кувшин с водой. Галла вылила немного в медную миску, обмакнула тряпицу, умылась. Вода оказалась ледяной. Она зашипела сквозь зубы, но не остановилась.

— Взбодрилась, — прошептала себе. — Живи, раз уж выпало.

Чистая одежда оказалась странно простой — белая рубашка, тёмный жилет, длинная юбка цвета чернил. Ворот с лёгким кружевом. Не совсем форма — большинство факультетов в будние дни имели относительно свободный дресс-код. Но ткань казалась дорогой, ровной. Галла одевалась аккуратно, по привычке, застёгивая пуговицы под горло.

Когда она подошла к зеркалу, то замерла.

Отражение всё ещё не слушалось. Лицо было знакомо — похожее на её в молодости, но не полностью. Волосы длиннее, глаза — чуть темнее. И что самое обидное — плохо видящие. Опять эти дурацкие очки!

Она щурилась, наклонялась ближе к стеклу. Раньше-то зрение было острое, почти до тридцати. А потом — очки. У кого ни спроси, скажет: возраст. Но теперь она была снова молодой — а зрение всё равно оставалось чужим, её.

Она завязала волосы в хвост, крепко. Это был простой жест, но он немного вернул её к себе. Привычное движение — контроль. Выдохнула. Оглядела комнату ещё раз, будто надеялась увидеть подсказку, секрет, способ сбежать.

Ничего. Только день, только дорога, только башня ректора.

Когда она вышла в коридор, там было пусто. Кто-то тихо скрипел пером в соседней комнате. Вдали — звук шагов, хлопок двери. Академия жила своей жизнью, не зная, что среди них ходит завуч средней школы с неоконченным расписанием в голове.

Галла выпрямилась, как на педсовете, и направилась вниз по лестнице. В ботинках немного натирало — не её размер. Пусть.

«Всё не моё, но я — всё ещё я.»

Коридоры академии были слишком высокими. Не просто по архитектуре — по ощущению. Каждая арка, каждый свод как будто давили сверху, напоминая, что ты здесь гость. Или узник.

Полы были гладкими, выложены серо-зелёным камнем, отшлифованным до блеска. Магический холод исходил от них даже сквозь подошвы. Галла шла, стараясь держать спину прямо, не выдавать, как отчаянно ищет глазами указатели. К счастью, указатели здесь были живыми — длинные ленточки, парящие у потолка, с переливчатыми буквами. Она выбрала: «Ректорская башня восьмой координаты. Приём преподавателей и студентов строго по договорённости» — и пошла за ленточкой.

По дороге попадались первые люди.

Галла опустила взгляд, сделала вид, что сосредоточена. Кто-то из студентов при её приближении шептал, кто-то замолкал. Один мальчишка — не старше шестнадцати — даже быстро отмахнулся, как будто видел её в дурном сне.

— Серьёзно? — подумала она, скрывая раздражённую усмешку. — Что с ним сделала та, до меня?

На лестничном пролёте навстречу шли двое преподавателей — пожилой мужчина в мантии с металлическими застёжками и женщина в синей накидке. Оба при виде неё чуть притормозили.

— Мисс Винтер, — произнес он, сдержанно кивнув. — Доброе утро.

Женщина кивнула осторожнее — почти с опаской.

А потом добавила:

— Рада… видеть вас в добром здравии. Мы… беспокоились.

— Спасибо, — ответила Галла, стараясь говорить ровно. Голос звучал молодо, как и тело. Но внутри — как будто другой тональность, более старая. — Уже лучше.

Преподаватели переглянулись, но ничего не сказали. Разошлись.

Мы беспокоились.

Рада видеть.

В добром здравии…

Она шла дальше и чувствовала, как с каждым шагом нити чужой жизни обвиваются плотнее. Эту девушку здесь знали. Возможно, боялись. Возможно, уважали. Или, может быть, считали странной, сумасшедшей, опасной.

А теперь эту роль исполняет она.