Африканский рубеж 9

Глава 25

На аэродроме в Бо пахло авиационным керосином, травой и пылью. Вереница машин начала движение к вертолётам, чтобы встретить основной «груз». Несколько пыльных внедорожников смотрелись достаточно органично посреди африканской саванны.

Но всё это было где-то в стороне. Для меня и моего оппонента мир сузился.

Я медленно стянул пропитанные потом кожаные перчатки и убрал их в карман. Белый шлем ЗШ-5 аккуратно снял с головы и передал технику, который стоял недалеко от вертолёта. Выдохнув и смахнув пот со лба, я подошёл к Ричарду ближе.

Спустя столько времени, как война в Сирии нас связала, мы оказались в метре друг от друга. Вокруг гудели остывающие турбины, перекрикивались техники, лязгали борта машин, но для нас двоих наступила вакуумная тишина.

— Тот самый, дружище, — указывал Гиря на Кроу.

Американец стоял прямо, несмотря на руки, грубо стянутые за спиной. Камуфлированная форма на нём пропиталась кровью и была испачкана в пыли.

И он так же, как и я, не отводил взгляд. Его серые глаза, окружённые грубой сеткой морщин, не просто смотрели. Они ввинчивались в меня. В них не было страха пленного. Скорее ненависть такой концентрации, что казалось, воздух между нами сейчас затрещит от статического электричества.

Кроу медленно, с хищным вниманием скользнул взглядом по моему заросшему лицу. Осмотрел камуфляж «бутан» и задержался на разгрузке с магазинами.

Такое ощущение, что Ричард фотографировал каждую черту, чтобы найти меня даже на том свете. Его желваки ходили ходуном, перекатываясь под кожей.

— Ненавижу, — наконец прорычал он хриплым, прокуренным голосом.

Сказал он это на русском языке. Коряво, но разобрать у меня получилось.

Я стоял неподвижно. Руки опущены по швам. Ни один мускул не дрогнул. Хотя правый кулак у меня чесался. И это несмотря на то, что передо мной старик, которому за шестьдесят.

Слишком хорошо я помнил, что стало с моими товарищами и сколько зла принесли подонки, подобные Кроу.

Ричард оскалился и сделал полшага вперёд. В этот момент Кирилл дёрнулся, но Кроу сам остановился, сверля меня взглядом.

— Ты же сдохнешь. Все твои люди сдохнут. Если надо, я вас всех и в аду достану, — продолжал Кроу пугать меня, говоря сквозь зубы.

Наверняка он ждал, что я отведу глаза, начну оправдываться или, наоборот, сорвусь на крик. Он хотел увидеть мою слабость или мою злость. Может был готов и апперкот от меня принять.

— Не торопитесь, мистер Кроу. На том свете принимают круглосуточно, — ответил я.

Я смотрел на него снизу вверх, спокойно и отстранённо. Как смотрят на ядовитую змею за толстым стеклом террариума.

Моё ледяное спокойствие бесило его. Я видел, как раздуваются его ноздри, как на лбу вздулась вена. Он хотел драки, хотел эмоций. А получил презрение.

В этот момент подошёл и Гаранин. Он обратился к Кроу, зачитав что-то вроде обвинения. Ричард промолчал, стерев кровь с лица, и повернулся в сторону автомобилей.

— В машину, — спокойно сказал Седой, стоя неподвижно.

Гиря схватил Кроу за локоть и потянул за собой. Но Ричард сразу не дал себя уволочь.

— Что-то хотели сказать? — спросил у него Гаранин.

Кроу не шелохнулся ещё секунду. Он в последний раз взглянул на меня, посылая безмолвную угрозу.

— Хорошая работа, генерал. Я только об одном жалею.

— О чём?

— Что вы, как и он, остались живы, — кивнул Ричард в мою сторону и пошёл к машинам.

Более он не обернулся. Я медленно выдохнул, чувствуя, как футболка под курткой комбинезона прилипла к спине. А ещё возникло ощущение, будто с шеи и с плеч сняли огромный груз.

Но так ли это?

— Не один я связан с Кроу, верно?

Сергей Викторович кивнул, подошёл ко мне и пожал руку.

— Да, вы правы. Я был военным атташе в Сирии. Чужими руками, но этот человек повинен в смерти троих моих коллег. По счастливой случайности меня в кабинете не оказалось, когда грузовик пробил ограждение и врезался в здание.

Вот же судьба! Я и не знал об этом теракте. Более того, ведь однажды и я чуть не погиб от подобной акции.

— К текущим делам. Молодцы, Сан Саныч. Поставленная задача выполнена.

— Спасибо, Сергей Викторович. Один вертолёт потеряли. Уничтожили прям там.

— Да, я знаю. Теперь это уже дело дипломатов. Нам либерийцы ещё спасибо скажут. Им наёмники и самим уже надоели, — произнёс Седой.

Рядом со мной появились Марат Резин со своим оператором. Следом подошёл и мой оператор Аркаев. Ребята выглядели сильно уставшими и совсем не радостными. Беслан и вовсе был мокрый, как после душа.

— Разрешите обратиться к командиру, — спросил Резин у Гаранина, и он молча кивнул.

— Говори, Марат.

— Там… к повтору борта готовят. Спрашивают сколько и чего подвешивать, — сказал Резин, но на этот вопрос Гаранин решил ответить сам.

— Готовьтесь к вылету в Кенема. У нас впереди несколько долгих дней в Африке. Рубеж ещё не пройден, — спокойно сказал Сергей Викторович, надел очки и ушёл к машинам.

Я отпустил ребят к палаткам и сказал готовиться к вылету. В этот момент из двух приземлившихся Ми-8 начали вылезать представители группы, которая работала в Лоуэр-Камп.

Одним из первых вышел Виталий Казанов. Контраст с его обычной статностью был разительным.

Виталик был всё ещё крашенным блондином, но чересчур «помятым». Рука перевязана, форма разодрана, но лицо по-прежнему без эмоций. К нему тут же подбежал врач, но он не отдался «в объятия» медицины.

Казанов перехватил мой взгляд и подошёл ко мне.

— Неважно выглядите, Виталий Иванович, — сказал я.

Разведчик устало кивнул мне, достал из кармана мятую пачку «Мальборо» и прикурил спичками сигарету.

— Где достали? — спросил я, показывая на пачку.

— Парни в вертолёте дали. Кстати, видел вашу немую дуэль с Кроу. Что думаете о нём?

Удивляет меня работоспособность этого человека. Он почти неделю был в плену, побит и ранен, но всё ещё думает о работе.

— Искры из глаз, конечно, не летели. Но я думал, он мне глотку перегрызёт.

Казанов кивнул и повернулся в сторону кортежа машин. Ричарда Кроу ещё не успели посадить на заднее сиденье одного из внедорожников.

— Я о другом, Сан Саныч. Каким он вам показался? — спросил меня Казанов.

Подобный вопрос мне не сильно понравился. Что-то мне подсказывает, не просто так было сказано взять главу Блэк Рок живым.

— Он нас ненавидит и данного факта не скрывает.

— Вы уверены?

— Он мне так прямо и сказал. Хочет убить всех.

Казанов затянулся и медленно выпустил дым.

— Надорвётся. Я немного приведу себя в порядок, и мы с вами поговорим. Слегка устал, — ответил Виталий и пошёл в сторону машин.

Сомневаюсь, что Казанову дадут много времени отдохнуть. Вообще, было бы интересно узнать, как узнали настолько точную информацию о Кроу. Высчитать практически до минуты, где и когда он будет очень сложно. Если не сказать, что практически нереально.

Однако у нас всё очень чётко получилось. А в деле его попадания в плен и вовсе столько неясного и странного. Но ведь это же Казанов, сотрудник одной из двух самых сильных разведок мира.

— Иваныч, а можно ещё вопрос? — окликнул я Виталия и догнал его.

— Вам можно, — ответил Казанов и остановился.

— Рад слышать. Иваныч, а не поделишься секретом, как у тебя всё так классно получилось? Плен, колонна, приезд Римакова. Не, я всем доволен, но настолько всё гладко пройти не могло.

Виталий глубоко затянулся, выпуская струю дыма в голубое небо.

— Могло, Сан Саныч. Как видишь, у нас всё прошло гладко.

— Ну да, — ответил я.

Думаю, что Казанов понял — в такие совпадения я никогда не поверю.

Я развернулся и пошёл к палатке. Спина прямая, шаг твёрдый. Но я кожей чувствовал взгляд Кроу. Его всё ещё не посадили в машину.

После небольшого отдыха нам довели, что «доставка» Кроу переносится на послезавтра. По информации от Гаранина, прилетит самолёт из Союза, который и заберёт Ричарда. Решение было принято ввиду того, чтобы не держать его долго в Лунги. Там побольше всяких лишних глаз.

Так что пока Кроу содержался в городе. Где именно я не знал, да и не было это мне интересно.

Но так в армии не бывает. Если одну задачу сняли, то тут же возникает и следующая. В нашем случае нам добавили ещё пару рейсов в район Нджалмы, чтобы забрать оттуда одну из наших групп спецназа и доставить солдат правительственных войск.

Однако и на послезавтра вылета в Лунги не было. Зато работы по обеспечению наших войск и перемещению Гаранина меньше не стало.

Так что отдых к нам приходил только по вечерам. Именно тогда можно было «разложиться» в брезентовой палатке.

В этот вечер ничего не менялось. Я лежал на кровати, почитывая русско-английский разговорник и тихо проговаривая слова.

Эту брошюру с изображением советского военно-морского флага мне дал один из техников. Так что лишние дни в Африке теперь будут проведены с пользой.

Закончив заниматься «языком» и налив себе чай, я вышел на улицу и сел на ящик из-под боеприпасов.

Африканская ночь падала на землю стремительно, словно кто-то выключил рубильник. Ещё полчаса назад горизонт полыхал багровым цветом, а теперь аэродром Бо утонул в вязкой, непроглядной тьме, разбавляемой лишь редкими прожекторами периметра и светом карманных фонарей. А ещё взошла луна, добавлявшая шарма ночи. Жара немного спала, но воздух оставался тяжёлым, влажным и липким.

— Не спиться, Саныч? — подошёл ко мне Кузьмич, который возвратился с вечерних водных процедур.

— Рано ещё. Надо же и подумать, и чай попить, — ответил я и подвинулся, чтобы Константин мог сесть.

Бортовой техник присел рядом и так же посмотрел на яркую луну.

— Красота! Только дома лучше, верно? — спросил у меня Кузьмич.

— Да. Дома всегда лучше.

— Знаешь, я немного подустал, Саныч. Сколько ты уже на войне?

Интересный вопрос задал Кузьмич. Причём я и сам задумался об этом. Быстро оценив, сколько за последние годы у меня было спокойных месяцев и дней жизни, насчитал я немного.

— Не меньше тебя, Кузьмич.

Бортовой техник кивнул и вновь посмотрел на луну. Он молчал, слушая ночные звуки.

— Думаю, что даже больше. Гораздо больше, — тихо сказал Кузьмич и ушёл в палатку.

Поразмыслить над словами Константина я не успел. Вдалеке показались фары приближающегося к нам внедорожника. Не прошло и минуты, как машина остановилась и из неё вынырнула фигура Казанова.

— Не спится, Сан Саныч? — вместо приветствия спросил он.

— Сегодня всех интересует, почему я не сплю, — ответил я, ставя пустую кружку на ящик. — Что-то случилось?

— Случилось. Наш «друг» заговорил. Точнее, изъявил желание. Но есть условие.

Виталий присел на край соседнего ящика и посмотрел мне в глаза. В свете далёкого фонаря его лицо казалось серой маской.

— Какое?

— Он хочет видеть тебя. Сказал, что будет говорить только в присутствии «того русского пилота». С остальными он играет в молчанку или просто хамит.

Я хмыкнул. Странная честь.

— И что вы решили?

— Гаранин дал добро. Кроу утверждает, что информация критическая. И касается она не только прошлого, но и, скажем так… нашего ближайшего будущего. Поехали.

— Странно. Похоже на последнее желание перед смертной казнью, — предположил я.

— Всё может быть, — ответил Виталий и поправил кобуру с пистолетом.

Проехав по вечернему городу, мы остановились у здания полиции. Выглядело оно как приземистая бетонная коробка, которую, кажется не ремонтировали с момента ухода англичан. Здесь царило некое запустение. Окна зияли чернотой, штукатурка висела лохмотьями.

У входа дежурили двое наших солдат и столько же представителей армии Сьерра-Леоне. Увидев нас, они молча расступились, пропуская в здание.

Внутри пахло сыростью, плесенью и застарелым запахом дешёвого табака. Странно, но никаких других военных я не увидел. Про полицейских и говорить нечего. Наши шаги гулко отдавались в пустом коридоре, где под ногами хрустела отвалившаяся кафельная плитка.

Спустившись на нижний уровень, мы подошли к одному из кабинетов. На входе стояло ещё двое наших бойцов и Гиря.

— Не спится, Сань? — спросил Кирилл.

— Ты не поверишь. Не хочу, — в третий раз ответил я на данный вопрос за этот вечер.

И почему всех так интересует мой сон.

— Мы оборудовали временную «комнату для содержания» в бывшем архиве полиции. Камеры для задержанных тут все разбиты, — пояснил Казанов.

Гиря кивнул и показал солдатам отойти от двери. Странный манёвр, как мне кажется.

— Отправляем его утром? — спросил Кирилл у Казанова.

— Да. Есть распоряжение, — ответил Виталий, толкая обитую потрескавшимся дерматином дверь.

Комната встретила нас тусклым, желтоватым светом единственной лампочки, свисающей с потолка на голом проводе. Вокруг неё в безумном танце бились крупные ночные мотыльки, отбрасывая на стены дёрганые, пляшущие тени.

Обстановка была спартанской, если не сказать тюремной. Обшарпанные стены, когда-то выкрашенные в казённый синий цвет, теперь были покрыты грязными разводами. В углу гудел старый напольный вентилятор, безуспешно гоняя горячий воздух.

Посреди комнаты стоял тяжёлый металлический стол, привинченный к полу, и три стула.

Ричард Кроу сидел к нам спиной. Услышав скрип двери, он медленно повернул голову. Дверь за нами захлопнулась, отрезая звуки внешнего мира. Мы остались втроём.

Напряжение висело в воздухе плотнее, чем сигаретный дым.

Кроу выглядел лучше, чем несколько дней назад. Грязи на лице нет, форма на нём уже не порванная, а новая. На столе несколько книг, которые ему выдали для скоротания времени. Однако взгляд остался прежним. Таким же цепким и холодным. Он скользнул по Казанову, задержался на его перевязанной руке, усмехнулся уголком рта и перевёл взгляд на меня.

— Привёл всё-таки, — прохрипел он на английском. — Я думал, этот пилот побрезгует.

Виталий перевёл мне слова Кроу. Я ничего не ответил. Постояв секунду, подошёл к столу и отодвинул стул напротив него. Ножка стула противно скрежетнула по бетону.

— Я не на светский раут пришёл. Говори что хотел. У меня мало желания смотреть на твою рожу.

Казанов перевёл и молча сел сбоку, достал блокнот и ручку. Он всем своим видом показывал, что он здесь лишь наблюдатель. Но я видел, как напряглась его здоровая рука.

Кроу откинулся на спинку стула.

— Времени у тебя, командир, мало. Меньше, чем ты думаешь, — тихо произнёс он, и в этом тихом голосе угрозы было больше, чем в любом крике.

— Ты говорил об информации, — спросил я.

— Информации? — Кроу вдруг оскалился, обнажая белоснежные зубы. Голос его был сухим, лающим, похожим на кашель.

— Именно о ней.

Ричард выдохнул, продолжая испепелять меня взглядом.

— Да. Вот что я хотел бы тебе сказать, пилот. Вы, русские, хорошие солдаты, но в политике слепые щенки.

Он подался вперёд, и его лицо оказалось в круге тусклого света. Глаза лихорадочно блестели.

— Неужели ты думаешь, что меня будут судить? Или сгноят в сибирских лагерях? — Ричард презрительно скривил губы.

— У нас и не в Сибири есть «места не столь отдалённые». Будет у тебя время оценить их гостеприимство.

— Я — актив. Я — разменная монета высшей пробы. Через месяц, максимум два, меня тихо обменяют на каком-нибудь мосту или в аэропорту нейтральной страны на пару ваших провалившихся агентов. Я вернусь в Рестон, выпью виски и буду работать дальше. А ты останешься глотать пыль и ждать пулю.

Я слушал его молча, чувствуя, как внутри закипает холодная ярость.

— Значит, ничего нового ты сказать не хотел? Весь этот цирк с «важной информацией» только ради того, чтобы похвастаться своими связями? — спросил я ровным голосом.

— Я хотел посмотреть в глаза человеку, который считает, что победил. И сказать тебе лично: в Советском Союзе меня долго не удержат. Система, которой ты служишь, сама же меня и продаст. А когда выйду… я найду каждого из вас, — прошипел Кроу.

Он откинулся на спинку стула с видом победителя. Вся его «критическая информация» оказалась блефом, попыткой деморализовать нас, плюнуть в душу напоследок. Он просто тянул время и тешил своё самолюбие.

— С ним не о чем говорить, — бросил я, чувствуя брезгливость, словно наступил в грязь.

Я резко отодвинул стул, встал и посмотрел на Виталия. Тот сидел неподвижно, опустив голову, будто изучал свои ботинки.

— Зря только время потратили, Иваныч. Пошли отсюда. Пусть его охрана пакует, — сказал я.

В этот момент что-то неуловимое в атмосфере комнаты изменилось. Исчез звук скрипящего карандаша, которым Виталий до этого водил по блокноту. Стало слишком тихо. Даже вентилятор, казалось, перестал гудеть.

— Иваныч, ты чего? — спросил я.

Казанов всё так же сидел на стуле. Его лицо по-прежнему было каменной маской, лишённой всяких эмоций. Взгляд остекленел.

Я видел каждое его движение. Будто смотрел всё в замедленной съёмке. Чёрный зрачок ствола пистолета поднимался вверх.

Мгновение, и раздался выстрел.